Перелом - Робин Кук

В ответ Леона вскинула бровь, что говорило о том, что он почти прощен. Она всегда требовала от него полного внимания.

В тот момент, когда до него долетел мощный знакомый рев мотора его машины, за спиной кто-то произнес его имя. Его поразило, что при этом употребили и его второй инициал. Знали его немногие, а то, что в полном виде он воспроизводит девичью фамилию матери — Мейсон, не знал практически никто. Крэг обернулся, ожидая увидеть коллегу, сокурсника или одноклассника. Вместо этого он увидел совершенно незнакомого человека. Это был красивый, интеллигентного вида, атлетически сложенный афроамериканец примерно того же возраста, что и Крэг. На какой-то миг Крэг решил, что это один из его партнеров по сегодняшнему баскетбольному марафону.

— Доктор Бауман? — снова спросил незнакомец, подходя к Крэгу вплотную.

— Да? — ответил тот вопросительным тоном, все еще пытаясь вспомнить этого человека.

Нет, парень не был баскетболистом. Не был он ни пациентом, ни соучеником, ни коллегой.

Незнакомец протянул Крэгу большой запечатанный конверт. На лицевой стороне значилось его имя. Прежде чем Крэг успел среагировать, человек повернулся и вскочил в тот лифт, на котором прибыл.

— Что это? — спросила Леона.

— Не имею понятия. — Крэг снова взглянул на конверт и вдруг ощутил приближение неприятности. В левом верхнем углу было напечатано: «Верховный суд, округ Суффолк, Массачусетс».

— Ну и что? — спросила Леона. — Ты собираешься его вскрыть или нет?

— Не уверен, что горю желанием это сделать, — ответил Крэг, понимая, что рано или поздно сделать это придется.

Крэг огляделся. Те, кто обратил внимание на разыгравшуюся перед их глазами сцену, смотрели на него с любопытством.

Когда служащий подогнал машину и распахнул дверцу, Крэг просунул указательный палец под клапан конверта и открыл его. Чувствуя, как учащается пульс, он извлек сложенный вдвое листок бумаги.

— Что это? — озабоченно спросила Леона, увидев, что появившийся после занятий румянец на щеках Крэга внезапно исчез.

Крэг поднял глаза на Леону, и в его взгляде она увидела такое напряжение, которого раньше никогда не бывало. Она не могла понять, что выражает этот взгляд — недоверие или замешательство. Но то, что Крэг испытал шок, сомнений не было. Ей даже показалось, что Крэга разбил паралич. Он почти не дышал.

— Что с тобой? — тревожно произнесла Леона. Она помахала рукой перед окаменевшим лицом Крэга. Бросив взгляд в сторону, Леона увидела, что они стали центром всеобщего внимания.

Зрачки Крэга сузились, лицо порозовело. Казалось, что он постепенно возвращается к жизни после короткого обморока. Подбородок у него задрожал, и он стал машинально комкать бумагу.

— Мне вручили повестку, — прошептал Крэг. — Этот подонок подал на меня в суд. — С этими словами он разгладил листок и впился в него глазами.

— Кто подал на тебя в суд?

— Стэнхоуп! Джордан Стэнхоуп!

— За что?

— Преступная небрежность, приведшая к неоправданной смерти. Это возмутительно!

— Речь идет о Пейшенс Стэнхоуп?

— О ком же еще? — сквозь стиснутые зубы злобно спросил Крэг.

— Послушай, я же не вхожу в число твоих врагов. — Леона подняла руку в шутливой защите.

— Не могу поверить! Это переходит все границы. — Он снова перечитал послание, словно пропустил нечто важное.

Леона посмотрела на служащих гаража. Один из них все еще придерживал дверцу водителя, а другой держал открытой дверцу для пассажира.

— Что ты собираешься делать, дорогой? — прошептала она. — Ведь мы не можем торчать здесь весь вечер?

Слово «вечер» прозвучало в ее устах как «веча».

— Заткнись! — рявкнул Крэг. Ее акцент наконец вывел его из себя.

Леона отреагировала на его резкость коротким издевательским смешком и с угрозой спросила:

— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?

Словно проснувшись во второй раз и увидев, что все глаза обращены на них, Крэг пробормотал извинение и добавил:

— Мне необходимо выпить.

— Прекрасно, — сказала Леона. — Где? Здесь или дома?

— Здесь! — коротко бросил Крэг и повернулся к лифтам.

Леона пожала плечами и, послав служащим гаража извиняющуюся улыбку, двинулась следом за ним. Когда она подошла к Крэгу, тот методично бил кулаком в кнопку вызова.

