Тёмная башня - 2 (Дверь между мирами) - Стивен Кинг

Когда больше тянуть стало невозможно, он снова поднял взгляд на зеркало.

Оттуда на него взглянули его собственные глаза.

И чужих голосов у него в голове не было.

И никакого чувства, что за ним наблюдают.

"У тебя был мгновенный глюк, Эдди, - объяснил ему великий мудрец и выдающийся торчок. - Довольно обычное явление при подходняке".

Эдди посмотрел на часы. До Нью-Йорка оставалось полтора часа. По расписанию посадка в 4:05 дня по Восточному времени, но на самом деле будет точно полдень. Тут-то все и решится.

Он вернулся на свое место. Его джин стоял на подлокотнике. Едва он сделал два глотка, как снова подошла стюардесса и спросила, не нужно ли ему еще чего-нибудь. Он открыл рот, чтобы сказать "нет"... и тут опять наступила эта странная отключка.

- Будьте добры, я бы хотел что-нибудь поесть, - сказал стрелок ртом Эдди Дийна.

- Скоро мы подадим горячие закуски.

- Но я прямо умираю от голода, - сказал стрелок, и это была чистая правда. - Что угодно, хотя бы бопкин...

- Бопкин? - военная женщина смотрела на него, сдвинув брови, и стрелок вдруг заглянул в сознание невольника. Сэндвич... это слово было далеким-далеким, как "шум моря" в раковине.

- Хотя бы сэндвич, - сказал стрелок.

Военная женщина с сомнением сказала:

- Ну что же... у меня есть с рыбой, с тунцом...

- Вот и отлично, - ответил стрелок, хотя ни про какую рыбу-дудца в жизни не слыхивал. Да ведь нищим выбирать не приходится.

- Вид у вас действительно бледноватый, - сказала военная женщина. - Я думала, что вас укачало.

- Это от голода.

Она одарила его профессиональной улыбкой.

- Сейчас я вам что-нибудь подкину.

"Подкину?" - растерянно подумал стрелок. В его мире подкинуть было жаргонное слово, означавшее "взять женщину силой". Неважно. Ему принесут еду. Он понятия не имел, сможет ли пронести ее через дверь обратно, к телу, которое в ней так нуждалось, но не все сразу, не все сразу.

"Подкину", - подумал он, и голова Эдди Дийна несколько раз качнулась из стороны в сторону, словно он не мог поверить, что услышал такое.

Потом стрелок опять отступил назад.

"Нервы, - уверял его великий оракул и выдающийся торчок. - Просто нервы. Это все - часть подходняка, братишка".

Но если дело в нервах, то почему его охватывает эта странная сонливость - странная, потому, что он должен был бы ощущать зуд, не мог бы ни на чем сосредоточиться, ему бы дико хотелось извиваться и чесаться, как всегда бывает перед настоящей ломкой; даже если бы у него раньше не бывало "подходняка", о котором говорил Генри, оставался тот факт, что он собирается пронести через Таможню США два фунта марафета, то есть совершить преступление, которое карается не менее, чем десятью годами заключения в федеральной тюрьме, а теперь у него, кажется, еще и провалы сознания начались.

И все же - эта сонливость.

Он снова отхлебнул джина с тоником, потом дал своим глазам медленно закрыться.

Почему ты отключился?

Я не отключался, а то она бы тут же помчалась за чемоданчиком первой помощи.

Ну, тогда вырубился. Все равно нехорошо. Ты раньше никогда в жизни так не вырубался. ОТРУБАЛСЯ - да, но не ВЫРУБАЛСЯ.

И с правой рукой у него что-то странное. Какая-то неопределенная пульсирующая боль в кисти, как будто по ней недавно били молотком.

Не открывая глаз, Эдди согнул и разогнул ее. Не болит. Не дергает. Голубых бомбардирских глаз тоже нет. А отключки - это просто сочетание подходняка с основательным приступом того, что великий оракул и выдающийся и т.д. и т.п., несомненно, назвал бы "мандраж контрабандиста".

