Метель - Леонид Леонов

СТЕПАН. Да, я буду работать больше всех… Я не обману тебя. Там, в горах, есть дешевые отели, и мы погостим недолго. И мы отдохнем…

Внезапный катастрофический треск за дверью. Упало что-то большое.

Кто там ломится, взгляни.

КАТЕРИНА не успевает дойти до двери. Снова что-то трещит, и вваливается ЛОПОТУХИН. Он в бывшем парадном вицмундире со споротыми пуговицами. Манжетки свесились на кисти рук, брюки гармоникой, стоячий воротничок врезался в шею, шапка набекрень. Шубу он, как тушу волочит за собою. Держась за драпировку, он тускло смотрит перед собой.

КАТЕРИНА. Вы за Валей, Никон Васильевич? Она с Васькой ушла.

ЛОПОТУХИН (еще стоя на ногах). Принес новогодние поздравления… мошенники!

Молчание.

Что ж ты меня не прогонишь, Сыроваров? Ты притопни на меня, Сарда, Сарда… (И, не договорив, махнул рукою.)

КАТЕРИНА. Степан, скажи ему что-нибудь! Прогони его… Ты его боишься?

СТЕПАН (поднявшись). Катя, я прошу тебя… (хлопотливо.) Садитесь, прошу вас. Дай сперва Никону Васильевичу закусочки…

ЛОПОТУХИН. Ок-корок капусты, кочан ветчины!.. (Хохоча.) А водочку припас, мошенник?

Согнув палец крючком, он зовет Степана в соседнюю комнату. И подчиняясь магии жеста, СТЕПАН покорно выходит. ЛОПОТУХИН через плечо смотрит на Катерину.

Эх, улетели бы вы отсюда, ангел божий, пока вас дьявол не покусал!

Поворот сцены, по которой, пошатываясь, идет ЛОПОТУХИН. Узенькая прихожая, где вешалка с шубами лежит на полу. Потом длинный и нескладный кабинет Степана. Досчатые полки прогнулись от наставленных в беспорядке, большей частью без переплетов, книг. Письменный стол с образцами всякого фасонного литья. Свет уличного фонаря падает на правую сторону, на большой портрет Чернышевского. ЛОПОТУХИН опускается на диван, на аккуратно накрытую степанову постель. Света не зажигают. Метель в окне.

ЛОПОТУХИН. Слушай мое решенье. Еду с тобой заграницу. Бери меня, я твой. Ты победил меня, Сыроваров!

СТЕПАН. Я вас не понимаю, Никон Васильевич…

ЛОПОТУХИН. Валька меня жует: папка раскройся, что тебя давит, раскройся!… А уж она ключик под меня подберет, такая!…

СТЕПАН. Вам же не дадут заграничного паспорта, Никон Васильевич!

ЛОПОТТХИН. А ты похлопочи-и.

СТЕПАН. Просто вам надо выспаться сперва, а потом съездить в Крым полечиться. Губы-то совсем синие!

ЛОПОТУХИН. Губы синие, а глаза красные, а руки (выставил их перед собою) совсем белые. Что ты из меня наделал, Сыроваров? Я в бога верил, как с тобой спознался. Ты им тогда речь говорил, помнишь, они стояли нищие, рваные, и плакали. Я, как собака, за тобой пошел… Я, как тайну, твою узнал, закопать себя хотел с нею вместе!

СТЕПАН. Не надо подслушивать вещи, непосильные для вашего ума.

ЛОПОТУХИН. Ты меня деньгами связал…

СТЕПАН. Так не берите их, чудак.

ЛОПОТУХИН. Я… я холуй при твоей тайне стал!

СТЕПАН (в ярости). Так освободись, дурак… кинься в ноги Поташову!… (Тихо.) Он, конечно, спросит, почему вы молчали столько лет.

Трясущимися руками ЛОПОТУХИН пытается закурить. Папиросы скачут на пол из коробки. СТЕПАН берет одну из оставшихся.

А вы хорошие папиросы стали курить, Лопотухин!

ЛОПОТУХИН топчет рассыпанные папиросы, путаясь в сбившейся на пол постели. Потом сидит, еле переводя дыхание: ему душно.

ЛОПОТУХИН. Лютый, лютый… Ты там всех царей и визирей ихних под нози, под нози, в валеный сапог… да еще ремешком сверху затянешь. Любого зверя перекусишь пополам. А сейчас и ты у меня воспляшешь.

Молчание.

