Черный риелтор, или Квадратные метры жулья - Михаил Болле

Поговорив по телефону со своим закадычным другом, Митя отправился в конюшню – он уже успел соскучиться по своему Барону. И когда он добрался до денника, в котором стоял любимый конь, то большое животное встретило его приветственным храпом и постукиванием копытами по дощатому полу. Митя обнял коня за шею и начал гладить его по голове, приговаривая приглушенным голосом:

– Ну что? Соскучился? Да… Да. Дорого же ты мне встал. Чуть единственного друга из-за тебя не потерял… Ты уж не подводи меня, а то я вообще завернусь… Ой-ой-ой-ой-ой…

Так Митя стоял в обнимку со своим скакуном, не видя, что все это время за ним наблюдала молодая девушка. Это была Алена, и это был вечер их знакомства, ставший в дальнейшем чрезвычайно значительным для них обоих. Алена была дорого и со вкусом одета, но, несмотря на оригинальную внешность и природную худобу, назвать ее красивой было бы неправильно. Лицом она напоминала скорее озорного скуластого мальчишку, нежели миловидную двадцатипятилетнюю девушку. Но Митя как-то не придал этому особого значения во время их первого диалога о породистых лошадях. Он вообще не хотел думать об Алене как о женщине. Ему поначалу нравилось просто болтать и скакать рядом верхом, и только потом все стало иначе.

Глава 11

«Ну давай колись»

Войдя в кабинет, следователь поставил портфель на стол и бодрым голосом приказал:

– Ну давай колись. Что там с нашим Редлихом?

– Значит, так. Проверка показала, – начал Василий, открывая папку, – что две сходного рода картины фигурировали в Центральном округе. Первый случай кидания на однокомнатную квартиру зафиксирован в мае того года, а второй приходится на февраль этого. Во втором случае он обобрал женщину с двумя малолетними детьми не только на бабки за квартиру. Он, сука такая, обещал жениться и вместе уехать за границу, присвоил деньги за двухкомнатную квартиру, а в придачу не погнушался и спер все семейные драгоценности, которые достались пострадавшей Грачевой Елене Павловне еще от прабабушки. По внешнему описанию совпадает с нашим черным мак-мачо на все сто. К тому же в деле имеются отпечатки его пальцев, их уже пробивали, они нигде не числятся. Так что он не судим пока, и, быть может, это вообще не его отпечатки, но теперь все-таки есть небольшая надежда на встречу с этим гадом.

– Не стану скрывать – доволен, – заявил следователь.

– Рад стараться! – пошутил Василий.

– А вот то, что он на драгметалл позарился, – начал рассуждать Егоров, – да еще и редкий, если это действительно наследство, то это вдвойне приятно. Как правило, эксклюзив в какой-нибудь антикварке да всплывает.

Вскоре Василий ретировался, а следователь принялся внимательно вчитываться в каждую строчку уголовного дела. Не отрываясь от текста, он извлек из портфеля новую пачку «Явы», распаковал ее и, достав сигарету, так и замер, забыв прикурить. Среди бумаг, прикрепленных к делу, фигурировала записка. Она была начертана рукой авантюриста, всего несколько строк. Александр Сергеевич пробормотал: «Дорогая, не жди меня сегодня вечером, очень много работы, приду домой не раньше полуночи. Целую, твой зайчик».

Зайчик… едрена вошь! Вдруг на подоконник сел голубь, клювом стал долбить в стекло. Следователь оторвался от чтения, взмахнул рукой, чтобы прогнать нахала, и случайно задел чашку с недопитым кофе, оставленную Василием на столе. Та опрокинулась, и кофе вылился на бумаги. Голубь улетел, и следователь смахнул лужицу кофейной гущи с документов. «Вот черт… Что же это за невезение такое?!»

Когда процедура спасения следственных документов была закончена, Александр Сергеевич поднял телефонную трубку и, искоса поглядывая в записную книжку, набрал телефонный номер. Прошло какое-то время, прежде чем он услышал запыхавшийся женский голос:

– Да…

– Добрый вечер, – поздоровался Егоров.

– Здрасте.

– Я могу услышать Марину? – продолжил с той же интонацией следователь.

– А кто это? – недоверчиво спросила девушка.

– Это Александр Сергеевич. Я веду Маринино дело по поводу мошенничества.

– А-а-а. Это, значит, вы тот добрый милиционер, который обещал Маришке помочь?

– Да. Думаю, что так оно и есть, – подтвердил он.

– А Маришки нету здесь. Ее после обеда в дурдом увезли.

– Как в дурдом? Почему? – искренне удивился Егоров.

