Великий князь всея Святой земли - Андрей Синельников

Это еще только утренняя трапеза, днем они с родичами попрощаются, поплачутся, а вечером княжеский пир, проводы, на большом дворе в тереме. Там на площади накрывают столы, и бочонки выкатывают с медами да взварами, режут быков, да баранов, пекут пироги. Главный пир там, вечером, а сегодня с утра последние наставления, последняя приглядка княжича к тем, кто с ним в дорогу пойдет, на кого ему в пути опираться, и с кем ему совет держать, а придется, не дай Бог, и в бою спина к спине стоять. Андрей опять поднял взгляд от блюда с бараниной.

– Достойных отроков здесь человек двадцать, значит вместе с челядью и старшей дружиной, до Царьграда, через немирные земли, пойдет сотни две воев. Это хорошо, спокойно. Да и с царевной, назад в Киев, можно будет легко человек сто старшей дружины отпустить, да еще Базилевс своих столько же даст, а то и поболее – дары сторожить. Дойдут, знать. Значит со мной, в Святой Град, считай на круг, человек сто и отправится. Нормально, и в дороге спокой, и на покое не в тягость, так и порешим, – Он еще раз обвел всех взглядом, и только уверился в своем решении.

– С этими, сам черт не брат, – мысленно трижды плюнул через левое плечо, чтобы не сглазить. – А с такой ведуньей, как Малка, да с таким книжником, как Микулица, с добрым словом и советом Данилы, глядишь, любая дорога скатертью покатится, – Улыбнулся, вспомнив о самых близких, – Ну, пора к отцу в терем.

Он незаметно встал, что бы не мешать остальным, и боковым проходом, волчьим своим шагом, выбрался в коридор, ведущий к двери в конюшню, где его ждал Данила с жеребцом в поводу. Накинув праздничный кафтан, и пристегнув к поясу меч, Андрей вскинулся в седло и выехал со двора. Стремя в стремя к нему следовал Данила.

– Как тень, – отметил про себя княжич, – Как три, – поправился он, заметив отъезжающих от коновязи Малку и Микулицу.

– Вот бисовы дети. Когда ж они коней успели взнуздать? – чертыхнулся про себя Данила, заметив отроков, при этом одобрительно усмехнулся в сивые усы, – И коней взнуздать и парадные кафтаны с бронями приготовить, – Уже удивленно отметил он. Наметанным глазом, различив под жупанами кольчужные рубахи, у одного и у другого, – Ну ладно, эта колдунья все насквозь видит, но ведь и этот книжный червь туда же, – Опять одобрительно подумал, – Ладно детки, молодцы, мне подмога, есть на кого в долгом пути опереться.

Хотя и остальных старый воин знал не хуже и верил им, как себе, небось сам учил последние пять лет, можно сказать из соски выкормил.

Выехав за ворота, все четверо пустили коней галопом, разгоняя в узких улочках кур и гусей, и разбрасывая грязь по заборам. Ни княжич, ни попутчики его, челядь с собой не брали. Для куражу она была не нужна, а опаски от родного батюшки он не имел. Поэтому, пронесшись по низовому городу, они малым числом на себя внимания не обратили, и минут через десять были у ворот верхнего княжьего терема, где Данила, не слезая с коня, ткнул гулко шестопером в ворота, которые отворились тотчас. Старого вояку не знал в Суздале почитай только новорожденный, и то первый месяц, пока глаза не разлиплись.

Андрей со спутниками, пригнувшись, въехали во двор, более напоминавший огороженное поле, отметив про себя, что приготовления к вечернему пиру были в полном разгаре. Любил князь Юрий Владимирович гульнуть, так чтобы небу жарко было, не отнять это было у князя Ростовского. У коновязи поводья перехватили княжьи стремянные, помогли сойти с коней и проводили: княжича в горницу, в парадные палаты, а остальных, на гостевую половину, меду отпробовать и отдохнуть с дороги. Хотя чего им отдыхать Данила взять в толк не мог, но понял, не хочет князь при разговоре с сыном лишних ушей.

Андрей вошел в княжескую палату вслед за саженным гриднею, затем тот отступил назад, и закрыл за ним дверь. Посреди палаты в высоком кресле сидел князь Юрий, погруженный в какую-то свою, ни кому не ведомую думу. Андрей замялся, но отец, уже очнувшись, повелительным жестом указал ему на лавку подле себя.

В горнице было сумрачно, свет едва пробивался через окна, затянутые слюдяными листами, пахло чем-то вкусным, на ладан не похожим. В красном углу различалась икона Богородицы, потемневшая от лака, с лампадкой тускло освещавшей золотой оклад. Все это княжич выхватил одним взглядом и тут же перевел его на отца.

