День саранчи - Велиханов Никита

С точки зрения Сивцова, и плечистый Владимир Константинович, и здоровенный облом-капитан были людьми, достойными уважения. Принял-то его и Семашко все ж таки генерал... Раздражение, вызванное тем, что встречать их поручили, как он теперь разобрался, какому-то прапорщику, стало понемногу утихать. Хотя белорусская сторона сама подкачала, оставив в Минске самого представительного члена делегации. Ладно, тут все свои, давайте работать.

— Будьте так добры, проинформируйте нас, как обстоят дела в зоне к юго-западу и западу от Гомеля? Что там творится в последнее время в закрытых районах?

Насколько вы контролируете ситуацию? — любезным тоном попросил Яковлев, усевшись в свое кресло и глядя как гостям наливают чай с лимоном. Улыбка у него была учтивая и приветливая, но несколько отдельная от лица, словно приклеенная.

Сивцов не был хорошим рассказчиком. Более-менее складно у него получались рассказы только о драках и сексуальных похождениях. В общем, кто кого чем трахнул. В школе по устным предметам у него были неважные отметки, хотя с математикой, например, проблем не было. Поэтому право рассказывать он уступил Ивану, вставляя время от времени короткие пояснительные замечания, чтобы москвичи не подумали, чего доброго, что он, волею судеб руководитель делегации, совсем не в курсе событий.

4 июня 2000 года с жителем деревни Дергачи пчеловодом Михаилом Чеботарем произошел странный случай. С утра он вышел осматривать пасеку, находившуюся в шести километрах от ближайшей закрытой зоны. Пасека у него была небольшая, всего десять ульев, но семьи сильные, пчелы в том году хорошо перезимовали и облетались. Михаил уже брал у них майский мед, но и летний взяток обещал быть богатым, донник и луговые травы в тех местах цвели буйно. Об опасности получить зараженный продукт Чеботарь помнил и регулярно сдавал образцы меда на радиологический анализ, но до сих пор все обходилось благополучно, и ничто не предвещало неприятных неожиданностей. Да и вообще, пчелы радиации не любят. Дохнут.

Но в то утро пчеловод заметил, что одна из больших семей, размещенных в хорошем трехэтажном улье, не приступила к работе. Снаружи у летка пчел было мало, не сновали полосатые и черные работницы, не махали крыльями живые вентиляторы-проветривальщицы. Только несколько сторожей — и все. Пчелы беспокойно гудели. Судя по звуку, случилось что-то нехорошее, и Михаил тоже переполошился. Стоило ему отлепить и снять приклеенную прополисом крышку, как пчелы стали покидать улей. Самое странное было в том, что роиться эта семья, по наблюдениям пчеловода, не собиралась. Действительно, жилище покинула не отроившаяся группа пчел, а все насекомые. Большое бесформенное облако из тысяч пчел покружилось над полянкой и удалилось в сторону чуть западнее закрытой зоны. По трупам ослабших пчел и трутней удалось определить, что позже, описав широкую дугу, огромный рой направился все-таки к колючей проволоке.

Такое поведение насекомых было, по меньшей мере, нехарактерным. Ни одна пчела не осталась сторожить запасы перги и меда, выкармливать приплод, не говоря уже о рабочих— сборщицах нектара и пыльцы. Исчезла и пчелиная матка. Чеботарь два дня бродил по лесу — дошел до колючей проволоки, но не дальше нее, как он уверял — искал рой. Но так ничего и не нашел, а через день с пасеки исчезла другая семья. Еще через день — третья. Поиски пропавших пчел оставались безрезультатными, и Михаил не стал ждать продолжения. Съездил в деревню, позвал родных и друзей и перевез оставшиеся ульи на другое место, после чего исчезновения пчелиных семей прекратились.

Это был не единственный такой случай, подобных происшествий в тех местах было зафиксировано, по крайней мере, еще два. Всего отправились в лес на поиски приключений — а точнее, на верную гибель — десять многотысячных семей.

