Обнимай и властвуй - Дженнифер Блейк

— Мадемуазель, вот мы и снова встретились.

Обернувшись, Фелиситэ увидела перед собой полковника Моргана Мак-Кормака. Задумавшись о делах отца, она перестала следить за тем, что происходит в зале, и офицер захватил ее врасплох. Насмешливый взгляд зеленых глаз говорил о том, что он догадывается о противоречивых чувствах, которые испытывает девушка, и о том, что ей хочется держаться подальше от испанских военных. При таких обстоятельствах правилами хорошего тона вполне можно было пренебречь.

— Вопреки моему желанию, — ответила она без обиняков.

— По-моему, нет смысла ждать, когда оно у вас появится. — Офицер склонил голову. По случаю официального приема его волосы были напудрены, а косичка покоилась в чехле из черного атласа. Фелиситэ с удивлением поймала себя на мысли, что в первый раз он выглядел лучше, без этой неестественной белизны, совершенно не сочетавшейся со смуглой загарелой кожей.

— Я рада, что вы так понятливы.

— Несмотря на неприятные обстоятельства нашего знакомства, его следует продолжить, мадемуазель Лафарг.

— Я, кажется, не называла вам моего имени.

— Очень жаль. Поэтому я счел своим долгом исправить эту оплошность.

— Зачем? — Фелиситэ раскрыла веер, висевший на шелковом шнурке на запястье, и помахала им перед своим разгоряченным лицом.

— Чтобы продолжить наше знакомство, как я уже сказал. Он изо всех сил старался заставить ее обратить внимание на свое стремление растопить лед.

— В этом, вероятно, нет смысла. Мы принадлежим к разным народам. К тому же вы служите хозяину, который мне совершенно не нравится!

— Мой хозяин теперь и ваш тоже, и вам придется это запомнить. — Его голос звучал негромко, однако в нем послышались металлические нотки. Легким рассчитанным движением полковник выдернул из-за корсажа ее платья кружевной платок, сложенный в виде кокарды французских Бурбонов, и уронил его на пол. Он тут же наклонился, поднял его и протянул Фелиситэ. — Ваш платок, мадемуазель. Вы, кажется, уронили его.

Все это произошло с такой невероятной быстротой, что никто из окружающих, похоже, ничего не заметил. Если бы не дерзкий блеск в глазах Моргана Мак-Кормака, Фелиситэ могла бы посчитать происшедшее простой случайностью, подумав, что он нечаянно столкнулся с ней и сорвал импровизированную кокарду. Устраивать скандал было бы неразумно, однако ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы принять платок из его рук и произнести несколько холодных слов благодарности.

— Так на чем же я остановился? — продолжал Мак— Кормак. — Ну да, я объяснял, почему мне захотелось с вами встретиться. Мой командир, представляющий в Луизиане интересы Испании, решил, что будет неплохо наладить отношения между его людьми и здешними жителями. Мой долг выполнять его приказ.

— Ваше рвение безусловно достойно похвалы, полковник! — процедила Фелиситэ, сложив веер и затолкав платок в рукав платья дрожащими от гнева пальцами.

— Вы хотите услышать от меня комплименты? Вы наверняка их отвергнете, однако о таких вещах никогда нельзя судить с полной определенностью, — в мрачном тоне офицера чувствовалась ирония.

— Вы намеренно искажаете смысл моих слов. Если бы все было так, как вы говорите, вы бы не удивились, если бы я нашла какой-нибудь предлог избежать этого разговора. — Гордо вскинув голову, Фелиситэ повернулась, собираясь уйти.

Мак-Кормак задержал ее, взяв за руку.

— Я так не считаю, мадемуазель Лафарг.

В его голосе и в изумрудном блеске глаз чувствовалось нечто такое, что заставило девушку остановиться. Легкое прикосновение твердой теплой руки, свидетельствовавшее тем не менее о немалой физической силе, вызвало у нее какое-то странное беспокойство. Постаравшись придать голосу как можно больше холодности, она ответила:

— Я не привыкла, чтобы мужчины обращались со мной грубо, полковник Мак-Кормак.

— А я не привык, чтобы женщины отворачивались от меня, когда я оказываю им честь танцевать со мной.

— Ах, вот, значит, в чем дело? Тогда о ваших манерах остается только сожалеть. — Она пристально посмотрела на сильные смуглые пальцы, сжимавшие ее руку выше локтя, однако Мак-Кормак не спешил ее отпускать.

— Ваш ответ вряд ли вызван моими манерами. Впрочем, вы, наверное, проявили бы больше благоразумия, если бы я приказал расследовать тот случай с ночным горшком.

Выражение лица полковника не изменилось, когда девушка подняла на него глаза. Она не сомневалась, что он вполне мог исполнить свою угрозу.

— Вы… вы собираетесь сделать это только потому, что я отказалась с вами танцевать?

— Я очень мстительный человек. Это, конечно, прискорбно, но ничего не поделаешь.

— Я не верю вам, — в словах Фелиситэ чувствовался вызов, так же как и во взгляде, однако голос прозвучал недостаточно твердо, как ей хотелось бы.

— Вам хочется в этом убедиться? Или вы наконец прекратите капризничать и согласитесь, что подарить мне только один танец все-таки лучше, чем провести целый день в колодках.

Фелиситэ не хватало хладнокровия спокойно думать о том, что ее могут выставить у позорного столба, с руками и головой зажатыми между двумя досками, и что любой уличный мальчишка может безнаказанно швырять в нее грязью. От позорного столба на Оружейной площади было рукой подать до рынка в гавани, и поэтому несчастных осужденных часто забрасывали гнилыми фруктами и рыбьими потрохами. Сейчас она запросто могла разделить их незавидную участь. Такое наказание за преступление, которое она якобы совершила, многим наверняка показалось бы слишком легким.

Губы девушки искривились в горькой усмешке.

— Это и есть великодушие испанской короны, о котором говорил О'Райли, — сначала отсрочить приговор, а потом, когда вам заблагорассудится, привести его в исполнение?

— С великодушием относятся к тем, кто его заслуживает, кто принимает превратности судьбы сам, а не ждет, пока его заставят это сделать, — сурово ответил Мак-Кормак.

Слова полковника прозвучали угрожающе, но Фелиситэ некогда было вникать в смысл. Он сжимал ее руку все крепче, ее пальцы вдруг онемели, и она уже не сопротивлялась, когда он чуть ли не силой потащил ее танцевать.

— Почему вы выбрали именно меня, полковник Мак— Кормак? — спросила она, сделав последнюю попытку вырваться. — Здесь немало других, более сговорчивых дам.

Офицер окинул ее оценивающим взглядом из-под густых рыжеватых ресниц.

— Никто из них не похож на вас, и мне больше никого не хочется беспокоить своим вниманием.

Такие слова можно было назвать комплиментом с большой натяжкой, однако Фелиситэ заметила, как в глазах ирландца блеснуло восхищение.