С/С том 2. Вопрос времени. Как крошится печенье. Кейд - Чейз Джеймс Хедли

– Меня это устраивает, – отозвался Бромхед. – Во сколько обойдется нужная мне информация?

– Десять тысяч долларов.

Бромхед покачал головой:

– Нет… пять тысяч. Она стоит ровно пять тысяч.

Маркс наклонился к нему:

– У миссис Морели-Джонсон пять миллионов. Не экономьте по мелочам, друг мой… десять тысяч, или мы расходимся.

– Восемь, – предпринял последнюю попытку Бромхед, уже не надеясь на успех.

Маркс хохотнул:

– Я сказал, десять… Я свяжусь с вами сам.

Он слез с высокого стула у стойки бара и, переваливаясь, заковылял к лифту.

Бромхед проводил его взглядом. Похоже, он не ошибся в выборе.

Досье, которые неделю спустя передал Бромхеду Маркс, содержали именно те сведения, которые интересовали заказчика.

Перед тем как расстаться с досье, Маркс попросил расписку на десять тысяч долларов. Бромхед не сомневался в успехе своего плана и твердо знал, что рано или поздно сможет выплатить Марксу причитающуюся ему сумму. Не смутили его и двадцать пять процентов годовых, которые брал Маркс.

– Если вам понадобится что-либо еще, вы знаете, как меня найти. – Маркс убрал расписку в бумажник. – Я всегда к вашим услугам.

Еще бы, подумал Бромхед, при таком-то проценте. Но не мог не признать, что получил требуемое, а хорошая работа, и это тоже не составляло для него тайны, требовала и соответствующей оплаты.

Изучать досье он начал с информации по Джеральду Хэммету, поскольку тот, на правах единственного родственника, при случае мог оспорить завещание миссис Морели-Джонсон.

Джеральд, как он выяснил, был единственным сыном Лоусона Хэммета, брата миссис Морели-Джонсон, который весьма успешно занимался проектированием и строительством шахт, пока не погиб в одной из них восемь лет назад. Жена Лоусона в свое время сбежала с его лучшим другом, и при разводе суд оставил мальчика на попечении отца. С сыном у Лоусона не заладилось. Он не смог найти подход к этому бездельнику, к тому же со скверным характером. Окончив частную школу, Джеральд не вернулся домой, а исчез в неизвестном направлении. Его отец облегченно вздохнул и не шевельнул даже пальцем, чтобы найти юношу.

В тот день, когда Джеральду стукнуло двадцать два (к тому времени он уже знал: не попросишь – не получишь), он навестил свою тетушку, миссис Морели-Джонсон, в отеле «Плаза-Бич», напомнил, что он ее единственный племянник, и поинтересовался, что она может для него сделать.

Обратись Джеральд к ней тактично, вежливо, она, скорее всего, помогла бы ему, но он не желал тратить время на богатых старух, и его наглая просьба о деньгах шокировала тетушку.

Детектив Маркса нашел свидетеля этой встречи. Швейцар «Плаза-Бич» помнил, как это произошло, хотя минуло уже пять лет, и за десять долларов согласился поделиться подробностями. Джеральд явился в отель грязный, оборванный, бородатый, как раз в тот момент, когда миссис Морели-Джонсон собралась за покупками. Для смелости он выкурил сигаретку с «травкой» и пребывал в воинственном настроении. Загородил тетушке дорогу в вестибюле отеля и громким голосом высказал свои требования. Старая леди чуть сквозь землю не провалилась от стыда. Она же понимала, что все ее так называемые друзья наблюдают за этой безобразной сценой. Не зная, что предпринять, она беспомощно взглянула на швейцара, мимо которого каким-то образом сумел прошмыгнуть Джеральд.

Швейцар, помня о многочисленных подачках, получаемых от миссис Морели-Джонсон, схватил Джеральда за шиворот и грубо вышвырнул из отеля. Но тот успел прокричать: «Ладно, старая глупая корова… Раз не хочешь меня знать, пеняй на себя!»

Инцидент этот попортил миссис Морели-Джонсон немало крови. И если бы не ее пять миллионов долларов, управляющий самым роскошным отелем города попросил бы ее куда-нибудь переехать.

