Старый Мертвый Свет - Дмитрий Медведев

Мне едва удалось прикуриться, получилось где-то раза с десятого. Все вокруг опутало бархатное и плотное покрывало тишины — после громкого взрыва нам как будто ваты в уши натолкали. Сделалось совсем не по себе. Никогда не думал, что остаться без слуха так страшно.

— Димыч, проверь телефон, — глухой голос Лехи с трудом прорывался через заткнувшую уши вату.

Вдыхая горький дым, полез в карман. Я уже знал, что случилось, эта проверка была, по сути, чистой воды формальностью, чтоб не гадать понапрасну. Худшие опасения подтвердились. В это невозможно было поверить. Даже сейчас до конца не верю.

— Не работает, — я еще несколько раз нажал на кнопку включения. — Заряда было чуть меньше половины, он не мог так быстро сесть.

— Импульс, — тихо промолвил Леха (я прочитал слово по губам, благо, костер мало-мальски освещал наши одеревеневшие лица) и как-то весь поник. — А я не дозвонился. Один из всех не дозвонился.

Он рухнул обратно на полено, утратив опору. Леха совсем не походил на себя в эту минуту. Сильный и мужественный парень, еще в старших классах с легкостью дравшийся против целой взрослой гоп-компании, в один миг превратился в слизня, из которого вынули позвоночник.

Голова безвольно повисла, плечи сжались и вздрогнули, по щеке покатилась прозрачная градинка, сразу затерявшись в щетине. Лицо все сморщилось от спазмов, и Леха сделался таким жалким, каким он просто не мог быть. Он просто не имел права так поступать. Я отворотился от него, к горлу подкатил липкий ком, но я удержался. Еще блевать только не хватало.

Хрен вам. Только страшно стало — не то слово. Мне словно пережали сердце и легкие ледяной железной рукой, дышать стало невероятно тяжко, закололо в груди. Задним умом я понял, что если просто сидеть и ничего не делать, будет лишь хуже. Главное, не дать страху застояться, потом не отпустит, захлестнет с головой и непременно погубит.

Резким движением я поднялся на ноги и пошел в дом, чувствуя, как каменеют мышцы. Наверное, я смешно выглядел, шагая на негнущихся ногах и недоумевая, почему идется так медленно, почему никак не получается побежать.

Напоминаю, такой роскоши, как электричество, на Ванькиной фазенде не водилось, поэтому пришлось воспользоваться свечкой. Где-то в заставленной всякими ящичками и тумбочками кухне лежал фонарик на батарейках, но я даже не стал искать его — возможно, он тоже отключился раз и навсегда.

К моему удивлению, Семен и Ваня уже не спали. При тусклом свете огонька свечи их бледные лица вызывали ассоциации с привидениями.

— Димыч, это что, землетрясение? — дрожащим голосом спросил Ванька.

— Не, парни, это большой звездец. Ядерная бомба, или ракета, фиг разберет, — я присел на уголок кровати, на которой еще пару минут назад беззаботно дрых Семен.

— Американцы, что ли? Третья мировая? — Зачастил Ванька — бедняга, второй раз не дали по-человечески наклюкаться. — Или, может, метеорит?

— Да откуда я знаю, может, это десятый пакет санкций, — раздраженно ответил я. — Ты мне скажи, сколько отсюда до города? Сорок километров?

— До центра чуть больше пятидесяти, — подал голос Семен. — От окраины где-то около сорока, да.

— Я, конечно, не эксперт, но мне почему-то кажется, что надо отсюда сваливать как можно шустрее, — сказал я. — Радиация поползет, не хотелось бы нахвататься.

— Блин, а если везде так? — заканючил Ванька. — Куда ехать-то? Если уж Ижевск разбомбили, значит, гудбай Казань, Уфа, Пермь и что там у нас еще по соседству? Самара, Ульяновск, Челны. Некуда ехать, выходит.

— Получается, всех наших нет, — Семен промолвил это таким отстраненным тоном, что у меня по спине побежали мурашки. Лучше б он начал орать и стенать, выть, что ли, только не надо вещать так замогильно, бессердечно.

Окинув товарищей взглядом, я понял, что они так могут долго сидеть. Требовалось растормошить увальней, а то оба уже поплыли — Семен впадал в ступор, у Ваньки как-то странно перекосилось лицо и задергался левый глаз.

— Так, парни, быстро встаем, собираем, что можем, кидаем в машину и едем. Я за рулем.

— А куда едем-то?

— Да, мать твою за ногу, хоть куда! — заорал я. — Если мы тут сейчас раскиснем, все помрем нахрен. А я вот еще пожить хочу! Вы, наверное, тоже, хоть сейчас и не совсем понимаете это. Давайте, давайте!

