Теряя сына. Испорченное детство - Сюзанна Камата

Может быть, как влюбленность в Филиппа, это было как-то связано с расставанием. Девять месяцев Кей жил в моем теле, его ритмы совпадали с моими. Родившись, он покинул меня. Так началось его отдаление: он ушел дальше, когда впервые потянулся к отцу; еще дальше – когда впервые сам взял ложку; даже его первый шаг, хотя он и был направлен ко мне, был движением к независимости.

Вместо того чтобы пойти в университет на выпускную церемонию, я поехала в Бостон знакомиться с матерью Филиппа. Мы оба не особенно жаловали официоз и помпезность. Выпуск у нас был большой, и одни только дипломы вручали бы часа три. А ведущий – когда-то довольно известный, но позабытый негритянский певец, который последние несколько лет зарабатывал на жизнь в основном съемками в рекламе, – будет вешать на уши старую добрую лапшу о том, что мы будущее страны. Перебьются и без нас.

Никто из родственников Филиппа не собирался на церемонию. Его мать была занята в своей адвокатской конторе и не могла приехать. Братьев и сестер жизнь раскидала по всему земному шару. Элизабет в Англии, работает в банке «Барклиз», обручена с известным на весь мир сомелье; Кейт выучилась на ученого-антрополога и уехала в Кению проводить исследования – правда, совсем недавно она вернулась в Америку; Нуала живет в Коннектикуте с мужем-адвокатом и четырьмя детьми; младший брат Гейб в Чарльстоне, учится в медицинском колледже. У всех своя жизнь. Возможно, отец и нашел бы время приехать, поужинать с нами в ресторане. Но и только.

А мои родственники были недовольны. Родители придавали очень большое значение традициям и всяческим ритуалам. Они расстроились, лишившись возможности ощутить гордость за свою дочь. Бабушка с дедушкой собирались приехать из Мичигана – а это шестнадцать часов на машине. Позже я узнала, что бабушка специально для этого случая сшила новое платье. Они заказали бы громадный торт с моим именем, выведенным розовым кремом, надарили бы гору подарков. Фотоаппарат щелкал бы каждые десять секунд. Поэтому я чувствовала себя виноватой, когда садилась в самолет и даже после того, как мы приземлились в Логане.

Филипп ждал меня в здании аэропорта. Он прилетел несколькими днями раньше. Он чмокнул меня в губы и спросил, как я долетела.

– Ну, желудок всю дорогу как будто в пустоту проваливался, – сказала я. – Но это скорее из-за страха перед встречей с твоей матерью, чем перед свободным падением с высоты нескольких тысяч футов над Северной Каролиной.

Он рассмеялся, обнял меня за плечи, и мы пошли к пункту выдачи багажа.

– Не волнуйся. Ты ей понравишься.

Филипп как-то проговорился, что про его предыдущую подружку мать сказала, что она «первоклассная стерва». Он отвез ее обратно в дом ее матери в Миртл-Бич, а потом ни разу не позвонил.

Первое, на что я обратила внимание при встрече с миссис Маккарти, – это ее белые волосы. Крашеные, естественно, – и почему-то это меня сразу испугало. Если бы они были естественного цвета, пусть даже с проседью, как у моей матери, мне было бы гораздо спокойнее.

Второе – это красные, покрытые лаком ногти. При рукопожатии они слегка впились мне в кожу.

– Я много о тебе слышала, – сказала она улыбаясь, но ее глаза оставались холодными.

Мы ужинали втроем – табуле и фалафель из местного магазинчика, который держали выходцы с Ближнего Востока. Блюда на мой вкус оказались довольно экзотическими, но я этого не сказала – боялась показаться провинциалкой.

– Вкусно, – заметила я.

– Правда? – отозвалась она.

Мне казалось, она ждет, чтобы я сказала что-нибудь умное, доказала, что Филипп не врет и я на самом деле такая фантастическая, как он расписывает. Сразу было видно, что безыскусными комплиментами ее не взять.

Я подумала, не похвалить ли интерьер. Комната действительно была обставлена со вкусом, нигде не было видно валяющихся журналов; подушки аккуратно разложены; на мебели и лампах ни следа пыли – спасибо приходящей домработнице.

– Миссис Маккарти… – отважилась я.

– Называй ее просто мамой, – вмешался Филипп.

Миссис Маккарти слегка поморщилась. Ей была свойственна британская сдержанность, в отличие от Филиппа, которому была свойственна чисто американская непосредственность. Кроме того, такое детское обращение никак не подходило этой женщине, которая после обеда курила сигариллы. Мамой хорошо называть толстую булочницу с пухлой грудью, в выцветшем ситцевом платье в цветочек.

– Кейт приедет чуть позже, – сказала миссис Маккарти.

– Как она? – спросил Филипп.

Миссис Маккарти вздохнула:

– Не знаю. Ей нужно было стиснуть зубы и доработать. А теперь она, возможно, никогда уже с этим не справится.

Я знала, что случилось с Кейт. На нее в Кении напал африканец с мачете. Она получила психическую травму и вернулась домой раньше, чем собиралась.

