В чаше - Джон Варли

В тот день я сам готовил себе еду. Вначале это делала Эмбер, но теперь, похоже, она потеряла интерес к тому, чтобы угождать мне.

- Я нанята проводником, - указала она достаточно ядовито. - Словарь Вебстера определяет слово "проводник" как...

- Я знаю, что значит это слово.

- ...и в нем не говорится ничего о приготовлении пищи. Вы женитесь на мне?

- Нет. - Я даже не удивился.

- По тем же причинам?

- Да. Я так беззаботно не заключу такой союз. Кроме того, ты слишком молода.

- По закону достаточно двенадцати. Через неделю мне будет двенадцать.

- Этого слишком мало. На Марсе тебе должно быть четырнадцать.

- Ну что за догматик. Вы ведь не шутите, правда? Действительно четырнадцать?

Это было характерно для ее невежества о планете, на которую она так сильно стремилась попасть. Я не знаю, откуда у нее взялись эти представления о Марсе. В конце концов я решил, что она целиком взяла их из своих грез.

Мы молча съели приготовленную мной еду, По моей оценке, у меня было неограненных камней примерно на тысячу марок. И мне начала надоедать дикая природа Венеры. Я предполагал, что еще один день мы будем собирать камни, а потом направимся обратно к велосипеду. Это, наверное, будет облегчением для нас обоих. Эмбер сможет начать расставлять ловушки на следующего глупого туриста, который попадет в город - или даже направится в Венусбург и попробует заняться этим всерьез.

Когда я подумал об этом, то стал задавать себе вопрос, почему же она все еще здесь. Если у нее были деньги для того, чтобы заплатить эту громадную взятку, которую она предлагала мне, почему она не живет в городе, где туристы кишат как мухи? Я собирался задать ей этот вопрос, но она подошла ко мне и уселась совсем рядом.

- А не хотели бы вы заняться любовью? - спросила она.

С меня, пожалуй, было уже довольно улещиваний. Я фыркнул, поднялся и вышел сквозь стену палатки.

Оказавшись снаружи, я пожалел об этом. Спина болела прямо ужасно и я запоздало осознал, что мой надувной матрац не удастся вытащить сквозь стену палатки. А если я и смогу это сделать, он просто сгорит. Но я не мог вернуться после того, как ушел таким образом. Может быть, я не мог здраво мыслить из-за боли в спине; не знаю. Так или иначе, я выбрал на земле место, которое выглядело мягким и лег.

Я бы не сказал, что оно было таким уж мягким.

Я проснулся в тумане боли. Я и не пробуя знал, что если пошевелюсь, то в спину вонзится нож. И естественно, не слишком к этому стремился.

Моя рука лежала на чем-то мягком. Я шевельнул головой - что подтвердило мои подозрения насчет ножа - и увидел, что это была Эмбер. Она спала, лежа на спине. Малибу свернулась у нее на руке.

Она выглядела посеребренной куклой со своим открытым ртом и выражением мягкой беззащитности на лице. Я почувствовал, что мои губы складываются в улыбку, вроде тех, которые она выманивала у меня там в Просперити. Я задал себе вопрос: почему я так скверно с ней обращался? По крайней мере, в это утро мне казалось, что я с ней скверно обращался. Ну, конечно, она использовала меня и обманула меня и, похоже, собиралась использовать меня снова. Но кому от этого плохо? А какую боль испытала она? И кто страдает из-за этой боли? Я решил извиниться перед ней, когда она проснется и попытаться начать сначала. Может быть, нам даже удастся прийти к какому-то согласию в этом деле с удочерением.

И, раз уж на то пошло, я мог бы смягчиться настолько, чтобы попросить ее взглянуть на мою спину. Я даже не упоминал ей об этом, вероятно, чтобы не чувствовать себя еще больше ей обязанным. Я был уверен, что плату деньгами она не возьмет. Она предпочитала плоть.

Я собирался разбудить ее, но случайно взглянул по другую сторону от себя. Там что-то было. Я с трудом узнал, что же это такое.

Оно было в трех метрах и вырастало из расщелины в скале. Оно было круглым, полметра в поперечнике, и светилось тусклым красноватым светом. Выглядело оно как мягкий желатин.

Это был лопающийся камень - перед взрывом.

Мне было страшно заговорить, потом я вспомнил, что речь не потревожит атмосферу вокруг меня и не вызовет взрыв. На горле у меня был радиопередатчик, а в ухе - приемник. Вот так разговаривают на Венере: вы говорите вполголоса, а люди вас слышат. Очень осторожно я протянул руку и коснулся плеча Эмбер.

Она спокойно проснулась, потянулась, и хотела подняться.

- Не двигайся, - сказал я ей тем, что, я надеялся, было шепотом. Это трудно сделать, когда говоришь вполголоса, но я хотел, чтобы она поняла, что что-то не так.

Она напряглась, но не пошевелилась.

- Посмотри направо от себя. Двигайся очень медленно. Не шурши по поверхности, ну и так далее. Я не знаю, что делать.

Она взглянула, и не сказала ничего.

- Ты не один, Кику, - наконец прошептала она. - Я о таком никогда не слышала.

- А как это произошло?

- Наверное, он образовался в течение ночи. Никто не знает, как это происходит и сколько времени занимает. Никто к ним не приближался на расстояние, меньшее пятисот метров. Они всегда взрываются, прежде чем вы окажетесь ближе. Даже вибрация пропеллера велосипеда вызывает взрыв до того, как вы сможете подлететь достаточно близко, чтобы увидеть их.

- Так что нам делать?

Она посмотрела на меня. Трудно прочесть выражение на лице задумавшегося человека, но она, я думаю, была напугана. Я знаю, что сам я испугался.

- Я бы сказала, что следует сидеть и не шевелиться.

- А насколько это опасно?

- Я не знаю, братец. Будет хорошенький грохот, когда это страшилище взорвется. Наши костюмы в основном защитят нас. Но взрыв нас поднимет и придаст очень большое ускорение, от которого внутренние органы могут превратиться в кашу. Я бы сказала, что наименьшее - это сотрясение мозга.

Я судорожно сглотнул.

- Тогда...

- Пока посидите. Я думаю.

Я тоже думал. Я застыл там с раскаленным ножом где-то в спине. Я знал, что когда-нибудь мне придется пошевелиться.

Проклятая штука двигалась.

Я моргнул, боясь протереть глаза, и посмотрел снова. Нет, не двигалась. Во всяком случае, в пространстве. Это больше походило на то движение, которое вы можете видеть под микроскопом, внутри живой клетки: внутренние потоки, перетекание жидкости туда-сюда. Я следил за ним как загипнотизированный.

В этом камне были целые миры. Там был древний Барсум из сказок моего детства; Там было Среднеземье с задумавшимися замками и одушевленными лесами. Камень был окном во что-то невообразимое, в то, где нет ни вопросов, ни чувств, а есть глубокое ощущение бытия. Он был темным и влажным, но не таил угрозы. Он рос, и все же был столь же завершен, как и в момент своего появления. Он был больше этого шара горячей грязи, называемого Венерой, и корни его доходили до сердца планеты. Не было уголка во вселенной, которого бы он не достигал.