Мент - Константинов Андрей Дмитриевич

Теоретически трансформация воинского звания в милицейское была проста. На практически бюрократическая машина совершенно не желала следовать призывам разума и логики. Зверев метался между РУВД и Василеостровским военкоматом. В какой-то момент ситуация стала принимать совершенно шизофреническую окраску… Сашка решил плюнуть и просто дождаться, когда все само собой утрясется.

Итак, утром восьмого сентября (ах, какое было утро – прохладное и чистое!) Саня Зверев бодро пробежал сотню метров от метро до двадцать седьмого и ровно в девять предстал перед заместителем начальника по оперработе майором Давыдовым. Доложил о прибытии. У Михаил Иваныча голова после вчерашнего трещала будь здоров. Он через силу улыбнулся и сказал:

– Добро, Саша… В шестнадцать ноль-ноль заступаешь на дежурство.

– Есть, товарищ майор.

– Да брось ты это. Зови проще – Михал Иваныч.

– Понял… А сейчас?

«Сейчас бы пивка холодного», – подумал с тоской Давыдов, но вслух сказал:

– Давай к Сухоручко – он дело найдет. Чего-чего, а дело-то найдется.

Капитан Сашке обрадовался, как родному.

– О, – сказал он, – Сашок, ты кстати… Мне убегать нужно срочно, а ты прими-ка заявительницу. Кошелек у нее, понимаешь, украли. Так ты поработай с дамочкой.

– А где?

– Что – где?

– Где мне с ней заниматься? В смысле рабочего места?

– А-а… ну, давай хоть у меня пока. А потом уже решишь эту проблему с Давыдовым. Понял?

Потом капитан передал Сашке заявительницу (вот, – сказал он, – один из наших лучших оперативников и мой, так сказать, ученик. Мы с ним вместе в прошлом году вооруженного преступника взяли. Об этом и в газетах было. Не читали?) и убежал, засовывая в карман наручники. Сашка стал работать с заявительницей. Он подробно расспросил женщину о краже кошелька, тщательно описал его и т.д. и т.п. Бумага получилась солидной, на двух листках. Под конец Сашка заверил женщину, что уголовный розыск примет все меры к раскрытию кражи.

Тут аккурат пришел Семен Галкин. Когда он услышал последние фразы Зверева, то поскучнел и решительно вмешался в разговор.

– А что, извините, случилось-то? – спросил он и взял у Сашки бумагу.

Семен читал и слегка покачивал головой. В глазах светилась вековая скорбь иудейского народа.

– А вы, гражданочка, видели, как произошла кража? – поинтересовался Галкин вежливо.

– Нет, разве усмотришь?

– Да, действительно… Вы извините, Людмила Андреевна, но, думаю, надо это заявление переписать.

– А что такое? – насторожилась заявительница.

– Да пустяк, – сказал Семен, – мелочь… Бюрократические, знаете ли, штучки. Сотрудник молодой, неопытный…

– А мне сказали – один из лучших оперативников.

– Да, – легко согласился Семен, – очень хороший оперативник. Но неопытный… Мы с ним вдвоем вооруженного преступника брали. Об этом газеты писали. Не читали?

– Не читала, – сказала заявительница после некоторой паузы.

– Ну, вот видите, – торжественно произнес Галкин. – Очень хороший опер. Но немножко неопытный. Так, самую малость.

Заявительница с интересом посмотрела на Сашку. Ему стало очень неловко, и он отвел глаза.

– …Момент кражи кошелька, – диктовал Семен, – я не видела. Возможно, я его потеряла… Вы, кстати, где обнаружили отсутствие кошелька?

– Из метро вышла, хотела газету купить. Вот и…

– Жаль, – сказал Галкин. Ни пострадавшая, ни Зверев не поняли, чего именно жаль. А жалко было Семену, что кража обнаружилась на улице. Вот если бы в метро – на эскалаторе или даже в вестибюле! – тогда Семен с легкой душой сбагрил бы женщину к транспортникам. – Жаль, ну да ладно. Итак, продолжим: возможно, я его потеряла…

– Извините, товарищ, – перебила заявительница, – но сумочка-то у меня оказалась открыта. А я ее закрывала.

– Обычное дело! – убежденно воскликнул Семен. – Забыли!

– Да нет же – я закрывала.

– Ну, значит, расстегнулась… замочек расхлябался – и расстегнулась.

