Внезапная пылкость - Ширли Хаззард

— Соку что? — уточнила она.

Малыш ухмыльнулся:

— Соку, пожалста.

— Как ты думаешь, если я очень вежливо скажу «пожалуйста», твоя мама напоит и меня? — спросил Витор у ребенка. — Она, наверное, жаждет, чтобы я уехал побыстрее, но из-за этой жары и столь ожесточенной схватки, — он бросил на нее лукавый взгляд, — утомленный путник погибает от обезвоживания.

Эшли вздохнула. И хотя первый барьер был взят, она-таки жаждала, чтобы он уехал. Но было бы некрасиво отказать ему в глотке воды.

— Что пожелает выпить утомленный путник? Оранжа, домашнего лимонада или легкого пива?

— Я бы предпочел пиво.

— Прошу сюда. — Эшли пригласила его в дом.

— Вниз, — потребовал Томас, когда они вошли в кухню.

— Как ты сказал? — поинтересовался Витор.

Малыш расплылся в широкой улыбке:

— Пожалста.

— Вниз, — согласился Витор и опустил его на пол.

Малыш наградил его еще одной широкой улыбкой.

— Спасибо, — проявил он необычную вежливость и проковылял к коробке с игрушками в углу.

— Ты говорила, что сделала дом уютным, — заметил Витор, оглядываясь, — но он получился у тебя и удобным.

Хотя Лейф постоянно приставал к ней, предлагая бесплатно оборудовать ее кухню, Эшли неизменно отказывала ему в этом. Она долго отскребала старую сосновую мебель, и теперь отбеленное дерево приятно контрастировало с матово-желтоватыми стенами. Добавьте к этому тростниковые циновки, льняные занавески в желто-белую клетку и нарисованные ею самой акварели с фруктами и овощами — и вот простенькая, но уютненькая кухонька. Она проследила за взглядом Витора, смотревшего через арку на гостиную. Ее стены она окрасила в теплый красный цвет, выгодно оттенявший темное дерево и медные ручки дедушкиной мебели. Ковры цвета изумруда и топаза покрывали терракотовый пол, а занавеси и покрывала на диване и креслах она сшила из тяжелой кремовой ткани. Высокие цветные свечи, стеклянные ящики с собранными ею и Томасом раковинами, а на каминном очаге огромная керамическая ваза, полная полевых цветов. Эшли заулыбалась. Стоило ей это пустяки, но она была довольна результатом, и похвала Витора доставила ей истинное удовольствие.

— Я постаралась отделать все в средиземноморском стиле, — объяснила она, налив апельсиновый сок в пластмассовую чашку и отнеся ее Томасу.

— Отлично получилось. Твоя артистичность сказалась и на убранстве дома. — Витор принял от нее кружку с пенящейся жидкостью и сделал несколько жадных глотков. — Нектар, — восторженно произнес он, отирая пену со рта тыльной стороной ладони. Потом сделал еще один большой глоток. — Что заставило тебя приехать в Португалию?

— Этот дом.

— Но ты же могла продать его и купить на вырученные деньги дом на родине. Рискованно переезжать в другую страну. Помимо других соображений — ты оставила своих друзей и окружение, в котором выросла, неужели твои родители не возражали против твоего решения увезти их внука?

Она добавила кубики льда в свой стакан с лимонадом.

— Нет, они и сами сейчас не в Англии. Отец работает в нефтяной компании, и прошлым летом его перевели в техасскую контору на пять лет. И он и мать уговаривали меня с Томасом поехать с ними, но я предпочла независимость. Так я оказалась здесь. А мой брат-дипломат отбывает «срок» в Брюсселе.

— Не проще ли было наслаждаться независимостью дома?

— Нет. — Эшли начал уже надоедать очередной допрос. — Я подумала, что в кустарном производстве в Алгарве найдется ниша и для моих артистических наклонностей и я смогу зарабатывать на жизнь, не отдавая Томаса в ясли. Такой нишей стала разрисовка изразцов. К тому же жизнь здесь дешевле, и денег хватит на большее.

— Ты могла бы сбывать свои плитки на английских курортах. — Витор явно не был удовлетворен ее доводами. — Решиться же переехать в другую страну, в которой к тому же говорят на другом языке…

— Тебе следовало бы помнить, что я уже знала немного португальский, так что мне понадобился лишь ускоренный курс, и через два месяца я уже сносно говорила на нем. — Эшли уже начинала утомлять привязчивость Витора. — Теперь я чувствую себя как дома.

— Ты собираешься остаться здесь надолго?

— Пока мои не вернутся из Штатов. Да и потом не уверена. Может, останусь.

— Томаш будет расти в Португалии?

— Здесь отличный климат для ребенка. Он еще ни разу не простужался и…

— Я все понял, — прервал ее Витор. — Жизнь здесь — сплошной восторг.

Эшли нахмурилась. Уж не перестаралась ли она? Но не могла же она назвать истинную причину своего переезда.

— Когда я прочитал где-то, что подруга Саймона Купера родила мальчика, признаюсь, меня это немало удивило, — сознался Витор, глядя на Томаса, занятого своими игрушками. У нее похолодела спина.

— Ты считаешь, что мне следовало сделать аборт?

— Мне приходило это в голову.

— Поскольку я осталась без мужчины, ты решил, что я не оставлю ребенка? — обиженно спросила она.

Подобные намеки ей приходилось выслушивать и от других. Пусть ее беременность была незапланирована и ей суждено было остаться матерью-одиночкой, но ей и в голову не приходило отделаться от ребенка.

— Не в этом де…

— М-р-р-р, — произнес Томас, дергая Витора за брючину. Поиски малыша увенчались успехом, и сейчас он размахивал алой спортивной машинкой — гордостью своей коллекции. — Р-р-р, р-р-р.

Витор опустился на корточки и, к ликованию ребенка, восхищался минуты две его игрушкой.

— Спасибо за угощение, — сказал он, поднимаясь. — Не хочу тебя огорчать, но мне пора.

— Какая жалость! — откликнулась Эшли и, посадив Томаса на свое бедро, проводила гостя к выходу.

— Какая машинка! — радостно воскликнул малыш, увидев «БМВ».

— Когда я расскажу матери о Томаше, она вскочит на своего любимого конька, — сухо бросил Витор, открывая дверцу машины.

— Это на какого же?

— Она начнет хныкать, что мне уже тридцать восемь и что, не женись я в скором времени, она будет слишком стара, чтобы получить удовольствие от своих внуков.

Значит, он не женился на манекенщице, подумала Эшли. Не женился вообще.

— Как поживает твоя мать?

— Да жива-здорова. — Витор сел за руль. — Она будет в восторге, узнав о нашей встрече, — бросил он в открытое окошко. — Она все еще души в тебе не чает.

— Взаимно. — Эшли улыбнулась.

Когда она познакомилась с вдовой Маргридой д'Аркош, матерью Витора, между ними возникла взаимная симпатия. Через несколько часов, проведенных с кроткой седовласой женщиной, Эшли уже считала ее своей лучшей подругой.