«Да что это за мать такая?» – подумала я. Мои родители потребовали бы, чтобы я летела домой первым же самолетом из Найроби.

Но Филипп согласился с матерью:

– Да, ты права. Я немного беспокоюсь о ней.

Ожидая Кейт, я уже была готова увидеть волосы дыбом, безумное выражение лица, испуг при малейшем шуме. Но Кейт, приехавшая через полчаса, выглядела абсолютно нормальным человеком. Она вошла с широкой улыбкой:

– Привет, мамочка! Филипп! А это, наверное, Джил? Как тебе удалось отхватить такую красивую девушку?

Несмотря на случившееся с ней несчастье, это была спокойная, уверенная в себе молодая женщина. А я выглядела как пациент с нервным расстройством.

Филипп ушел в кухню, чтобы помочь матери сделать кофе. Кейт села рядом со мной, обняла колени, как ребенок, и сказала:

– Ну, и как вы с Филиппом познакомились? А то я умру от любопытства.

– Мы были в одной группе по французскому, – сказала я.

Поначалу Филипп меня вообще не замечал. Я сидела на последнем ряду, он впереди. Мы по три часа в неделю проводили в одной комнате, но он не узнавал меня, когда мы сталкивались в коридоре. Однажды у нас в кампусе был рок-концерт, и мы четыре часа стояли плечом к плечу. Я каждую минуту ждала, что он вот-вот на меня посмотрит, но он ни разу не отвел взгляда от сцены.

Как-то вечером я сидела на скамейке перед библиотекой и читала «Евгению Гранде». А он вдруг остановился и сказал: «Привет!» Я очень удивилась. Но еще больше я удивилась, когда он сел рядом и стал со мной разговаривать. Мы говорили несколько часов. Я узнала, что после окончания университета он едет работать в Сенегал по стипендии «Ротари интернэшнл» У меня в комнате на тумбочке лежало еще незаполненное заявление в Корпус мира. Я обожала книги Дорис Лессинг и Надин Гордимер. Десять раз смотрела «Прощай, Африка!». И не только в этом мы были похожи. Мы оба учились во Франции и скучали по тамошнему беззаботному житью. У нас обоих были желтые «фольксвагены» (у него 1972 года, у меня чуть более новая модель). И еще нам нравилась одна и та же музыка.

Я положила забытого Бальзака в сумку, и мы пошли в кафе, а затем в кино. Шесть часов пролетели, как одна секунда. Я поздно вернулась домой. Весь вечер у меня было ощущение, будто моя кровь, как шампанское, наполнена пузырьками, а голова – гелием.

Через две недели он сказал, что любит меня. Я была немного озадачена тем, как быстро это произошло, но и восхищена. Сама я любви не чувствовала. Поначалу я просто думала: «Этот парень – мой билет в Африку». Довольно эгоистично, правда? Однажды Филипп сказал: «Приезжай ко мне в Дакар. Я куплю тебе билет на самолет».

И вот я в гостиной миссис Маккарти, сижу рядом с Кейт. Я заметила, что у нее татуировка на голени. Она улыбнулась и покачала головой:

– И что ты нашла в Филиппе? Я считаю, что хорошего мужа из него не получится. Вот он вернется – и я в глаза ему это скажу.

Это был момент, когда я могла что-либо узнать о Филиппе, о его прошлых отношениях. О том, как они заканчивались. Но вместо этого я сказала:

– Зато он чудесный бойфренд. – И это была правда.

Филипп записывал мне кассеты, приносил завтрак в постель, массировал плечи, когда я уставала. Он мечтал о браке, детях, деньгах, успехе, путешествиях и приключениях. Я мечтала о том же самом.

Потом Кейт уехала к себе домой, а мы разбрелись по разным спальням.

«И кстати, никакого секса в моем доме», – еще в самом начале вечера предупредила миссис Маккарти. Она сказала это с улыбкой, но было видно, что она действительно ничего подобного не потерпит. Мне постелили в спальне для гостей, а Филиппу – на раскладном диване.

Мне бы хотелось провести ночь в детской кровати Филиппа, поглазеть на развешенные на стенах регалии «Ред сокс», на слепленных им в детстве глиняных монстров. Но детство Филиппа, наверно, хранится в картонных коробках, на чердаке или в сарае, отправленное туда после одного из переездов. Это был дом миссис Маккарти, и только ее.

Восемнадцать часов спустя мы отправились в ресторан. Миссис Маккарти сопровождал ее коллега, адвокат из Чикаго, двоюродный брат известного актера. Я этого актера обожала – с тех пор, как увидела его в первом крупном фильме про войну во Вьетнаме. Я надеялась, что атмосфера вечера будет не очень натянутой, так как хотела хорошенько расспросить адвоката о его брате.

Но я надеялась зря. Ресторан выбрал Филипп – темный, тихий, с видом на реку. Меню было на французском, и он уговорил мать позволить ему сделать заказ. Я была рада. Произношение у него лучше, чем у меня. Мне нравилось его грассирование. Не хватало только начать мямлить, да еще и на людях.