Теряя сына. Испорченное детство - Сюзанна Камата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видимо, это сработало. Когда все разошлись по домам, Юсукэ сказал, что все мои картины проданы. До единой. Мне хотелось тут же броситься к мольберту и написать еще столько же.
1990
В конце сезона дождей город начал пульсировать как барабан. Каждый вечер, после ужина я слышала одну и ту же мелодию, напоминавшую об индейских шаманах. Это жители города – мужчины, женщины, дети – готовились к фестивалю Ава Одори, который проходит каждый год в середине августа. Его сравнивают с бразильским карнавалом, но только здесь одежды на людях побольше.
– Это отличный повод напиться до соплей и валяться без чувств по улицам, – объяснил Эрик.
– А ты танцуешь? – спросила я.
– Конечно. Каждый год.
Повсюду уже расклеены плакаты с женщинами в национальной одежде: юкате , легком летнем кимоно, и плетеных шляпках самых разных фасонов. Люди танцуют в деревянных лакированных башмаках. Как-то раз я надела их, и они показались мне дико неудобными. «Вот почему они так напиваются на этом празднике», – подумала я.
Юсукэ тоже собирался принять участие и обещал, что возьмет меня с собой. И даже научит этому танцу.
Я с нетерпением ждала, когда кончится дождь, в небо взлетят фейерверки, на улицы выйдут танцоры, но в то же время мне все чаще хотелось плакать. Мой грант таял. Стажировка в Японии подходила к концу. Скоро придется возвращаться в Южную Каролину. Как только это случится, Юсукэ забудет обо мне и женится на японке.
В первый вечер фестиваля мы гуляли вдоль реки, останавливаясь перед торговыми лавками, от души украшенными электрическими гирляндами. Мужчины в плащах-xаппи, обливаясь потом, ели кукурузу на палочке и колобки из теста и мяса осьминога. Подростки бросали кольца, стараясь выиграть мягкую игрушку, а девушки болели за них. Нарядные ребятишки бегали со сладостями в руках или спали у отцов на плечах. Было шумно от барабанов, рожков, пьяного смеха танцоров и зрителей.
Разговаривать было невозможно, поэтому я просто шла рядом с Юсукэ, наслаждаясь случайными прикосновениями. Он то и дело внимательно смотрел мне в лицо, проверяя, не скучно ли мне, и я улыбалась ему самой радостной из своих улыбок. Мне хотелось отвести его под какое-нибудь дерево, куда не достигал свет фонарей, где мы могли бы обняться или подержаться за руки, где нас никто не видел бы. Мне пришло в голову, что не так уж много людей могут заподозрить, что мы пара.
Мы остановились у одной из палаток и купили пива. Было жарко. По спине тек пот. Волосы стали пахнуть жареной кукурузой. Я натянула платье, пытаясь отлепить его от влажной кожи.
И вот, прямо в толпе, Юсукэ сказал:
– Не уезжай.
– Что? – Мне показалось, я ослышалась или не так его поняла. Он встал ближе и сказал:
– Не уезжай в Америку. Оставайся тут. Со мной.
У меня вырвался нервный смешок:
– У меня нет работы. В следующем месяце у меня кончается виза.
И тут он меня поцеловал, никого не стесняясь. Я никогда не видела, чтобы японцы целовались на публике. Мне стало неловко. Но когда он отступил, я поняла, что на нас никто не обратил внимания.
Мы сбежали. В конце лета мы сели на самолет и улетели на Гавайи. Там мы поженились – рядом с водопадом, в маленьком уединенном саду, где пахло плюмерией.
Там были и другие парочки, в том числе и японские, – приехали либо пожениться, либо провести медовый месяц. Одни со свитой – семьей и друзьями, стоящими по краям фотоснимка. Другие сами по себе, как мы. На Гавайи часто приезжают из экономии.
А мне просто некуда было больше ехать. Я не могла и подумать, чтобы нас с Юсукэ разделил целый океан. Я не могла без него. Мы недолго знали друг друга, но этого было достаточно. Одна моя знакомая японская пара поженилась через три месяца после первого свидания. А ведь они даже не любили друг друга!
Мать, конечно, расстроится, что не помогала мне выбирать свадебное платье, – но все утрясется. Они с отцом будут даже рады, что не пришлось оплачивать праздничные мероприятия.
Для Юсукэ, я уверена, это был своего рода бунт. Его родители почти наверняка меня бы не приняли, и он пошел против них. Последняя линия обороны против щупалец его семьи. Но в то время я не позволяла себе об этом думать.
Я дрожащей рукой подписала свидетельство о браке. Сердце стучало, как после марафонского бега, руки горели. Кровь в венах пела. Я волновалась, как перед выходом на сцену.