Ванька и Семен послушно вскочили на ноги. Кроме того, они оба изрядно протрезвели от нежданных новостей, даже по глазам видно. Вот только от перегара так легко не избавишься, а жаль — ненавижу эту вонь, хоть и сам грешен.

Я вернулся во двор, велев юным алкоголикам через полминуты быть в машине. Леха сидел все в той же самой позе, понурив плечи и прижав ладони к лицу.

— Леха, дружище, вставай, уезжаем отсюда. Семен с Ванькой собираются, сейчас будут.

Он не ответил. Я уже испугался, не хватил ли Леху сердечный приступ или что похуже, и пошел к нему, как он вдруг вскочил и набросился на меня, повалив на траву. В спину больно воткнулся какой-то здоровенный камень. Скорченное от ярости лицо Лехи оказалось в сантиметре от моего.

— Сука, как же так?! Из-за тебя в город не попали, урод ты, понял?! Надо было прорываться! — проревел он. — Почему меня там не было?! Почему меня не было с ними?!!

— Потому что не было, — отрезал я, уверенно глядя ему в глаза. — Мы не имеем права сейчас ныть, нашего города нет, страны, может, тоже нет. Что, теперь может дружно повесимся на ветке? Придурок, блин, нашел время истерики устраивать.

— Я не хочу ехать, — по слогам процедил Леха, безумно таращась на меня. — Мне вообще все пофигу теперь. Пешком блин пойду в Ижевск, не дойду — так сдохну. Ничего не буду делать. Я, мать твою, один из вас всех ни с кем не попрощался.

— Скоро ты сам с собой попрощаешься, дурень. Посмотри на небо, оно сейчас чистое, туч нет. А как только они появятся, здесь пройдет радиоактивный дождь, и это, боюсь, случится раньше, чем ты думаешь. Хочешь сдохнуть? Это что, поможет кому-то? Да отпусти ты меня уже!

Леха немного разжал руки, железкой хваткой держащие меня за кофту.

— Пошел на, — я отпихнул его, и он, не сопротивляясь, откатился в траву, прерывисто дыша.

Я встал, немного отряхнулся и, пошатываясь и потирая крепко ушибленную спину, побрел к машине. Ключи по-прежнему были у меня. Место, в которое воткнулся чертов камень, само будто окаменело. Синячище намечается будь здоров, неделю на спине спать не смогу.

Как же я боялся, что «четверка» не заведется, но она завелась. Никогда еще для меня не был таким сладким тарахтящий звук мотора старого отечественного автомобиля. Времена быстро меняются, что поделать. В какой-то книге я однажды прочитал, что иномарки чувствительнее к ЭМИ, чем «наши», в силу обилия электроники. Не знаю, правда это или мечта квасного патриота, но лошадка родом из Тольятти была готова к пути.

Мы собрались достаточно быстро, даже Леха в конце концов взял себя в руки, причем без дополнительных уговоров. Уговаривать, собственно, было некому, Ванька и Семен помогали мне с погрузкой. Правда, выглядеть Леха лучше не стал и ни с кем не говорил, но это поправимо. Хорошо, что обошлось без сцен и мордобоя, сейчас я особенно хорошо это понимаю.

Еду с собой брать не стали — мной овладела паранойя, что она вполне могла впитать в себя какой-нибудь яд или радиацию, и разумные доводы Семена не действовали. Да уж, чем сидеть без дела в социальных сетях и играть в экспертов по геополитике на форумах, надо было изучать ОБЖ. Сейчас бы хоть примерно представляли себе степень опасности.

Наконец, уселись, захлопнули двери и тронулись в путь. Проезжая мимо бытовки-магазина, я притормозил, но, поколебавшись секунду, перебросил ногу на крайнюю правую педаль. Пятый член экипажа нам ни к чему, простите.

— Предлагаю пока ехать в сторону Казани. По дороге свернем в какую-нибудь деревню и спросим, что и как. Может, только нас разбомбили.

— Мне почему-то кажется, что это свои же и бросили бомбу, — предположил Семен, потягиваясь и гремя костями. — Никогда бы не поверил, что у Америки хватит духу. Они только в кино такие крутые, а на деле даже от доходяг типа Северной Кореи шарахаются.

— Если это Штаты, тогда копченый и вправду стал копченым, — вынес вердикт я. — У нас же есть эта, как ее, мертвая рука. Задушила гадов, надеюсь.

— Ладно, все равно скоро разберемся, — махнул рукой Семен, навалился головой на стекло и задумчиво уставился в черноту за окном.

Даже в эту минуту он оставался впечатляюще спокойным. Ну, или его эмоции были спрятаны где-то совсем глубоко. Во всяком случае, никаких признаков стресса или расстройства разглядеть было невозможно, выражение лица Семена оставалось бесстрастным. Кроме того потустороннего тона, что я слышал в доме, Семен с тех пор ни разу никак не выказал подавленности или тревоги. Он был собран, сосредоточен, немного бледен, но не более.