Вернуть Эми (СИ) - Зайцева Мария

И это будет финал этой глупой истории. И финал моей жизни, той попытки игры в свободную Эми.

Я не справилась.

Но Диксон меня не отпускает.

Поднимает на руки, несет к кровати, раздевает, укрывает одеялом. Нависает надо мной. Смотрит.

— А где Керол?

Зачем я спросила? Ну вот зачем? Неужели правду от него дождусь? Нет же!

— В душе не ебу, — усмехается он. И смотрит. Странно так. Хотя мне, после произошедшего, все кажется странным.

— Я их оставил в паре километров отсюда. Захотят — придут.

— Но как же ты…

— Дура ты, Харрисон, — хрипит он, наклоняясь ко мне и целуя. В губы. Нежно.

Диксон — нежно.

Это надо пометить в календаре.

И меня опять захлестывает знакомой уже волной дрожи.

Вот как так? Он же так ничего и не объяснил мне, так ничего и не сказал…

Пришел, без слов трахнул у двери, уложил в постель…

И, судя по его действиям, собирается еще раз трахнуть… Так ничего и не объяснив… Какого, спрашивается, черта я так млею? Это же глупость. Это — полный бред и дикость…

Я это все думаю, конечно, но сопротивляться и не планирую.

Диксон ложится на меня, обнимает, и это уже без первоначального остервенения, жесткости, грубости.

Он другой, совершенно. И меня этот перепад настроения доводит до безумия буквально в секунду.

И Диксона тоже, наверно, потому что он сопит сильнее, сдавленно матерится, рвет с меня одеяло…

— Ну вот че это за нахер! Братуха! Это моя баба!

Хриплый развязный голос Мерла Диксона звучит настолько неожиданно, что Дерила буквально подбрасывает в воздухе, как кота.

Я торопливо ныряю под одеяло, успевая заценить диспозицию.

Мерл стоит, заложив большой палец крепкой ладони за пояс джинсов и демонстративно почесывая привернутым к протезу острием штыка щеку.

И смотрит на Дерила. Тоже злого и напряженного.

Недобро так.

Очень даже недобро.

И в этот момент мне, как маленькой, ужасно хочется спрятаться под одеяло.

9. Эми

— Твоя? Твоя?

Так, кажется Диксона заклинило… Я, конечно, очень хочу спрятаться, но кто же тогда объяснит взбешенному Дерилу ошибку?

— Дерил, я…

Мой невнятный писк вообще никому не интересен, братья начинают кружить по комнате, не отводя напряженных взглядов друг от друга.

— Моя. Тут все мое. Какого хера явился, братишка? — Мерл щерится, показательно расслабленно, оскал такой, что мне становится еще страшнее.

— Мерл, я…

— Блонди, прикрой ротик, — командует он, — сейчас Диксоны разговаривают.

— А ты меня не ждал, я смотрю? — хрипит Дерил, усмехаясь. И бросает на меня настолько злобный взгляд, что прямо продирает.

Эй, да не виновата я ни в чем!

И да, я тоже начинаю злиться!

— Ждал, сука! — неожиданно орет Мерл, — очень сильно я тебя ждал! Там. На крыше! Где меня этот шерифский ублюдок приковал! Да не дождался что-то! Рад был избавиться от меня, братишка? А?

— Ах, ты тупое чмо! Да я тебя искал! Я туда вернулся! Какого хера не дождался? — так же, срываясь, орет Дерил, и я вижу, насколько ему плохо от злых слов Мерла, как его корежит.

Это так остро чувствуется, так напряженно, что я опять пытаюсь что-то сказать, лишь бы прекратить кошмар.

Но меня опять не слышат.

Братья заняты выяснением отношений и взаимными претензиями.

— То есть мне надо было подставиться под пасти гнилых? А? Вот тогда бы я тебя точно дождался! — Мерл неожиданно делает рывок вперед с лезвием, Дерил ловко уходит, — я бы тебя дождался, сука! Только для того, чтоб в горло вцепиться! Тварь! Предатель! Сука!

Он с каждым словом, с каждым ругательством все точнее и точнее наносит удары, но Дерил уворачивается, подбираясь ближе и ближе. И, наконец, делает обманный рывок, оказывается совсем рядом и… И неожиданно облапливает по-медвежьи брата, обнимает его и держит.

Мерл еще какое-то время грязно матерится, но не вырывается.

А потом тоже обнимает.

А у меня, наблюдающей за этим, слезы на глазах.