Мы произнесли свадебную клятву и после «пока смерть не разлучит нас», не сходя с газона, стали пить шампанское и есть торт. Потом небо затянуло облаками, пошел дождь. Мы бросились к поджидавшему нас «роллс-ройсу», который входил в комплект свадебных услуг. Оставив позади холмы Оаху, мы прибыли в аэропорт и сели в маленький самолетик до Кауаи. Там, на самом красивом из гавайских островов, начался наш медовый месяц. В тот вечер мы сидели на краю бассейна и болтали ногами в воде. Мы не задумывались о том, что ждет нас в Японии.* * *Я не ждала, что его родители примут меня с распростертыми объятиями. По правде говоря, меня бы не удивило, если бы они прямо у двери сказали бы мне, чтобы я убиралась туда, откуда пришла. Но хотя они, по-видимому, еще не пришли в себя после потрясения, они все же впустили нас. В конце концов, Юсукэ был их единственным сыном. И нам было совершенно некуда идти.
– Это временно, – говорил Юсукэ. – Пока не построим свой дом.
В прихожей мать Юсукэ положила передо мной тапочки.
– Когда Юсукэ позвонил, мы были очень удивлены, – сдержанно сказала она. – Однако примите мои поздравления.
Нас ждало целое пиршество: жареное мясо, а также традиционное поздравительное блюдо – красный окунь, разложенный на тарелке как бы в прыжке; исходящие паром чашки с супом, где на поверхности плавали кусочки редких грибов мацутаке ; рис и красные бобы; маринованный редис. На столе против моего места лежали вилка и ложка – мать Юсукэ, как видно, сомневалась, что я умею есть палочками.
Ее муж разлил саке в маленькие, похожие на наперстки чашечки и произнес по-японски такой витиеватый тост, что я почти ничего не поняла. Он не выглядел особенно счастливым, но, по крайней мере, был абсолютно спокоен. Закончив, он кивнул мне и сказал по-английски: «Добро пожаловать в нашу семью».
Я благодарно кивнула и выпила горячего рисового вина. Мать Юсукэ наклонилась ко мне, положив мягкую ладонь мне на локоть. «У тебя есть для нас известия?» – спросила она и бросила многозначительный взгляд мне на живот.
Я очень хотела быть хорошей снохой. Я очень хотела понравиться родителям Юсукэ. В ту ночь, когда мы лежали на постеленных рядом футонах, я спросила Юсукэ – теперь своего мужа:
– Как мне их называть?
– Кого?
– Твоих мать и отца.
– Окасан и отосан.
Я вспомнила, как Филипп предложил называть его мать просто мамой и как она поморщилась, услышав это. Неужели мать Юсукэ поведет себя так же? Маловероятно. Она же японка, а они с детства привыкают не выдавать своих эмоций. К тому же она вроде бы неплохая. Столько всего наготовила, постелила нам футоны и поставила в вазу ветку сирени.
– А что я должна буду делать завтра утром? Может, стоит встать пораньше и помочь твоей матери приготовить завтрак?
– Да. Думаю, это произведет на нее впечатление, – пробормотал он. Он уже засыпал.
Я едва сдержалась, чтобы не растолкать его. Мне нужен был ускоренный курс по предмету «как должна вести себя хорошая японская жена в доме родителей мужа». Может, по этому предмету есть какой-нибудь учебник? Или спецкурс в каком-нибудь колледже?
Я слышала краем уха, что, если девушка умеет составлять букеты, это повышает ее ценность в глазах претендентов на ее руку и сердце. Если бы я досконально изучила чайную церемонию или научилась танцевать с веером, родители Юсукэ, возможно, сочли бы, что я достойна их единственного сына и наследника. Может, им понравится, как я рисую. Я решила, что напишу для них картину.
На следующий день я с большим трудом подняла себя с постели в шесть утра, и моя свекровь научила меня варить суп мисо. Весь фокус в том, чтобы добавить густую бобовую пасту за секунду до того, как закипит вода. (Она использовала особое сито и ложку – только для мисо.) Затем нужно добавить то, что плавает, – к примеру, грибы. А еще позже – все, что тонет, к примеру морковь.
– Важно следить за цветом, – сказала она. Я молча кивнула.
Утром я привыкла мазать тост джемом и варить кофе, поэтому когда мы наконец приготовили этот суп, я чувствовала себя так, будто уже провела на ногах целый день.
Затем мы сделали омлет. Я думала, я умею делать омлет: взбить яйца с молоком, вылить их на горячую сковороду, посыпать сыром, сложить вдвое. Японский способ оказался более сложным. К яйцам надо было добавить сахар и жарить на особой сковороде для омлета. Омлет надо было аккуратно свернуть и нарезать. Если бы мне пришлось готовить такой завтрак одной, то пришлось бы вставать на целый час раньше.