"Но я все равно сейчас засну, - подумал он, - И что будет?"

Мимо него, как оторвавшийся воздушный шар, проплыло лицо Генри. "Не беспокойся, - говорил Генри. - Ты будешь в порядочке, братик. Ты прилетишь в Нассау, поселишься в отеле "Акинас", в пятницу, поздно вечером, зайдет мужик. Из стоящих парней. Он тебя отоварит так, чтобы тебе хватило на весь уик-энд. В воскресенье, опять же поздно вечером, он принесет марафет, а ты ему дашь ключ от абонированного сейфа. В понедельник утром ты все сделаешь, как обычно, как велел Балазар. Этот малый не подведет; он знает, как надо. В понедельник же, в полдень, ты улетишь, и при таком честном лице, как у тебя, ты пройдешь досмотр только так, с ветерком, и еще солнце не сядет, а мы уже будем рубать бифштексы в "Искорках". Все пройдет с ветерком, братик, с прохладным, приятным ветерком".

Но ветерок оказался довольно-таки жарким.

Беда Эдди и Генри заключалась в том, что они были, как Чарли Браун и Люси. Они отличались от них только тем, что Генри иногда придерживал футбольный мяч, чтобы Эдди мог по нему ударить - не часто, но иногда. Эдди даже как-то раз, во время очередного героинового кайфа, подумал, что надо бы написать Чарльзу Шульцу письмо. "Дорогой м-р Шульц, - написал бы он, напрасно у вас Люси ВСЕГДА в последний момент поднимает мяч вверх. Ей бы надо время от времени придерживать его на земле. Не так, чтобы Чарли Браун мог заранее догадаться, когда она это сделает, понимаете? Иногда она могла бы оставлять мяч на земле, чтобы он мог по нему ударить, три, даже четыре раза подряд, а потом целый месяц - ни разу, потом один раз, потом три-четыре дня ни разу, ну, вы, наверно, поняли мою идею. Вот от этого пацан бы ПО-НАСТОЯЩЕМУ охерел бы, правда?"

Эдди точно знал, что пацан от этого охерел бы по-настоящему.

Он знал это по опыту.

"Из стоящих парней", сказал Генри, но тип, который заявился, оказался смугловатым гаденышем с британским выговором, усиками в ниточку, точно в фильме "черной серии" сороковых годов, и желтыми зубами, которые все загибались внутрь, как зубья очень старого капкана.

- Ключ у вас, сеньор? - спросил он, только из-за его произношения, какое вырабатывают в британских аристократических школах-интернатах, это слово прозвучало, как "синий ор".

- С ключом порядок, если вы об этом, - сказал Эдди.

- Тогда дайте его мне.

- Так не пойдет. Предполагается, что у вас кое-что есть, столько, чтобы мне хватило на уикэнд. Предполагается, что в воскресенье вечером вы мне принесете еще кое-что, и тогда я отдам вам ключ. В понедельник вы отправитесь в город и при помощи этого ключа получите что-то другое. Что именно, я не знаю, потому как это не мое дело.

Вдруг в руке гаденыша оказался маленький плоский вороненый автоматический пистолет.

- Почему бы вам не отдать его прямо сейчас, сеньор? Я сэкономлю время и силы, а вы спасете себе жизнь.

Глубоко внутри у Эдди Дийна - хоть он и был торчком - скрывался стальной стержень... Генри знал это; что более важно, знал это и Балазар. Поэтому Эдди и послали. Большинство из них считало, что он поехал, потому что прочно сидит на крючке. Он знал это, и Генри знал, и Балазар тоже. Но только он и Генри знали, что он бы все равно поехал, даже если бы на дух не переносил наркоту. Ради Генри. Балазар в своих расчетах до этого не допер, но к ебаной матери Балазара.