— Тебе надо успокоиться, — сказала она и оглянулась. Присутствующие поспешно отвели глаза, сделав вид, что не смотрят в их сторону.

— Тебе легко говорить «успокойся»! — кипятился Крэг. — Иск вчинили не тебе. — И разве не унизительно получать повестку в суд на глазах у чужих людей?

Леона не возобновляла разговор до тех пор, пока они не устроились за небольшой, но высокий стол подальше от посетителей. Они сидели на круглых табуретах с низкой спинкой. Крэг взял себе двойное виски, что было для него необычно. Как правило, он пил очень немного — вызов к пациенту мог поступить в любое время суток. Леона заказала бокал белого вина. Судя по тому, как дрожали его руки, она поняла, что его настроение снова изменилось. Первоначальное недоверие перешло в гнев, сменившийся страхом. Смена настроения произошла за каких-то пятнадцать минут — с того момента, когда он получил судебное уведомление.

— Никогда не видела тебя таким расстроенным, — начала Леона. По правде говоря, она не знала, что сказать, но чувствовала, что сказать что-то надо. Умением молчать она тоже не обладала. Конечно, если это молчание не было сознательным. Если требовалось, она могла долго сидеть молча, надув губки.

— Естественно, расстроен! — хмуро согласился Крэг. Когда он поднял стакан, его руки так тряслись, что лед стучал о стекло. Поднося виски к губам, он расплескал напиток. — Черт! — сказал он и поставил стакан на стол, стряхнув капли с руки. Затем салфеткой вытер губы и подбородок. — У меня не укладывается в голове, как мог этот полубезумный урод так со мной поступить. Особенно после того как я столько сил отдал этой истеричной зануде. Я ненавидел эту бабу. — Немного поколебавшись, Крэг добавил: — Думаю, мне не стоило этого говорить. Врачи предпочитают не распространяться на эту тему.

— А я считаю, что тебе нужно высказаться. Ты очень расстроен.

— Дело в том, что Пейшенс Стэнхоуп доводила меня до исступления подробнейшими рассказами о деятельности кишечника. Кроме того, она собирала и хранила, чтобы потом мне продемонстрировать, мокроту. Это было отвратительно. Эта женщина доводила до безумия всех, включая Джордана и даже себя.

Леона кивнула. Хотя она не была тонким психологом, она понимала, что Крэгу надо дать выговориться.

— Не могу даже вспомнить, сколько раз за последний год я таскался в их безобразный дом после работы или даже ночью, чтобы держать ее за руку и выслушивать бесконечные жалобы. И ради чего, спрашивается? Она редко следовала моим рекомендациям. Я предупреждал ее, что надо бросить курить. А она дымила как дьявол, как я ни убеждал ее.

— Неужели? — спросила Леона. — Она кашляла мокротой и тем не менее продолжала дымить?

— Ты помнишь, что ее постель провоняла табаком?

— По правде говоря, нет, — ответила Леона. — Я была настолько шокирована общей картиной, что не принюхивалась.

— Пейшенс курила так, словно никакого завтра для нее уже не существует. Одну сигарету за другой. За день она выкуривала несколько пачек. И это еще не все. Она сознательно игнорировала мои рекомендации. Миссис Пейшенс требовала, чтобы я выписывал лекарства, а затем принимала или не принимала их — как ей вздумается, какое у нее было настроение.

— А почему она так поступала?

— Наверное, потому, что ей нравилось болеть. Это позволяло ей хоть чем-то заняться. Больше сказать нечего. Она была пустым местом для меня, для ее мужа и даже для самой себя. Ее смерть стала для всех подлинным даром небес. Тем более что жизни у нее и не было.

Крэг успокоился настолько, что выпил скотч, не пролив ни капли.

— Я видела ее несколько раз в твоем офисе, и мне показалось, что она та еще штучка, — сказала Леона.

— Слишком мягко сказано, — проворчал Крэг. — Миссис Стэнхоуп была настоящей сукой, унаследовавшей приличные деньги. В силу этого обстоятельства она считала, что я обязан возиться с ней и исполнять ее прихоти. Пять лет я вкалывал в больнице. Я получил сертификацию, написал несколько научных статей, а она хотела, чтобы я держал ее за руку! Но если я утешал ее пятнадцать минут, то она требовала получаса. Если я приносил ей в жертву тридцать минут, она требовала, чтобы я держал ее за руку три четверти часа. Когда я отказывался, она дулась, а затем начинала злиться.

— Может быть, она просто чувствовала себя одинокой? — высказала предположение Леона.

— На чьей ты стороне? — сердито спросил Крэг, грохнув стаканом о стол с такой силой, что кубики льда звякнули о стенки. — Она была как заноза, понимаешь?