Как следовало из досье, Джеральд Хэммет отправился в Лос-Анджелес. Присоединился к каким-то хиппи, прокантовался с ними три года, затем занялся торговлей наркотиками. Три месяца спустя его накрыла полиция. Отец его уже умер, так что за помощью он мог обратиться только к миссис Морели-Джонсон. К ней поехал детектив, чтобы спросить, готова ли она принять участие в судьбе Джеральда. Как на грех, детективом оказался симпатичный негр. Миссис Морели-Джонсон родилась и выросла в Джорджии и на дух не переносила чернокожих. Появление в ее пентхаусе детектива-негра вкупе с воспоминаниями о последней встрече с несносным племянником переполнили чашу ее терпения. Она отослала детектива взмахом руки, не сказав ему ни слова.

Джеральд провел в тюрьме два года. Достаточное время, чтобы поразмышлять и прийти к выводу, что с детства его обрекли на тяжелую жизнь, весь мир у него в долгу, а платить по счетам должна миссис Морели-Джонсон. Такой вывод, разумеется, сделал детектив Маркса, но и Бромхед не стал бы его оспаривать. На месте Джеральда он бы чувствовал то же самое. Освободившись, Джеральд переехал в Нью-Йорк и вновь связался с хиппи. Наркотики, правда, он теперь обходил стороной. Знал, что на крючке у полиции, и следующий арест обернется куда более долгим сроком.

В этот период, живя словно в вакууме, Джеральд встретил Веду Рэйсон. Молодую, симпатичную, готовую выполнить любое желание Хэммета и, что самое главное, имеющую приличное ежемесячное содержание, которое назначил ей отец за то, что она будет жить отдельно. Джеральда она поселила у себя в двухкомнатной квартире, оплачивала все его счета и вообще всячески ублажала. За четыре месяца такой жизни Джеральд помягчел.

Ему нравилось подниматься с постели не раньше одиннадцати. Веда или готовила сама, или вела его в ресторан. Она же покупала ему одежду. И в постели ей не было равных. Можно ли желать лучшего? – спрашивал он себя.

Но однажды утром, проснувшись, Джеральд перевернул Веду на спину, и та сдавленно вскрикнула от боли, что напугало его. Началась суматоха: он позвонил, приехала «скорая помощь», два пьяных санитара тащили Веду на носилках по винтовой лестнице, а он, с нарастающей паникой в душе, следовал за ними, давая бесполезные советы.

В больнице медицинская сестра сказала ему, что надежды нет. Детектив Маркса не успел выяснить все подробности, но по всему выходило, что весь последний год Веда была больна раком. Он узнал об этом от регистраторши.

А Джеральда ввела в курс дела Шейла Олдхилл, недостойная, по мнению регистраторши, места медицинской сестры.

– Шлюхой бы ей работать, – ворчала регистраторша. – Я о ней все знаю. Стоит мужчине посмотреть на нее, как она готова задрать юбку и плюхнуться на спину.

Детектив вздохнул, подумав, что всегда мечтал о такой женщине, но регистраторше ничего не сказал.

Веда умерла через тридцать восемь часов после поступления в больницу. Это печальное известие Джеральд услышал от той же Шейлы Олдхилл. Ему, конечно, взгрустнулось. Кто будет теперь платить за квартиру, кормить, одевать его?

– Я наблюдала за ними, – доложила детективу регистраторша. – Ужасное зрелище. Как же она смотрела на него… Описать это можно только одним словом. Вы понимаете, произнести его я не могу. И что она нашла в этом грязном волосатом парне?

Детектив, толстяк средних лет, смотрел, слушал и все мотал на ус.

Далее он узнал, что Шейла Олдхилл и Джеральд поселились вместе, тоже в двухкомнатной квартире. Шейла продолжала работать в больнице, на ее деньги они и жили. Джеральд целыми днями слушал музыку, ходил в кино, дожидаясь возвращения Шейлы. В последних строчках отчета указывалось, что они по-прежнему в Нью-Йорке: Шейла работает, Джеральд – у нее на содержании.

Все это заинтересовало Бромхеда. Но прежде чем принять решение, он позвонил Марксу и попросил подобрать материалы по Шейле Олдхилл. Две недели спустя он получил еще одно досье в обмен на расписку в две тысячи долларов. Прочтя его, Бромхед убедился, что и эти деньги потрачены не зря.

Он узнал, что отец Шейлы играл первую скрипку в Нью-Йоркском филармоническом оркестре, а из досье миссис Морели-Джонсон следовало, что она, под псевдонимом Алис Лессон, не раз выступала с этим оркестром.