Красный понедельник - Инна Тронина

– Только бы не пропал, пока я тут…

Эрика раскидывала цветы небрежно, торопливо, убеждая себя, что скоро вернётся и приведёт всё в порядок. Охрана смотрит только за ней. У ребят нет приказа выслеживать Шибаева. Эрика должна сделать это сама. Михаил спрашивал, кто знал о намечающейся поездке на Ваганьковское кладбище. Она ответила, что только мать и водитель. Значит, Шибаев думал, что в понедельник, на который не приходится ни одна из важных дат, члены семьи погибших на кладбище не появятся.

Они с матерью приезжали, как правило, по выходным или в памятные дни. А сегодня не должны были, и Шибаев, видимо, учитывал это обстоятельство. Не с Дарьей у него счёты – это очевидно. Что-то связывает Романа Александровича именно с Андреем. Странно, но мама ничего про такие контакты не знает; а ведь она была представлена всем друзьям отца. И с Шибаевым должна была уже не раз встретиться. А говорит, что они очень слабо знакомы…

Кое-как заперев калитку, Эрика побежала назад и увидела, что Шибаев приближается к другой группе нищих. Те удобно расположились на паперти – видимо, занимали более высокую ступень в своей иерархии. Роман точно так же принялся выгребать из карманов деньги. При этом он что-то говорил побирушкам, гладил по замотанным в грязные платки головам их молчаливых детей. Одного даже поднял на руки, долго шептал ему в ухо, потом поставил рядом с собой на асфальт. Никто из пришедших сегодня на знаменитый столичный погост не уделял нищим столько внимания. И они заволновались, принялись воздавать Шибаеву хвалу, крестить его и кланяться.

Издали Эрика заметила, что Роман Александрович, наконец-то закончив раздачу подаяния, размашисто перекрестился и вошёл в церковь. Понимая, что сейчас он на паперти не появится, Эрика подошла поближе, расстегнула сумочку и сделала вид, что ищет кошелёк или косметичку. Но богато одарённые бабки и дедки не обращали на Эрику никакого внимания; они говорили о благодетеле, который и сегодня не обманул, приехал.

– Ты гляди-ка! Сколько годов как штык – в понедельник!

Безногий инвалид на импортной коляске аккуратно складывал сторублёвку вчетверо. Потом засунул её за подкладку кепки, чтобы в коробочке, стоящей перед ним, остались жалкие монетки. Крупную купюру прохожие не должны были видеть. И отнять могут, и жалости к калеке поубавится, если узнают, что он запросто получает приличный доход.

– Семёновна, слыхала? Говорят, что он бандит, а мне не верится. Не станет бандит так людей жалеть, детишек любить! На руки брать не брезгует, а другие рожи воротят!

– Сынок у него помер, до годика не дожил… Семь лет назад или чуть поменьше, – сообщила старуха, толкавшая перед собой кресло с умственно отсталым мальчиком лет десяти.

Тот за всё время ни разу не шевельнулся, даже не моргнул. Прикрытый рваным половиком, он смотрел как раз на ту дверь, за которой скрылся Шибаев. Но вряд ли понимал, чем так растрогана старуха.

– Потому и детишек любит. Два мальчика у него осталось. И жена моложавая такая, блондинка, в брюках ходит…

– Большой человек, а ездит без охраны. Не показывает добро другим. От сердца у него это идёт. Благодетель наш, дай Бог ему здоровья!

Ещё одна бабуля, чистая по сравнению с другими, в белом платочке и серой вязаной кофте, не забывала за беседой протягивать в сторону прохожих морщинистую ладонь. Второй рукой она, как обычно, мелко крестилась.

– На больницы, на приюты жертвует, беспризорникам помогает. В области часовенку на свои кровные построил, колокола заказал. Считается, что все богатые – лиходеи, а я возражаю. Всем говорю: «Знаю одного – святой человек!»

Эрика, наконец, застегнула сумочку, повернулась и пошла назад, провожаемая злобными взглядами нищих. Несмотря на шибаевские щедроты, им всё равно было мало.

– К батюшке Алексию приехал, опять дотемна пробудет! – донеслось до Эрики сквозь людской гомон и чириканье воробьёв.

Говорил ещё один старик, в чёрных очках и с белой тростью, которого считали слепым. Но почему-то он всегда протягивал руку в нужную сторону и безошибочно находил на земле брошенные деньги.

– А знаете, что батюшка наш – духовник его? Они умные разговоры ведут за самоваром. Матушка, говорят, без ума от Романа Александровича. И дети ихние…

Внезапно отяжелевшие ноги цеплялись за выбоины в асфальте; Эрика два раза чуть не упала. С трудом добрела до могилы отца и брата, села на скамейку. Торопиться ей было некуда, и появилась масса времени. Теперь она могла прибраться за сеткой и подумать.

