Чернила (СИ) - Хамм Эмма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дух все еще смотрел на нее, и она кивнула.
— Да.
— Тогда я надеюсь, что ты найдешь ее тут, — старушка растаяла, и Ирен осталась одна на темной кухне.
Свет луны проникал в стекло над рукомойником. Он пала лучами, озаряя серебром все в комнате. Она не была против. Ирен всегда было уютнее в темноте, чем при свете дня.
Людям было сложнее видеть ее в тени. Она могла смотреть на них со стороны, дышать их тайнами с их мертвыми любимыми, а ее никто не беспокоил.
Ирен не слышала шаги, пока не стало поздно. Тихий голос, от которого запнулось ее сердце, зазвучал следом:
— Не спится?
Она покачала головой и опустила плечи, стараясь стать как можно меньше.
— Можно было включить свет, — голос переливался от неуместного акцента.
«Не смотри», — говорила она себе. Она не могла смотреть на мужчину, который был скорее демоном, чем человеком. Он был из кошмаров, хуже тени, которая следовала за ней.
Но она посмотрела. Ирен оглянулась, а он глядел на нее темными глазами, упираясь руками в дверную раму. Его глаза видели слишком много.
Татуировка на его шее двигалась. Змея отделилась от кожи, пошевелила языком, поползла по его плечу.
«Демон», — подумала она. Его покрывали существа, которые воплощали дьявола, а он стоял там, словно ангел.
Разве Люцифер не был самым красивым из ангелов? Разве не ему все завидовали до его падения?
Если на земле мог быть мужчина, идущий по стопам дьявола, то это был он. С темными глазами и тем, как он смотрел на ее тело, словно уже владел им. Со змеей, которая смотрела на нее с голодом в глазах.
Ирен увидела край цепей на шее, змея пропала. Она вернулась на его шею, словно ничего и не было.
Он опустил руки. Бледные пальцы провели по длинным волосам на макушке, он тряхнул волосами.
— Зачем ты здесь?
Она сглотнула.
— Мне нужно было безопасное место.
— В цирке фриков нет безопасности, девочка. Чего же ты ищешь на самом деле?
Был ли ответ на этот вопрос? Она не знала, чего искала. Семью, того, кто будет ценить ее способности. Того, кто будет смотреть на нее не так, как на существо, забытое Богом.
— Не знаю, — прошептала она. Когда он отвернулся, она выпрямила спину и сказала ему. — Что значит то, что ты поручился за меня?
Он застыл, плечи напряглись от ее голоса.
— Не переживай из-за этого.
— Но я сильно переживаю из-за значения слов.
На миг ей показалось, что он уйдет. Она думала, что он оставит ее одну на кухне, и она думала, что хотела этого. Ирен почти всю жизнь провела под микроскопом родителей и всех вокруг. Пара мгновений свободы не были плохим делом.
А потом он оказался мгновенно перед ней, навис над ней тучей, уперев руки в стол по бокам от нее. Она прижалась спиной к краю стола, глядела в эти черные глаза.
Он склонился ближе, и она ощутила запах сигарет в его дыхании, смешанный со старой кожей.
— Это означает, что я пообещал сделать тебя фриком.
— Зачем обещать такое?
Тень мелькнула в его глазах, вопрос задел его.
— Не знаю, — он склонился ближе, чуть не прижался носом к ее волосам и глубоко вдохнул. — Потому что я — злодей, а от тебя пахнет невинностью.
— Разве это важно? — она дрожала, как листик в бурю, почти отрывалась от ветки в объятиях буйного ветра.
Мужчина с татуировками покачал головой.
— Добро и Зло. Порок и Добродетель. Это все превращается в одно, да? Ты пришла сюда, чтобы бояться, милая. Так что? Страшно?
— Да.
— Хорошо, — он попятился. — Помни об этом, когда позволишь мне быть тем, кто приведет тебя в цирк.
Ирен смотрела, как он уходит, и ей казалось, что сейчас произошло что-то важное. То, что она не могла понять.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Букер не мог сосредоточиться, и это было опасно для такого, как он. Ему нужно было оставаться внимательным к себе и миру вокруг него. Иначе существа, живущие под его кожей, начнут убегать в реальный мир.
А это всегда заканчивалось плохо.
Но он не мог выбросить ту девушку из головы. Он склонился над ней, вдохнул аромат ее волос. Солнце и розы, чистый, ясный и сладкий запах.
Ей не было места рядом с таким, как он. Она должна была уйти с семьей в своем желтом платье, украсить длинную шею нитью жемчуга. А не быть запертой в цирке с людьми, которые с трудом могли о себе позаботиться. Еще и с таким, как он. С кровью на руках, которую он не мог смыть.
Он крутил катушку татуированного пистолета в ладонях. Новая технология для него. Но это отвлекало его, хоть лишь добавляло проблем.
Он давно так не делал. Букеру не нравилось приносить новую жизнь в мир. Он был уже обречен, так что не хотел добавлять к своей душе больше существ, как тех, которых уже создал. Бог все равно не пропустит его в жемчужные врата.
Пистолет был тяжелым в руке. Он ощущался как многие другие, которые он держал в жизни. Пистолеты лишили жизней многих людей.
Он не любил думать о пистолетах.
Но старые воспоминания всплыли в голове, как ядовитое растение, развернувшее листья. Он помнил все те лица, всех бедняг, которые не заслуживали того, что он им дал.
В его старой жизни работа была работой. И не было важно, что у тех людей были семьи или даже имена. Он не хотел знать, откуда они и кем были.
Он просто хотел увидеть их кровь на земле.
Букер опустил пистолет и вытащил баночку чернил. На его теле было мало мест без татуировок, но всегда можно было заполнить место между существами.
Он не хотел нынче создавать новых монстров. Он хотел затемнить места между ними тенью, что представляла душу в его теле. Тьму, которую не снять с его плоти.
Он выбрал инструмент, обмакнул иглу в чернила и включил его. Он загудел в его ладони.
Он уже закатал рукав. Было еще несколько мест, где он мог нанести тень, где мог покрыть кожу, чтобы под ней ощутить — если получится — что-то кроме горького разочаровывающего онемения.
Букер прижал иглу к плоти и выдохнул с облегчением. Боль была знакомой. Он был еще жив, раз ощущал хоть что-то.
Он медленно обводил силуэт лунного мотылька на руке. Снова и снова, пока кожа не потемнела, и тень на фоне не стала больше, не задела край тигра с открытой пастью.
Гул тату-пистолета заполнил его уши, и он не слышал, как кто-то вошел в подвал, пока дверь не закрылась с тихим щелчком.
Он не поднял голову. Только один человек в цирке был таким смелым.
— Чего ты хочешь, Эвелин? — тихо спросил он.
Она была всем, что он искал в женщине. Способной, сильной, независимой и честной. Эвелин все любили, даже если пытались не делать этого.
Конечно, он считал ее сестрой, а она его — семьей. Они могли бы стать хорошей парой в другой жизни, но даже не могли думать о поцелуе между собой без гримасы.
— Я слышала пистолет.
— Никто не мог это слышать, — проворчал он, касаясь места, где угасла линия. — В доме толстые полы.
— Может, я все равно шла с тобой поговорить, Букер? — она опустила ладонь на его ладонь. — Я думала, ты уже не делаешь татуировки.