– Ну что, сынок, – отец ни когда не называл его так ранее, – Пора пришла поговорить о деле. Знаю, знаю, дни ты ненароком не терял, не с девками их провел на сеновале, и не с дружиной за гулливым столом. Не смотри на меня удивленным взглядом. Тебя уже учили чувства в глаза не пускать, – Он засмеялся в голос, наслаждаясь произведенным эффектом, чем еще больше смутил сына.

– И не греши на друзей, даже в мыслях, у меня свои способы все знать. Ты еще в начале пути, а я уже перевал жизни перешел, много видел, много каких знаний получил, много с кем знался и ведался. О том наш с тобой разговор ноне. Это только присказка – сказка впереди. Все тебе и волхвы, и схимники поведали, пришла моя пора. Ты знаешь, что был я в Святой Земле, служил там Деве Богородице без корысти, в храме Святая Святых и за годы эти премногия мудрости набравшись. Часть того, что знаю, постараюсь тебе открыть.

Юрий задумался, ушел в себя будто вспомнил все, тяжело вздохнул, огладил бороду и повел рассказ.

Рассказ я свой начну с того времени, как прибыл я со своими дружинниками в Святую Землю, куда в то время направились многие достойные мужи от лучших дворов. Все мы родственники, те, кто правит в этом мире. Все мы дети одного рода. Когда-то, в далеком прошлом, праотца нашего – Мазадана заманила в свой замок «Лесная Гора» волшебница Моргана. После этого родились у нее два сына: Ангел и Артур. И пошли от них два рода – Ангелов и Артуров – медведей, которые и правят сейчас во всем подлунном мире. Мы, сынок, из рода Ангелов, а воеводы наши и правители других земель из рода Артуров. Впрочем, и мать твоя… – Он задумался. Видимо опять провалившись в воспоминания, – Красавица степная… из медвежьего рода была…. Поэтому на их щитах медведи и соколы, а на наших щитах львы и орлы. Помни это, сынок, не враги кругом тебя, а родня. Но не мирно жили родичи, забывать стали заветы пращуров, все больше полем, враждой споры решать начали. То дядя племянников ущемит, то брат на брата войной пойдет.

Тогда решили все, на время отложить усобицы и собрались в городе Любече, на большой Собор. Все княжеские роды прислали старших своих на Собор, все правители земель Ойкумены, то есть земли обетованной, обитаемой и потому так прозываемой. На том Соборе постановили всем встать под руку того, кто на старшем столе, на отца место сидит, и слушаться его беспрекословно, а надобно ему будет, по первому его зову присылать ему дружину свою или самому являться с воями. А буде ослушается кто, править его по Правде, кою утвердили для всех обязательным законом, и наказывать так, чтоб другим неповадно было.

Для того же, чтобы все под одним Богом ходили, что бы клятвы одни давались, вспомнили все про Веру пророка Иисуса, Веру жесткую, Веру меча и огня, и порешили, быть ей единой для всех Верой. Так решив, присягнули все, на этой теперь для всех единой Вере, в верности уложениям Собора Любеческого. Послали за ессеями и учениками того Иисуса, и просили их крестить страны наши по законам у них принятым. А в землях, где создали они государство свое – Новый Израиль, то есть Новый Богоборец прозываемое, порешили создать место для обучения новых дружин. Подвести их под руку старшего на столе, остальным признать закон нарекаемый «вассалитет», закон главенства старшего над младшим над вассалом то бишь. В Землю же Святую послать лучших отпрысков из лучших родов, чтобы служили после отечеству Словом и Делом.

Всего за два года, после того как государи призвали к себе учеников Иисуса, называемого с тех пор по-ромейски Христом, построили они в своих землях столицу государства своего, и дали имя ему Иерусалим, как бы показывая, что Вера их на других верах стоит, и центр ее именем Святого Града наречен. Ходит у них некая быль, что посланец Всевышнего, единого для всех времен и народов, царь-священник Мелхиседек преломил хлеб и поделил вино с основателем города сего – праотцем всех пуленов, так себя они стали называть с того времени. Звали, мол, того основателя Авраам, хотя имя его на языке местных племен и означает «праотец». Авраам же сей, от имени всех жителей той страны и последователей новой Веры, дал обет о службе верной и единой не царям и королям земным, а самому Господу нашему. С тех пор носит Вера эта имя Авраамовой Веры, одной для всех народов. Все ее исповедующие обязались служить ей по Вере и Правде и десятину Богову платить хабаром, то есть десятой частью добра, в святых войнах завоеванного и душами, то есть каждым десятым воином на службу Господу отданным.

– Я слышал батюшка, что некий Авраам вместе с неким Исаией принес веру Иисусову в наши места, – смиренно спросил Андрей.