На грани краха (ЛП) - Стоун Кайла

Как только водитель вручную опустил стекло со стороны водителя, Пайк положил руку на пистолет «Зиг-Зауэр P320» в открытой кобуре и произнес свою обычную, пропитанную фальшью, полицейскую речь.

— Отдайте ключи и вылезайте из машины.

Мужчина немедленно подчинился. Это оказалось легко. Все было так просто. Гэвину даже не пришлось доставать пистолет.

Он уже подумывал выстрелить мужчине в голову, но передумал. Пайк прибегал к насилию лишь тогда, когда вероятность его обнаружения сводилась к нулю.

Гэвин не из тех, кто оставляет все на волю случая. Он действовал осторожно, точно, педантично. Как профессионал, который заботился о том, чтобы избежать ненужных осложнений и потенциальных угроз.

Азарт охоты заключался в убийстве. Трепет убийства — в самой охоте. Симбиоз служил девизом Пайка, а также абсолютной истиной, которой тот жил.

Мир делился на хищников и добычу. Правила, которые общество установило для себя, были обманом, цивилизацией — лишь маской, призванной скрыть жестокую правду. Люди рождались для того, чтобы убивать.

И Гэвин Пайк был рождён убивать.

Животные инстинктивно понимали иерархию экосистемы, в которой они находились. Мышь знала, что ястреб, лиса и волк сильнее ее, и единственный способ пережить еще один день — бежать или прятаться.

Ястреб, лиса и волк знали, что их роль — править, охотиться и убивать в свое удовольствие, не щадить существ, чьей единственной целью было кормить пищевую цепь, ступень за ступенью, вплоть до самого верха — верховного правителя. Самого хитрого, умного и умелого хищника — человека.

Животные глупы. Они не разделяли талантов человека. Их хитрость проста и предсказуема. Для верховного охотника единственным истинным наслаждением было выслеживать и побеждать противника, который мог думать, разрабатывать стратегию и контрплан — существо, равное ему самому.

Или, по крайней мере, способное к равенству.

Пайку еще предстояло найти добычу, которая хоть в чем-то могла бы сравниться с ним. И он пытался это сделать.

Стряхнул пепел в окно, проезжая мимо указателя города Ньюэйго. Он продолжал двигаться на север по шоссе М-37 в сторону Болдуина.

На этот раз Гэвин решил объехать Каламазу и Гранд-Рапидс. Из-за разбитых машин, грузовиков и автобусов дороги стали непроходимыми.

К счастью, бывший владелец «Тахо» недавно наполнил бак. Из-за объездных путей поездка стала дольше, и бензина тратилось больше.

Кроме того, Пайку пришлось петлять между сотнями вставших автомобилей и людей, застрявших на обочине дороги без возможности вернуться домой.

Им стоило дойти пешком до ближайшего города. Вместо этого большинство из них сидели в машинах, которые с каждой минутой становились все холоднее, или стояли, дрожа от холода, снаружи, отчаянно махая рукой редкому автомобилю на ходу, проезжающему мимо. Ожидая, когда их спасут.

Пайк не обращал на них внимания. Некоторые пытались выбежать на дорогу, чтобы остановить его. А он проносился мимо них с брызгами снега, песка и злобной ухмылкой.

Движение поредело, когда Гэвин въехал в Национальную лесозону Манисти. Густой лиственный лес теснился по обе стороны дороги, окаймленной красными соснами, кленами и дубами. Их ветви и сучья отяжелели от снега.

Осталось чуть меньше сорока миль.

Его охотничья хижина располагалась на участке в двадцать акров посреди национальной лесозоны Манисти, вдоль неиспользуемой грунтовой дороги, которая ответвлялась от закрытой дороги, по которой раньше возили лес.

Национальный лес Манисти занимал более пятисот сорока тысяч акров, включая реки, ручьи и озера, холмистые лесные подъемы, долины и болота. Это была мозаика, разбитая частной собственностью и маленькими городками, пересеченная дорогами и сотнями миль пешеходных, велосипедных и снегоходных маршрутов.

Хижина Пайка располагалась к юго-востоку от Манисти, и как можно дальше от пешеходных и снегоходных маршрутов, кемпингов и рек, пользующихся популярностью. Этакий оазис дикой природы, отрезанный от цивилизации, как Пайк и хотел.

