Непостижимое сердце - Барбара Картленд

– Все эти месяцы, – задумчиво повторила Вирджиния. – Я и не спрашивала, тетя, сколько месяцев я пробыла здесь?

– Год и два месяца. Вирджиния выглядела пораженной.

– Столько времени! И я не узнавала тебя?

– Нет, дорогая, но ты прекрасно знаешь меня сейчас, и только это имеет значение. Мало что в моей жизни приносило мне больше удовлетворения, чем видеть тебя такой, какая ты сегодня.

Вирджиния опустила глаза на свое простенькое ситцевое платье. Оно принадлежало ее тете и было подогнано к ее фигуре, поэтому оказалось слишком просторным для девушки в талии.

– Как хорошо, что у тебя есть кое-что, чтобы одолжить мне. Ах, тетя, я не знаю, как ты посмотришь… Я намерена остаться здесь, с тобой, – если ты разрешишь. Мои деньги пригодятся только для того, чтобы оплатить мое пребывание здесь.

– Я не возьму твоих денег! Ни цента. Я сказала твоему отцу, когда он выгнал меня, что позабочусь о себе сама и никогда не попрошу у него ни цента. Я сдержала свое обещание и не собираюсь нарушать его даже ради тебя.

– Ты хочешь сказать, что все эти месяцы оплачивала мои расходы? – спросила Вирджиния.

– Расходы были невелики, – усмехнулась Илайа Мэй. – И если ты не имела тех удобств, которые могла бы иметь в дорогой клинике, по крайней мере, как я надеюсь, ты вернешься к жизни благодаря моему методу.

– Лучшему методу в мире! – охотно признала Вирджиния. – И не волнуйся: если я когда-нибудь и уеду, то буду строго выполнять все то, чему ты научила меня, – есть только свежие продукты и овощи, – и не забуду, что единственный сахар, в котором нуждается человек, – это сладкий мед, собранный пчелами.

– О лучшей рекламе я не могла и мечтать, – улыбнулась ее тетя. – Но, дорогая, тебя ожидает внешний мир, и, когда ты немного наберешься сил, тебе придется вернуться туда.

– Зачем мне это? – с вызовом спросила Вирджиния.

– Прежде всего, у тебя есть муж, – ответила Илайа Мэй, беря в руки письмо, которое лежало рядом с ней на кушетке.

– Я не увижу его! Я никогда не увижу его!

– Почему? Ты боишься его?

– Нет, не боюсь, – объяснила Вирджиния, – но я презираю его. Он охотник за богатством, человек, который способен взять вознаграждение за то, что женится на девушке, которую никогда не видел.

– Выглядит это ужасно, согласна. В то же время я должна быть честной с тобой, Вирджиния, и сказать, что он мне нравится. Он был так спокоен и серьезен, когда все эти люди с воплями носились по вашему дому! Когда твоя мать потеряла сознание, он отнес ее наверх, уложил в постель, послал за доктором, распорядился слугами, и, что самое важное, все повиновались ему. Мне такой человек нравится. Это напомнило мне Клемента, моего мужа.

– Что ж, даже если он и понравился тебе, – резко ответила Вирджиния, – я намерена избавиться от него.

– Здесь нелегко добиться развода, – спокойно заметила Илайа Мэй, – и намного труднее в Англии.

– Но он наверняка не станет удерживать меня!

– Это, конечно, предстоит решать ему. Его письма всегда вежливы, он неизменно справляется, не может ли он чем-нибудь помочь. Полагаю, Вирджиния, что мне следует сообщить ему, что ты снова в порядке.

– Нет! Нет! Тебе не следует делать этого! Слышишь, тетя, не делай этого. Он может приехать, чтобы повидать меня, а я этого не вынесу.

– Никакой спешки нет, – успокоила племянницу Илайа Мэй, – но рано или поздно он имеет право узнать. В конце концов, если только ты не собираешься оставаться здесь взаперти до конца своих дней, люди узнают об этом.

– Какие люди? У меня нет друзей.

Но существует пресса! Когда ты почувствуешь себя немного бодрее, загляни в нижний ящик бюро в гостиной. Там ты найдешь множество газет, которые я сохранила для тебя, – с фотографиями твоей свадьбы, с кричащими заголовками о твоей болезни. Много дней невеста маркиза оставалась самой интересной новостью для первых страниц. Смерть твоей матери, конечно, усугубила драму. Вирджиния жалобно застонала:

– О, тетя! Что мне делать?

– Я думаю, что тебе следует по-взрослому отнестись к этому вопросу, – ответила Илайа Мэй. – Пойми, Вирджиния, ты никогда по-настоящему не обдумывала того, что касается тебя. Твоя мать не позволяла тебе этого, и, хотя я знаю, что у нее был трудный характер, я думаю, что ты была склонна подчиняться ей просто потому, что не могла решиться на бунт. Это так не по-американски: находиться в подчинении. Тебе предстоит ринуться в бой и победить тот страх перед людьми, который ты создала сама. В конце концов, они ничем не отличаются от тебя. Их сердца бьются; у них потечет кровь, если их уколоть; и они также испытывают опасения и страх, волнение и подавленность.

Некоторое время Вирджиния молчала, затем спросила:

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Это ты должна решить сама.

– Ты хочешь сказать, что я должна просить его приехать сюда и повидаться со мной?

– Я думаю, что вскоре нам предстоит рассказать ему, что ты поправилась. Я думаю, довольно забавно будет посмотреть на его лицо, когда он увидит тебя такой, какая ты сейчас. Стоит только вспомнить, на кого ты была похожа, когда он женился на тебе.

Я ненавижу и презираю его, – запротестовала Вирджиния. – Я потеряла сознание, потому что три недели после того, как мама объявила, что я должна выйти за него замуж, я лежала по ночам без сна, повторяя: «Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя!» Знаешь ли ты, что я даже слепила из свечного воска небольшую фигурку и втыкала в нее булавки, со словами: «Умри! Умри!» Моя няня рассказывала мне, что так делают индианки, если ненавидят кого-то. Но он не умер. Он приехал, и я… вышла за него замуж.

Ее голос на мгновение прервался.

– Вероятно, тебе хочется смеяться, когда ты вспоминаешь, какой уродиной я была, но я всегда мечтала, что в один прекрасный день я влюблюсь. Я надеялась встретить мужчину, который полюбит меня, несмотря на мою внешность… и не за мои деньги. Наверное, в глубине души у меня сохранилось воспоминание о том, как ты спорила с папой, настаивая на том, что выйдешь замуж за человека, которого любишь. Я была совсем маленькой в то время, но помню, как мама с папой называли тебя дурочкой и говорили, что только глупые люди считают, будто жизнь ничто без любви. Но даже тогда я понимала, что права ты.

– О, бедное дитя!

– С возрастом я становилась все уродливее, – продолжала Вирджиния, – но не переставала мечтать. Вечером, ложась спать, я обычно рассказывала себе историю. Я всегда была героиней, а герой влюблялся в меня, потому что не знал, кто я.

Иногда я случайно знакомилась с ним в парке. Иной раз в магазине. Я теряла маму в толпе или отделялась от своих сопровождающих. А затем, когда я поняла, как ужасно я выгляжу, я стала придумывать, что он – слепой. Я из жалости приходила читать ему вслух, и он влюблялся в мой голос. Наконец, мы сочетались браком и были счастливы, потому что любили друг друга за наше духовное богатство, а не за то, как мы выглядели.