Там, внизу, Порфирий стоит и в окна к тебе смотрит. Ты его перекуси, попробуй! (И с удовольствием откинувшись на спину, наблюдает за паническим испугом Степана.) Это ты его заграницу спровадил… на жену его польстился. Ты его как квартирьера туда послал. Ты все наперед, сквозь нас, сквозь нашу муку видел. Погоди, он тебе по счету заплатит. Что, прожгло?

СТЕПАН (почти суеверно). Бросьте, Лопотухин…

ЛОПОТУХИН. Выгляни!

СТЕПАН бежит к окну, возвращается, роется в столе и, не решаясь на что-то, задвигает ящик.

СТЕПАН. Холод, холод, Степан. Выдай его сразу!.. Нет… сперва деньги. (Он трясет за плечо Лопотухина.) Никон Васильевич, уходите, завтра поговорим. Лопотухин!

Ему в ответ следует тоненькая струйка храпа. СТЕПАН распахивает рамы окна. Холод шевелит занавеску. Снег летит густо, и синие шапки мерцают на крышах. СТЕПАН машет рукой в окне.

Порфирий, входи… я отопру тебе, Порфирий!

Он выбегает. В прихожей загорается свет. Ярко освещенная дверь остается открытой. И тогда приходят ВАЛЬКА и ЗОЯ.

ВАЛЬКА (Зое). Встань в дверях, чтоб никто не вошел.

ЗОЯ становится у двери в столовую.

Я сейчас его уведу.

ВАЛЬКА (тормоша отца). Папка, как тебе не стыдно. Пойдем домой, вставай, папка!

ЗОЯ. Торопись, Валька… Кто-то идет.

С поднятым воротником, отряхивая снег с плеч, возвращается СТЕПАН.

СТЕПАН (в прихожую). Входи, Порфирий… Все спят, ты не бойся! (Слышно, как Порфирий вытирает ноги. На двери появляется его высокая худая тень.) Стой… кто же ты теперь?… жизнь или смерть моя, Порфирий?

ЗОЯ. Кого вы привели, Степан Петрович?

СТЕПАН (обернувшись на шорох). Кто тут?

ВАЛЬКА. Это я. Я так боялась, что он опять деньги кляньчить начнет. Поднимайся скорее, несчастный, папка!

Свет в прихожей гаснет. Тень Порфирия исчезает. Хлопает входная дверь.

Занавес

Третье действие

Темная, смежная с зоиной, комната. Две непохожие одна на другую половины. В правой — стол под бархатной скатертью, бронзовая лампа, громоздкие безделушки из жизни, которая грезится Степану Сыроварову. А люди приспособились жить в левой, где стол под клеенкой попроще, стеклянный шкафчик с посудой и над стайкой неразборчивых семейных фотографий — два больших фотографических портрета, черноглазой женщины и стриженого в скобку сурового мужчины. Прямо — дверь в прихожую; как ее ни закрывай, она все равно отворится вовнутрь комнаты. Вторая половина дня; то ворвется январское солнце, то снова сумерки. У горящей печки — охапка дров. ЗИНОЧКА подбирает тряпкой натекшую с них лужицу. На пороге вырастает ЛИЗАВЕТА в дубленом, с наставленными рукавами, полушубке. Позади нее — САРПИОН в крытой черным сукном, негнущейся шубе.

ЛИЗАВЕТА. Ополоумели! Все двери настежь, бери что хошь.

ЗИНОЧКА. Ш-ш, не гуди, больные у нас!

ЛИЗАВЕТА. Ой, никак с Марфой?

ЗИНОЧКА. Зоинька слегла. Третевось, после вас, зашла к ней на рассвете Катерина, а она, Зойка-то, окно распахнула да в одной сорочке на подоконнике и сидит. Бред поднялся, малиной отпаивали…

ЛИЗАВЕТА (Сарпиону). Отступи, чего не в свое дело лезешь!

САРПИОН идет погреть у печки руки. ЛИЗАВЕТА разматывает платок с шеи.

С чего же она так?

ЗИНОЧКА. Таится, ни звука от ей. Да мне-то известно. Катерине молчок!.. (На ухо.) Порфирий вернулся.

Охая, ЛИЗАВЕТА присела на что пришлось.

ЛИЗАВЕТА. Бумага-то у него на руках какая ни на есть имеется.

ЗИНОЧКА. Не видать. На шее-то ничего у него не висит. (Секретно.) Утром нонче, сама видела, у милиционера прикуривал!