Он не возражал против долгой, почти двухсотмильной поездки, которую проделывал почти каждые выходные. После бесконечных дней, проведенных в окружении всякого рода идиотов, он нуждался в одиночестве, чтобы снова прийти в себя и вспомнить, кем был на самом деле.

А если повезет, то и сходить на охоту.

Пайк знал, как отделить свою фальшивую жизнь от настоящей, как тщательно и аккуратно спрятать свое подлинное «я» под маской. Он умел слиться с толпой, замаскироваться.

Сама его внешность служила ему камуфляжем. Светлые волосы, среднего роста, не толстый и не худой, с приятной улыбкой. Мягкий и скромный. Похожий на кого угодно и ни на кого одновременно.

Совершенно незапоминающийся.

Всю свою жизнь Пайк изучал других людей, учился подражать их мимике, интонации, языку тела. Эту форму искусства он усовершенствовал в юности. Стал экспертом в копировании факсимиле эмоций. С юных лет научился манипулировать другими ради собственной выгоды.

Пайк старательно заметал следы. Всегда. Не оставлял никаких улик. Никаких доказательств. Никаких жертв, которые могли бы его опознать. Он очень щепетильно относился к этому вопросу. Как никто другой.

За исключением одного.

Того, что все еще находилось в подвале. Того, что он сохранил.

Гэвин вцепился в руль, преодолевая изрытую колеями дорогу. Старый «Тахо» трясся по замерзшим выбоинам и рифленым обледенелым следам. Пайк сбросил скорость, когда шипованные шины начали скользить по гребням льда и снега.

Пайк не чувствовал страха. Он почти ничего не ощущал, если только не охотился. Чувства омывали Гэвина, лишь когда кровь жертвы скользила по его голым рукам. Он питался паникой и ужасом в их глазах.

Именно в такие моменты Пайк чувствовал множество разных эмоций — торжество, гордость, восторг. Силу.

Единственные эмоции, которые имели значение.

Теперь же он ощущал что-то чужеродное, неприятное, выворачивающее его внутренности наизнанку — страх. Он выбросил окурок в окно и с едва сдерживаемой яростью вцепился в руль.

Она могла оказаться единственным человеком на Земле, которому выпал шанс его перехитрить.

Гэвин проклял свою ошибку. А он ведь никогда совершал ошибки. Глупо было оставлять жертву в живых так долго. О чем, черт возьми, он думал?

Нужно исправить эту ошибку.

При нем имелся тактический нож «Ка-бар», а также «Зиг-Зауэр». А еще его «Винчестер» 70-й модели с ночным прицелом SHV 3-10x42 мм и обилием патронов в сумке.

Гэвин покончит с ней сегодня же.

Глава 10

ХАННА

День первый

Бег на лыжах во время беременности — это вам не шутки.

Ханна оказалась безмерно благодарна судьбе за то, что продолжала заниматься гимнастикой. Поясница ужасно болела. Тяжесть постоянно давила на мочевой пузырь и распространялась в грудную клетку, сжимая легкие так, что Ханна не смогла сделать полный вдох.

По крайней мере, она хорошо поела и достаточно напилась воды. В данный момент.

Прошло уже много лет с тех пор, как она в последний раз стояла на лыжах, однако Ханна выросла, катаясь на них вместе со своей семьей. Ее мать, еще будучи студенткой колледжа, часто участвовала в лыжных соревнованиях. Так что семья частенько проводила выходные в снежном кемпинге, катаясь на лыжах по великолепной дикой местности, окруженной горами Порсупин.

Медленно и мучительно к Ханне возвращалась мышечная память. Она двигалась тяжело и неуклюже, в основном из-за большого живота, из-за которого сместился центр тяжести. Ханна старалась удерживать лыжи параллельно друг другу, а спину прямой, когда наклонялась вперед, немного сгибая колени.

Она передвигала вперед то одну лыжу, то другую, используя палки, чтобы оставаться в вертикальном положении. После нескольких падений, наконец, приспособилась.

Ханна с трудом могла обхватить лыжную палку левой рукой. Поэтому обмотала ладонь вместе с палкой коротким отрезком паракорда и использовала свой неповрежденный большой палец, чтобы ухватиться так можно лучше. От напряжения в руке пульсировала боль.