Андреа… черт… Как бы я хотела тоже вот так к тебе прикоснуться. Обнять…

Я вспоминаю, как переживал Дерил, когда Мерл пропал, и мое отношение к нему в тот момент, нашу, как мне тогда казалось, взаимосвязь. У него пропал брат. У меня умерла сестра. Мы оба потеряли своих близких. Так страшно, так неожиданно.

И вот теперь, когда Мерл нашелся, я ужасно рада за Дерила. И плачу. Потому что мне такого не испытать.

Дерил все держит Мерла и даже, кажется, всхлипывает.

Мерл, выдохшись, только успокаивающе проводит рукой по спине брата, говорит, уже тише:

— Ну ладно, ну чего ты, принцесса, бля… На тебя твоя баба смотрит…

Дерил приходит в себя, коротко оглядывается на меня.

— Моя, значит?

— Ну конечно. Твоя. — Ржет Мерл, — я ее тут для тебя, утырка, стерег все это время, всяких дегенератов, которые под юбку норовили залезть, отгонял… А то, понимаешь, такое событие, братишка девственность потерял, наконец-то, но, само собой, по неопытности, бабу удержать не смог… Пришлось спасать ситуацию…

— Как узнал, что я здесь?

— Тоже мне, тайна, бл*, - фыркает Мерл, — нихера сложного. Давай, вытирай слюни, застегивай ширинку и побазарим чуток. А то, знаешь, как-то стремно даже махаться с тобой, когда ты того и гляди шланг засветишь…

Дерил торопливо приводит себя в порядок, я, спохватившись, делаю то же самое под одеялом.

— Вы, я смотрю, уже успели помириться разок, — Мерл оценивающе смотрит на мое красное лицо, — ну вот и лады. Раз тебе, сестренка, сперма на мозг теперь не давит, давай поясню за обстановку в городе. Блонди, сделай нам пожрать.

Я открываю рот, чтоб возмутиться такому шовинистическому отношению, но потом вспоминаю, что это Мерл Диксон, и понятие шовинизм ему незнакомо в принципе. Верней, ведет — то он себя, как законченный шовинист и нацист, но слова такого, похоже, не знает. И объяснять — только нервы тратить.

А потому просто встаю и молча иду в общую кухню, чтоб поставить чайник на плиту. Возвращаюсь, прихватываю паек, смотрю, как братья что-то тихо и серьезно обсуждают.

Дерил отрывается, чтоб проводить меня горячим взглядом, но Мерл щелкает у него пальцами перед носом.

— Братух, будет время еще, будет. Сперва дело.

На кухне вожусь с палкой сырокопченой колбасы, открываю банки с бобами в томате.

— Эй, Чикита, как дела? — мягкий баритон с развязными интонациями заставляет вздрогнуть.

Мексиканец, Мартинез, стоит у входа, привалившись к косяку и разглядывает меня. Нагло очень разглядывает. От его взгляда неприятно колет кожу, поэтому я решаю поскорее убраться под защиту Диксонов.

— Нормально.

— Я смотрю, ты активная девочка. Сначала один Диксон, потом, я так понял, его брат… Может и мне чего перепадет, а?

— Нет.

Конечно, мне ужасно хочется нахамить, но ситуация не та. Да и страшно почему-то. Очень он неприятный, мутный тип, этот Мартинез.

— Да лаааадно тебе, — тянет он и делает шаг ближе, зажимая меня в углу кухни, — я умею быть нежным. Особенно с такими мягкими беленькими чиками… Тебе понравится…

— Прекратите, или я позову Диксонов.

Ну а что делать? Времена феминисток и «я сама себя спасу» кончились, когда открыл глаза первый в этом мире ходячий.

— Да плевать мне на Диксонов! Тоже мне, Мерл — король города! Он завтра ляжет на ринге. А ты ляжешь под меня. Поняла, нина?

Он говорит негромко, но отчего-то так страшно. Что я невольно сильнее сжимаю открывашку. Хоть чем-то защититься. Как он может? Вот так безнаказанно? Неужели, и в самом деле, не боится?

— Пропустите меня!

Стараюсь говорить твердо, от близкого присутствия мексиканца становится реально плохо. От него пахнет потом и несвежей одеждой. Ужас какой!

— Ты думаешь, легла под Диксона — и все? — продолжает угрожать он, — думаешь, что здесь все просто так? Так вот, нина, все не просто так тут! И за все надо платить! И за теплое местечко под солнцем! И за сладкую девочку! Диксон, сука, это знает, но посмотрим еще, как он заговорит завтра, когда я его положу.