Если домашние пчелы, одичав, просто игнорировали своих бывших хозяев, то другие животные, например, крысы и бродячие собаки, стали, наоборот, обращать на людей излишнее внимание. Брошенные псы из окрестностей Гомеля и из других крупных городов мигрировали на юг, в те районы, откуда было спешно вывезено население, и соединились с потомками тех собак, которые были оставлены хозяевами в 1985 году. Люди постепенно возвращались, оттесняя одичавших собак в леса, где те, иногда скрещиваясь с волками, иногда изгоняя их, жили теперь огромными хорошо организованными стаями. До поры до времени они еще боялись людей и прятались от них, кормились охотой, хотя их вылазки и нападения на домашний скот становились все более дерзкими. Теперь, похоже; ситуация изменилась.

12 июня пастух частного стада из совхоза «Красный Рассвет» подвергся нападению диких собак. Он находился в это время в десяти километрах от центральной усадьбы, стадо спускалось к реке по редколесью. Звери действовали удивительно умело: в то время как небольшая группа собак напугала коров и привлекла внимание пастуха, огромная стая из нескольких десятков крупных псов налетела на человека сзади, свалила его с лошади и искусала до полусмерти. Странно, что не до смерти. Пастух, ставший жертвой нападения, прекрасно помнил, что никто не мешал зверям прикончить его тут же. Собаки держали его за руки и за ноги острыми клыками, рычали, кусали, рвали на нем одежду, но потом, словно по команде, отпустили все разом — это было последнее, что удержалось в его померкшем сознании. Пастуха нашли односельчане, поспешившие на помощь после того, как его обезумевшая лошадь промчалась по деревне, и не дали ему истечь кровью.

Обычно дикие собаки или полуволки так себя не ведут, полагал Иван. Они, действительно, не так опасаются человека, как волки. Прекрасно знают повадки двуногого царя природы и очень агрессивны, и умны. Но если уж взялись рвать на части, то не останавливаются. Тем более, что им никто не мешал. А домашних животных — так просто режут налево и направо, гораздо больше, чем нужно им для еды. А в тот раз селяне, побегав по лесу, собрали-Таки большую часть стада. Хотя много буренок было убито и съедено, да еще трех так и не досчитались. Видимо, те забежали слишком далеко в лес, заблудились и стали добычей хищников.

Что-то здесь не так, считал ученый. В этом с ним соглашался капитан Грибов, оказавшийся все-таки биологом. Сивцов был рад хотя бы тому, что окружавшие его «ботаники» были похожи на настоящих мужиков, а главное, не таскали на носу ненавистных стеклышек. На очки Володька вообще реагировал как бык на красную тряпку.

Немного позже и на несколько километров севернее, ближе к Гомелю, собаки даже напали на небольшое село под названием Волок и два дня держали его в осаде. Причем это нападение они предприняли совместно с крысами. Огромные стаи собак заполнили улицы села, не выпуская жителей из домов. О том, чтобы сходить в магазин или отправить детей в школу, не могло быть и речи. Поначалу с некоторой опаской еще можно было выходить в огород, но позже собаки подкопали огороды и стены сараев, стали резать и угонять скотину. Жители села были неплохо вооружены тем, что находили в лесах после войны они и их отцы. Началась настоящая война, убитые и раненые были с обеих сторон. Но собаки не старались загрызть человека насмерть, а, в первую очередь, обезоруживали и, как бы это выразиться... наказывали. У двух мужиков отгрызли руки, поднявшие оружие, один из них умер от потери крови, второму была вовремя оказана медицинская помощь.

На полях сражений — в основном, на огородах — осталось полдюжины мертвых псов. Остальные отделались легкими ранениями или остались невредимыми благодаря своей поразительной и наводящей ужас организованности. Похозяйничав на улицах села два дня, собаки ушли сами, все до единой, убив или прихватив с собой всех дворовых сторожевых псов. Это произошло ровно за двадцать минут до прибытия в Волок воинского подразделения во главе с Сивцовым.

Сражаясь с четвероногими оккупантами, многие жители слышали доносившиеся из погребов писк и возню, но обращали на них мало внимания. Не до того было. Большинство селян обнаружили, что результаты нападения крыс едва ли не превосходили ущерб, нанесенный собаками, только на третий день. Были уничтожены все продовольственные запасы — подчистую. Съедено было столько, что самая большая орава крыс должна была просто обожраться, и тем не менее грызуны испортили всю деревянную тару, все бочки, кадушки и ящики, в которых хранились продукты. Подвалы и схроны были завалены грудами осколков от разбитых банок с соленьями и вареньями. Было очевидно, что животные задались целью не столько поесть, сколько нагадить — и эта цель была достигнута.