Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945. - Артем Драбкин

В конце апреля 1941 года нас, в числе 250 человек, в основном крымчан, зачислили курсантами в училище.

Про «Качу», я думаю, тебе рассказывать не надо — училище с дореволюционными традициями. В нем на старших курсах учились Василий Сталин, сыновья Ми­кояна, Тимур Фрунзе, сын Ярославского. Кроме того, первые дважды Герои Советского Союза Смушкевич и Кравченко учились именно в Качинской летной школе.

Мы были страшно горды тем, что являемся курсанта­ми, — в те годы стать пилотом было высшей честью, и все трудности учебы казались мелочами.

Дисциплина в училище была железная. Националь­ный состав был более или менее однородный, в основ­ном славяне, помню только еще еврея, по фамилии Миронов, и несколько крымских татар. Часто над ними неудачно подшучивали. Ребята придут в столовую, а кто-то из курсантов кричит: «На обед свинина!» Так они отказывались кушать, но в основном отношения между курсантами были дружескими. Да и времени свободно­го у нас — минут двадцать в день!

Начало войны я помню плохо. Собрали курсантов, объявили о немецком нападении и сразу перевели учи­лище на военное положение. Уже в августе 1941 года нас эвакуировали в Саратовскую область, на террито­рию бывшей Республики немцев Поволжья, в город Красный Кут. Как мы там жили и голодали, почитайте в воспоминаниях моего одноклассника Григория Криво-шеева. Без обмундирования, на скуднейшей тыловой норме питания, замерзая в землянках. Без малейшего представления о нашей дальнейшей судьбе, а тем бо­лее об участи наших родных в оккупированном нем­цами Крыму. Когда вышел приказ № 227, известный как «Ни шагу назад!», мы обнимались и плакали. Вот, думали, наконец-то перестанем отступать, освободим родных и уничтожим проклятых немцев! Там же, в учи­лище, летом 1942 года я вступил в партию.

Что сказать о подготовке?.. Курсантов несколько раз провезли на УТ-2, УТИ-4, и тех, кто неплохо дер­жался в воздухе, выделили в отдельную группу, для ус­коренной подготовки на фронт. Нас, таких счастливчи­ков, было всего пара десятков со всего курса. А осталь­ные... Кто подал рапорт и ушел в пехоту, кому-то удалось уйти на переподготовку на Ил-2, но основная масса закончила учебу уже к концу войны. Почти все рвались на фронт, были искренними патриотами, но судьба распорядилась по-своему.

Бензина на полеты выделяли мизер, самолетов по­началу, кроме У-2, не было. Позже пригнали И-16 и не­сколько «харрикейнов». За все время обучения не было ни одной учебной стрельбы, даже по конусу. Групповой пилотаж не отрабатывался. Если говорить честно, то готовили просто кандидатов в покойники, по принципу «взлет-посадка». Ко времени выпуска у меня набралось чуть больше 20 часов налета, из них, может быть, 1 час (4 полета) самостоятельно! Как истребитель я к настоя­щим боям готов не был. Кроме того, ни разу в училище мы не совершили прыжка с парашютом! Многим эта по­том аукнулось... Осенью 1942 года нас, 10 человек, вы­пустили из училища в звании сержантов. Нам выдали черные матросские шинели, на которые мы нашили лет­ные петлицы, и в таком виде поехали навстречу войне.

Я попал в 22-й зап — запасной авиационный полк — в город Иваново. Там к этому времени были собраны несколько сотен летчиков, как желторотых новичков, так и пилотов, уже понюхавших пороху, в основном вер­нувшихся в строй из госпиталей. Самолетов не было. Дошло до того, что нас, «безлошадных» летчиков, ис­пользовали на хозработах. С фронта на переформиров­ку приходили остатки полков, которые набирали пилотов из запа. По мере поступления техники формировали эс­кадрильи, они проводили 10—20 учебных полетов, и снова отправлялись на фронт. Но из запасного полка от­бирали обычно тех, кто побывал в боях, а мы, молодежь, с отчаянием ждали, когда же придет наш счастливый день? За все 7 месяцев, проведенных в запасном полку, мне из-за отсутствия горючего удалось совершить всего несколько полетов на самолете «киттихаук». Рядом тре­нировалась эскадрилья «Нормандия—Неман», но не к французам же идти просить о зачислении!

В Иванове был расположен один из трех центров подготовки летчиков для полетов на американской и английской технике, поступавшей по ленд-лизу. Уже с весны 1943 года стали приходить «аэрокобры» — само­леты «Белл Р-39», которые здесь же и собирали. Летом на аэродром прибыл на переформировку 27-го иап под командованием подполковника Боброва [Бобров Владимир Иванович, подполковник. Участник Граж­данской войны в Испании. Воевал в составе 237-го иап и 521-го иап. С апреля 1943 г. по март 1944 г. — командир 129-го гиап (27-го иап). Далее воевал в составе 104-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 451 боевой вылет, в воздушных боях сбил 23 са­молета лично и 11 в группе. Герой Советского Союза (посмертно, на­гражден в 1990 г.), награжден орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (четырежды), Суворова 3-й ст., Александра Невского, Оте­чественной войны 1-й ст., Красной Звезды (дважды), медалями]. В 1941 году этот полк участвовал в боях под Москвой, хлебнул лиха под Сталинградом, но особенно прославился в боях под Курском. Полк летал на МиГ-3, Як-1, а с осени 1943 года сражался на «аэрокобрах». Из летчиков 1941 года к тому времени никого уже в живых не осталось, но в составе полка летал старший лейтенант Гулаев [Гулаев Николай Дмитриевич, майор. Воевал в составе 423-го иап, 487-го иап и 129-го гиап (27-го иап). Всего за время участия в боевых действиях выполнил около 250 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 57 самолетов лично и 5 в группе. Дважды Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (четырежды), Отечественной войны 1-й ст. (дважды), Красной Звезды (дважды), медалями], сбивший к то­му времени 16 немецких самолетов, из них два — та­ранными ударами, за что был представлен к званию Ге­роя. Когда кадровик дал мне направление в эту часть, не было счастливей меня человека на земле.

Встретили меня в полку весьма скверно. Гулаев, ко­гда узнал, что меня назначили его ведомым, разорялся: «Зачем мне жида дали!!!» Да и комполка Бобров мог себе позволить называть меня «Абрам» вместо звания и фамилии. Но оставим антисемитизм на его совести — может, его Смушкевич в Испании к Герою не предста­вил? А с Гулаевым мы стали настоящими друзьями и не раз спасали друг другу жизнь. Кстати, он лично в моем присутствии ни разу не позволил сказать вслух какую-нибудь антисемитскую чушь. Если воюешь как надо, то всем плевать — еврей ты или русский. Но вначале... Ко мне подходили мои друзья и говорили: «Семен, зачем тебе надо это жлобство терпеть? Перейди в другой полк. Всего и делов-то». Но перейти в другой полк оз­начало еще месяцы ожидания отправки на фронт. Ко­роче, я остался, а потом уже злобы ни на кого не дер­жал. Позже к нам в полк попал еще один летчик, еврей, по фамилии Фрид [Фрид Идель Нотович, младший лейтенант. Воевал в составе 129-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 5 самолетов противника], воевал он неплохо, и вскоре даже анекдотов на «нашу» тему не стало слышно. Это уже при Брежневе перестали принимать евреев в летные учили­ща., а в войну в истребительной авиации было немало летчиков-асов евреев: Ривкин, Горхивер, Рейдель, Вер-ников, Хасин, Левитан, Пейсахович, Нихомин...