Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней - Роберт Говард

Но последнее пробуждение было внезапным и резким. Он полностью вспомнил сражение и его исход и ясно понял, где находится.

Он лежал на обитом шелком диване в той же самой одежде, что и раньше, закованный в такие цепи, которые даже он не смог бы порвать. Зал, в котором он находился, был убран с мрачной роскошью: черные шелковые шторы свешивались со стен, толстые пурпурные ковры покрывали пол. Не было видно ни окон, ни дверей, одна лишь искусно выкованная золотая лампа, висящая в стенной нише, заливала все ярким светом.

При этом освещении сидящая перед Конаном в серебряном, похожем на трон кресле фигура казалась нереальной и фантастической, очертания ее были скрыты прозрачными шелковыми одеяниями. Но черты лица были видны особенно резко, над головой образовался как бы нимб, подчеркивая рельефность обрамленного бородой лица и делая его единственной реальной действительностью в этой таинственной, призрачной комнате.

И лицо это с классической красотой черт производило сильное впечатление. Воистину тревога таилась в его спокойствии, какая-то магия знания, превышающего человеческие возможности, какая-то нечеловеческая уверенность в себе. И неприятная дрожь узнавания зашевелилась в каком-то отдаленном уголке души Конана. Король хорошо знал, что никогда не видел этого человека, но черты его кого-то напоминали. Было ощущение, что Конан наяву видит образ некоего прошлого кошмара.

— Кто ты? — спросил он, пытаясь сесть, хоть кандалы и мешали.

— Мое имя — Ксальтотун, — ответил ему сильный мелодичный голос.

— Где я нахожусь?

— Это зал во дворце короля Тараска в Бельверусе.

Конана это не удивило. Столица была самым большим городом у границы.

— А где Тараск?

— С армией.

— Что же, — сказал Конан. — Если ты собираешься меня убить, то почему бы тебе не приступить к делу, чтобы мы оба избавились от лишней заботы?

— Не для того я спас тебя от королевских лучников, чтобы убить в Бельверусе, — ответил Ксальтотун.

— Что ты со мной сделал, проклятый?

— Я лишил тебя сознания, — ответил Ксальтотун. — Каким образом — ты все равно не поймешь. Можешь назвать это черной магией.

К такому выводу Конан мог и сам прийти, теперь его интересовало другое:

— Кажется, я понимаю, почему ты сохранил мне жизнь, — сказал он. — Амальрик хочет держать меня в качестве угрозы Валерию, если бы случилось невозможное и он стал королем Аквилонии. Всем известно, что за этой попыткой стоит барон Тор, и, насколько я знаю Амальрика, он не позволит, чтобы Валерий стал более самостоятельным, чем эта марионетка Тараск.

— Амальрик не знает, что ты в плену, — ответил Ксальтотун, — равно как и Валерий. Оба думают, что ты погиб на берегах Валькии.

Конан сузил глаза и всмотрелся в собеседника.

— Я чувствовал умысел за всем этим, — сказал он, — но полагал, что это Амальрик. Неужели он, Тараск и Валерий лишь марионетки на твоих веревочках? Кто же ты?

— Какое это имеет значение? Если бы даже я рассказал тебе все, ты бы не поверил. Что ты скажешь на то, чтобы вновь воцариться на престоле Аквилонии?

Конан глянул на него волчьим взглядом.

— Какой ценой?

— Повиноваться мне во всем.

— Чтобы тебя черти взяли со всеми твоими замыслами! — заревел Конан. — Я не кукла. Корону свою я добыл мечом. И не в твоей воле распоряжаться троном Аквилонии. Королевство еще не завоевано, а одна битва войны не решает.

— Ты сражался не только с мечами, — ответил Ксальтотун, — и разве меч поразил тебя в шатре перед сражением? Нет, это было порождение тьмы, межзвездный странник, который своими пальцами, сохранившими холод черных бездн, заморозил кровь в твоих жилах и костный мозг. Своими пальцами, столь холодными, что они обожгли твое тело, как добела раскаленное железо! Разве случай подтолкнул человека, одетого в твои доспехи, чтобы повести твоих рыцарей в ущелье? Разве случай обрушил на них склоны?

Конан молча слушал его, и холод пробегал по его спине. Вся его варварская мифология была наполнена магами и чародеями — только дурак не догадался бы, что Ксальтотун — не простой смертный. Конан ощущал в нем нечто непонятное — какой-то нечеловеческий ореол Времени и Пространства, образ времен страшных и враждебных. Но дух его уступить не желал.

— Камнепад был случайным, — сказал он, — а в расщелину пошел бы каждый…

— Вовсе нет. Ты бы, например, не повел туда войска, заподозрил ловушку. Да ты даже не перешел бы реку, если бы не поверил, что немедийцы действительно отступают. Даже среди безумия битвы ничто бы не смогло повести тебя вслепую на гибель, как это случилось с человеком, одетым в твои доспехи, но, как бы сказать, помельче…

— Что ж, если все было рассчитано, — сказал Конан, — если для моей армии была приготовлена ловушка, почему же «порождение тьмы» не убило меня в шатре?

— Потому что я хотел взять тебя живым. Не надо было быть волшебником, чтобы понять — Паллантид пошлет кого-нибудь вместо тебя. Ты был нужен мне живым и здоровым. Возможно, ты пригодишься для моих дальнейших намерений. Твоя жизненная сила превышает искусство и хитрость моих союзников. Не стоит держать тебя во врагах, потому что ты был бы хорошим вассалом.

Конан презрительно плюнул, услыхав это слово, но Ксальтотун не обратил на его гнев никакого внимания, вынул хрустальный шар и поставил его перед собой. Шар повис в воздухе, как будто под ним был железный постамент. Конан презрительно хмыкнул по этому поводу, но было видно, что магия произвела на него впечатление.

— Хочешь знать, что происходит сейчас в Аквилонии? — спросил Ксальтотун.

Конан промолчал, но его напряжение выдало все.

Ксальтотун поглядел в туманную глубину и сказал:

— Сейчас вечер следующего дня после битвы при Валькии. Главные силы Немедии стали лагерем в долине, но конные отряды продолжали истреблять отступающих аквилонцев. На рассвете армия покинула лагерь, чтобы ринуться через горы на запад. Просперо, который спешил тебе на помощь с десятитысячным отрядом, встретил нескольких беглецов. Не в силах собрать остатки разбитой армии, он отступил к Тарантии. Теперь он отступает к столице, меняя измученных коней в деревнях.

Я вижу его усталых рыцарей в латах, серых от пыли, с флажками, грустно свисающими с копий, вижу, как гонят они через долину взмыленных лошадей. И я вижу также улицы Тарантии. В городе царит хаос. Каким-то образом туда дошла весть о смерти короля Конана. Ошалелая толпа кричит, что король погиб, и нет никого, кто мог бы его заменить. Чудовищные тени падают на Аквилонию с востока, и небо почернело от стервятников.