– Жизнь хотела самоубийством закончить. Она вообще все эти дни не своя была какая-то. Ну, напилась водки, залезла в ванну и вены себе вскрыла, а я как раз на обед с работы пришла. Смотрю – она прямо в одежде лежит в ванне с закрытыми глазами, а вода-то вся багровая… Вызвала «скорую» сразу же, а когда врачи приехали и залепили ей все, то глядят, что у Маришки истерика-то не заканчивается, что она это не по пьяни уделала, а по срыву моральному, ну и уже сами «дуровозку» и вызвали. А те приехали и забрали Маришку в «пятнашку». Так что, гражданин добрый милиционер, нету ее теперь здесь. Собеседница повесила трубку, не попрощавшись. Следователь застыл, его рука с бибикающей телефонной трубкой словно приросла к уху. Так он сидел не шелохнувшись, пока не зазвонил мобильный телефон, лежащий на столе. Тогда Александр Сергеевич повесил телефонную трубку, взял свой сотовый и нажал кнопку ответа. Из маленького динамика послышался голос жены следователя:

– Але!

– Да-да, Света, я тебя слушаю.

– Ты когда домой поедешь, купи картошки.

– Картошки… картошки… Сколько мешков?

– Каких мешков, Саня! – удивилась жена. – Килограмм пять вполне достаточно.

– Ну да, конечно, – отрешенно сказал Александр Сергеевич и, словно опомнившись от страшного забытья, продолжил: – Да-да, я куплю. Обязательно куплю.

Глава 12

«А папа не приедет сегодня?»

Было около четырех часов ночи, когда Аркадий заехал на своем джипе во двор родного дома, находившегося на Большой Подьяческой улице в Питере. Он загнал джип в свою ракушку, запер ее и с пакетами в руках направился к старинному парадному входу, над козырьком которого красовался облупившийся от времени герб бывшего хозяина дома. Аркадий недолго постоял около двери, привычно оглядываясь по сторонам.

Здесь все было родным. В этом дворе мама катала маленького Аркашку в коляске, а больше полувека назад бабушка Аркадия в этом же дворе возила перед собой деревянную коляску с его мамой.

Аркадий поднялся в квартиру. В прихожей горел свет. Из комнаты выскочил ирландский сеттер по кличке Клаус и начал прыгать вокруг хозяина, скуля и визжа от радости. За Клаусом на пороге спальни-гостиной появилась худенькая женщина тридцати лет. Это была Надя, жена Аркадия, женщина, подаренная ему судьбой в студенческие годы. Надю он любил по-своему сильно и по-своему преданно. Но в свои страшные дела ее не посвящал, просто замкнулся в себе. А ведь в первые годы их совместной жизни он рассказывал своей половине все. Он делился с ней своими самыми потаенными переживаниями и в ответ получал такие же искренние исповеди.

– Я словно сама не своя была весь день, – целуя Аркадия, сообщила жена. – Теперь мне ясно почему.

– Понимаешь, я точно не знал, – зашептал Аркадий, теребя собаку, – что мне удастся именно сегодня вырваться домой. Поэтому заранее и не хотел обнадеживать тебя пустыми обещаниями по телефону.

Надя обняла мужа. Прижавшись лицом к его груди, она сказала едва слышно:

– Аркашенька, как хорошо, что ты приехал. Я просто извелась от тоски. А девочки меня уже вообще замучили расспросами: «А папа приедет сегодня?» Кстати, как ты себя чувствуешь? Не очень устал с дороги?

На указательном пальце большим Аркадий отчеркнул маленький участок и с легкой улыбкой ответил:

– Чуть-чуть.

Затем он разделся, открыл дверь в детскую комнату и в полосе света из прихожей увидел две кровати, на них спали два маленьких ангелочка, две маленькие девочки, две дочки Аркадия – Машенька и Наташенька. Аркадий подошел к кровати шестилетней Маши, она была младше своей сестры на три года, заботливо поправил сползшее на пол одеяло и поцеловал дочку в лобик. После он бесшумно повернулся к противоположной кровати, сделал два шага и, прежде чем поцеловать свою старшую дочь, нежно погладил ее по длинным светлым волосам. После чего он наклонился к ней и прикоснулся губами к румяной щечке девочки. Аркадий находился в своей обители, и, несмотря ни на какие фатальные обстоятельства, создаваемые им самим все последние годы, ему было приятно осознавать, что о существовании этой «крепости» знали лишь единицы.

Прошло немного времени. Отмякший после постоянного московского напряжения Аркадий сидел за столом на кухне, интерьер которой был современен, аккуратен и в меру помпезен. Он ел салат из прозрачной французской тарелки, запивая красным вином, а прямо перед ним с бокалом того же вина расположилась Надя. Их разделяло пламя горящей свечи, мерцающее на наконечнике утонченного произведения из воска, помещенного Надиной рукой в изысканный подсвечник. Аркадий поглощал мелко нарезанные овощи медленно и аккуратно, иногда вытирая влажные губы красивой салфеткой лилового цвета. В ногах хозяина лежал преданный Клаус, положив морду на мысок домашней туфли Аркадия. Надя не могла налюбоваться своим мужем.