– Да нет же, у нее хороший, тугой замок.

– Да послушайте-таки меня. Знаете, как бывает – вот задумался человек и стоит себе, теребит замочек… туда-сюда… сюда-туда… Щелк-щелк… щелк-щелк. А то, знаете, бывает: человек любит пуговицы крутить. Крутит он пуговицу, крутит… она возьми и оторвись. Что же вы думаете – ее тоже украли?

– При чем здесь пуговица?

– Пуговица здесь ни при чем. Я вам в качестве примера привел. Да вы пишите заявление, пишите. Мы обязаны реагировать на сигналы граждан. Это наш долг… А сколько денег-то было?

– Пятнадцать рублей.

– Ровно?

– Ну, мелочь еще…

– А зарплата у вас какая?

– Сто восемьдесят.

– Ага… значительно больше чем у оперативника, который ходит на пули и ножи озверелых бандитов. Мы вот с Сашей в прошлом году…

– Я знаю, – перебила заявительница, – об этом еще в газетах писали.

– Точно, – просиял Семен. – Вы читали!

– Нет, не читала.

– Откуда же вы знаете?

– Вы мне сказали.

– Да, действительно… Значит, пишем: прошу принять меры к розыску…

– Преступника, – сказала заявительница.

– Да нет, – снисходительно ответил Галкин, – потерянного кошелька.

Заявительница покачала головой и написала.

– Оч-чень хорошо, – сказал Сенька. – Далее: материальный ущерб для меня является незначительным. Дата. Подпись. Вот и хорошо.

Галкин перечитал текст и остался доволен. Когда посетительница ушла, он повернулся к Звереву и сказал:

– Вот так, Саша. Была кража – стала потеря.

– Семен, – сказал Зверев. – Ты думаешь это правильно?

– Нет, – ответил Галкин. – Я не думаю, что это правильно.

Он смотрел на Сашку серьезно и слегка грустно.

– Я не думаю, что это правильно. Но найти этот кошелек ни ты, ни я, ни господь Бог не сможет. А значит, – глухарь, значит, – процент раскрываемости падает. Тебе это надо? Мне это надо? Я здесь шута горохового корчил, придуривался, убалтывал ее… думаешь, мне это нравится?

Сашка промолчал. Его знакомство с работой уголовного розыска состоялось почти год назад. Кое-что он уже понял. Но, разумеется, далеко не все. Значительная часть его представлений была очень далека от реальности: стереотипы, навязанные фильмами и книгами, давали себя знать. Умный, наблюдательный, склонный к иронии Зверев, конечно же, понимал, что фильмы и книжки очень сильно приукрашивают действительность. И все же живая реальность шокировала.

– Думаешь, заявительница не поняла, что я тут комедь ломаю? – продолжал рассуждать Семен.

– Наверно, поняла.

– Не наверно, – наверняка. Ну и слава Богу, в другой раз к нам не пойдет. И знакомым скажет: там в ментуре одни придурки. Можно и не обращаться. А работы нам все равно хватит. Это я тебе гарантирую.

– А авторитет, Семен? Мы же теряем авторитет.

– Э-э, милый… авторитет на раскрытиях зарабатывают. Ну, скажи мне, как ты этот кошель будешь искать? Ну – как?

– Я не знаю. Но кража-то была… а, Семен?

– Конечно, была. Я даже могу предположить, кто из кротов[2] нашу тетю обидел. Но дальше-то что?… В общем, Саня, учись у старого мудрого еврея. Наша работа – это не только бандитов брать. Это еще и умение лавировать между терпилами, начальством и законом. Так-то, брат. Привыкай. Не сможешь – заклюют, с говном сожрут. И сжирали уже. Нормальных толковых оперов. Были такие примеры, Саня, были. И – тут я с тобой согласен! – без порядочности в нашем деле никак нельзя. Только понимание порядочности у тебя пока еще очень абстрактное. Что-то типа кино про Жеглова с Шараповым. Согласен?

– Ты, Семен, конечно, на стороне Жеглова?

– Да, – рубанул воздух рукой Галкин, – только так.

Неизвестно, сколько бы продолжался этот разговор, но в кабинет вошел майор Давыдов. Михаил Иванович уже слегка поправил голову, зажевал свою профилактику организма изъятым у фарцовщика импортным дефицитнейшим «антиполицаем» и был в хорошем расположении духа.

– Ну как, Саша, вживаешься? – спросил он.