За свою короткую жизнь девочка успела прочесть много детективов; в частности, всего Конан Дойля осилила в подлиннике. Кроме того, с интересом проштудировала «Шерлокиану» и теперь старалась подражать любимому герою-сыщику. Строила умозаключения, исходя из анализа всяческих мелочей, ненароком подслушанных фраз, других сведений о Шибаеве, добытых в последнее время.

Отец Влада бывает здесь каждый понедельник в течение уже длительного времени. Он завёл дружбу с батюшкой и его семьёй, ведёт длинные беседы и чаёвничает. Делает щедрые благотворительные взносы, но скрывает это даже от своей охраны. Никакой выгоды от собственной щедрости Шибаев не получает. В органы власти он, вроде, не баллотируется, и пиаровские акции ему ни к чему. Значит, Роман Александрович действительно испытывает потребность в филантропии. И эта потребность каким-то непостижимым образом связана с личностью её, Эрики, отца.

Такой занятый человек не станет каждую неделю приезжать не кладбище, проводить здесь по два-три часа, не имея веских оснований. Но откуда скрытность, откуда ненависть, если ничего плохого Шибаев не делает, а только помогает людям? И если отец жертвует деньги в память о покойном сынишке Феликсе, то с какого боку здесь их семья? Неизвестно, где похоронили младшего братишку Влада. Наверное, там, где семья жила раньше. Но Шибаев почему-то ездит не туда, а к этому памятнику, под которым лежит другой, такой же маленький ребёнок.

Поёжившись от прохладного майского ветра, Эрика вдруг огляделась и увидела, что разбросанные цветы аккуратно собраны в вазу, а венок укреплён на специальном приспособлении. Все дорожки подметены и даже посыпаны красноватым песочком. Кажется, кто-то протёр и памятник, который Эрика, погнавшись за Шибаевым, оставила запылённым.

Наверное, здесь поработали Дмитрий и Михаил. Пока она топталась около нищих, ребята всё сделали. А ведь Эрика ехала сюда именно для того, чтобы привести надгробие в порядок. Теперь, получается, можно возвращаться домой. Впрочем. Нет, рано. Она ещё не поговорила с отцом. Скорее всего, охранники сейчас всё видят, контролируют любое движение около сетки.

Но мешать они не станут, и потому Эрика может просто посидеть здесь, посмотреть в красивое каменное лицо человека, который сейчас незримо присутствовал рядом. Андрей Ходза сопровождал Эрику и в гимназии, и дома, и на даче, и в гостях. В России и за границей – везде. Поправив цветы в вазе, Эрика опустилась на колени, не замечая, что, кроме телохранителей, за ней наблюдают и другие люди, случайно оказавшиеся на аллее.

– Папочка, если бы ты мог что-то сказать! Откуда здесь Шибаев? За что он нас с мамой так ненавидит? Почему он ходит сюда каждый понедельник и раздаёт милостыню? – Эрика нежно гладила ладошкой холм, засеянный молодой травкой. – Ты ведь всё знаешь, папочка! И слышишь меня сейчас – я это чувствую. Не дай мне сойти с ума! Скажи, что связывает тебя с Романом Александровичем. Кто из вас кого обидел? Я хочу знать! – шептала Эрика, глядя на памятник воспалёнными глазами. – Мне ведь жить с этим! Я не имею права сваливать всю ответственность на маму, «грузить» её сверх меры. Я уже взрослая, скоро получу паспорт. И я – твоя дочь. И потому хочу понять!.. Мне не будет покоя, я не смогу ни о чём другом думать, сдавать экзамены. Меня замучают кошмары, потому что самое страшное – неизвестность. Кто прав – мы или Шибаев? Если он имеет основания враждовать с нашей семьёй, я просто уйду, не стану больше бороться за Влада. Но если виноват Шибаев, я оружие не сложу. Я знаю, пап, что ты никогда не сдавался. Ты не любил вилять, и потому погиб. И мама такая же. И я тоже такая! Помоги мне понять всё, папочка…

Эрика поднялась с колен, растирая затёкшие ноги. Встала на цыпочки и обняла холодную каменную фигуру. Ничего не понимающие женщины, которые сгрудились вокруг, всхлипывали и утирали слёзы. И только одна из них, молодая, высокая и худощавая, в мини-юбке и широкополой шляпе, смотрела на девочку не с жалостью, а с интересом. Стараясь, впрочем, этого интереса не демонстрировать, длинноногая особа в клетчатом пиджаке разглядывала Эрику. Когда в калитку вошёл Дмитрий Минаев, женщина обратила внимание и на него.

– Эра, пойдём!

Диме неприятно было видеть вверенную ему девочку плачущей, да ещё на виду у праздношатающейся публики. Он понимал, что причиной срыва оказался незнакомец в серо-стальном плаще, которого все видели здесь сегодня. Но что именно так сильно расстроило хозяйскую дочку, Минаев не мог сообразить. Эрика с тем мужчиной не перекинулись и словом. Кажется, человек в сером её даже не заметил. А Эрика побежала следом за ушедшим незнакомцем, затем вернулась и разрыдалась.