Золото Роммеля - Богдан Сушинский

Теперь они сидели вчетвером и были похожи на фаталистов, жизнерадостно разыгрывающих один бокал с ядом на четверых и не подозревающих, что кто-то постарался, чтобы отравы хватило на всех.

– Ни для кого не секрет, дорогой Шварц, что вы со своей навязчивой идеей отколоть великую Баварию от презренной Саксонии и прочих «германий» превратились на острове в главаря заговорщиков. Поэтому в ваших интересах правдиво ответить на несколько вопросов. В присутствии, так сказать, свидетелей и понятых.

– Все, что касается меня, – пожалуйста, – вызывающе обронил Шварц. Это уже был не тот запуганный баварец, который во время прошлого пребывания Скорцени на Корсике вздрагивал и бледнел при каждом подобном выпаде.

– Нет, мои вопросы касаются не только вас лично. Господа, вам приходилось что-либо слышать об африканских сокровищах Роммеля?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что, прежде чем ответить, баварец медленно, вопрошающе осмотрел всех трех офицеров и вновь остановил свой немигающий взгляд на главном диверсанте рейха.

– В самом деле, ко мне заходил один рыбак из ближайшего городка. Под большим секретом поведал, что где-то у берегов Корсики покоятся контейнеры с золотом, которые германцы вывозили из Африки, но, попав под сильную бомбардировку, вынуждены были сбрасывать их с тонущего корабля в море. Причем происходило все это неподалеку. Где именно – он не знает.

– Почему же поведал сию тайну именно вам?

– Пытался выяснить, какие слухи дошли по этому поводу до меня. И потом, для поисков ему нужны были надежные союзники, большие деньги, наконец база, на которой могло бы отстаиваться поисковое судно… Если я все правильно понимаю, вскоре вам понадобится такая же база.

– Считайте, что она уже понадобилась, – молвил Скорцени. – И что отныне вы зачислены в мою команду. Связь мы наладим, а поиски развернем, как только завершится война. Ваша задача – отслеживать все действия поисковиков-любителей, убеждая всех любопытствующих, что слухи о «золоте Роммеля» – не более чем вранье местных рыбаков.

9

Отель «Корсика», состоявший из трех пристроенных друг к другу корпусов и поэтому немного напоминающий улитку, расположился на высоком косогоре, подножие которого упиралось в каменистый берег моря. Окна-бойницы номера Скорцени выходили на море, которое просматривалось в просвете между кронами пирамидальных тополей, словно в прорезь прицела.

По чьей-то прихоти «Корсика» была обсажена множеством деревьев самых диковинных пород, что казалось явным излишеством, поскольку они мешали любоваться главной достопримечательностью здешних мест – морским заливом, лазурно-бирюзовая гладь которого подступала прямо к ступеням лестницы, по которым степенно вышагивали постояльцы.

Сами же «аборигены» отеля особого интереса у обер-диверсанта рейха не вызывали: отель был отдан старшим офицерам корсиканской бригады СС, а также офицерам местного отделения СД и гестапо, чьи высокостриженые затылки казались штурмбанфюреру убийственно однотипными и заунывно знакомыми еще по Берлину. Единственным достоинством этой корсиканской обители являлось то, что она охранялась множеством явных и тайных охранников, причем с такой тщательностью, что в этом отношении уступала разве что «Вольфшанце».

«Это логово отдано тебе только на ночь. А большую часть дня ты проведешь в своем бункере» – как обер-диверсант называл персональную кабинку на террасе в ресторане «Солнечная Корсика».

Умиротворив себя таким образом, Скорцени скептически осмотрел довольно скромно обставленный, хотя и двухкомнатный, номер. Именно в нем Отто останавливался во время своего предыдущего визита на остров, поэтому все здесь казалось знакомым: от старомодного телефонного аппарата, произведенного еще в начале века, до потускневшей под солнечными лучами картины безвестного художника, изобразившего тот же пейзаж, который открывался постояльцу из его окна. Воистину – венец фантазии и сервисного искусства владельца отеля.

Едва штурмбаннфюрер отвел взгляд от окна, как в ту же минуту ожил телефон.

– Надеюсь, вы хорошо устроились, господин штурмбаннфюрер? – Этот вопрос могла задать здесь только одна женщина – унтерштурмфюрер (лейтенант) СС Лилия Фройнштаг. Однако голос, пробивавшийся сейчас сквозь шумы телефонной линии, явно принадлежал не ей.

– Спасибо, великолепно. – Скорцени ответил это, будучи убежденным, что говорит с кем-то из обслуживающего персонала. Но владелица французского акцента не стала томить его неизвестностью и сразу же раскрыла ошибку:

– Я могла бы предложить вам поселиться у меня на вилле, всего в каком-нибудь километре от вашего отеля. Но боюсь, что вы не решитесь на такой шаг, опасаясь покушения или чего-то в этом роде.

– Любой другой офицер на моем месте храбро заявил бы, что ничего не опасается, и попросил бы назвать адрес. Однако я на такие провокации не поддаюсь: слишком банально. У вас возникли еще какие-то вопросы?

– Только сожаление, поскольку звоню по совету командира Корсиканской бригады СС штурмбанфюрера Пауля Умбарта. Да при этом еще и пытаюсь спасти вас от гнета вашей слишком строгой спутницы, Лилии Фройнштаг, – игриво рассмеялась незнакомка. – Меня зовут Жанной. Вас заинтересовал номер моего телефона?

– В нем нет необходимости.

– Умбарт всегда был плохим психологом. В этот раз он опять ошибся, – разочарованно молвила Жанна. – До встречи, штурмбаннфюрер. Кстати, вы заметили, что до сих пор я не назвала вас по фамилии?

– Я обратил на это внимание.

– Следовательно, умею придерживаться некоторой конспирации. Почему бы вам не оценить мой талант?

– Кто бы вы там ни были на самом деле… Убирайтесь к дьяволу.

– «Дьявол меня расстреляй»! – попыталась пророкотать в трубку Жанна, явно подражая самому Скорцени. Эта ее выходка оказалась настолько неожиданной, что штурмбаннфюрер отнял трубку от уха и с удивлением взглянул на нее, словно вместо мембраны ожидал увидеть саму нагловатую собеседницу. – Жаль, на моей вилле вы были бы в большей безопасности, нежели в любом ином здании на этом острове. – И на всякий случай запомните мое имя – Жанна д’Ардель.

– Д’Ардель? – удивленно переспросил Отто.

– Произнести по слогам? – рассмеялась Жанна. – У вас еще будет время привыкнуть к звучанию моей фамилии.

Трубку д’Ардель умудрилась повесить первой, всего за секунду до того, как это решился сделать Скорцени. Так ничего толком и не поняв, штурмбаннфюрер позвонил в штаб первого батальона корсиканской бригады и, не представляясь, попросил дежурного срочно разыскать командира.

– Он в отеле «Корсика», – последовал ответ. – Устраивает своего гостя. Не думаю, что появится здесь раньше чем через час.

– А если его уже нет в отеле, поскольку это я – его гость, и звоню из «Корсики»?

– Тогда другое дело. Значит, он – у своей красавицы. Номер телефона дать не имею права, иначе штурмбаннфюрер просто-напросто пристрелит меня. Но сейчас же попробую связаться с его соблазнительницей.

…После душа постель показалась блаженственным ложем праведника. Утонув в ее перинной мягкости, Скорцени несколько минут лежал обнаженным, не прикрывая греховное тело и не углубляясь в своих размышлениях в недра не менее греховной души. Это было сладостное ничегонеделание, которое в последнее время штурмбаннфюрер мог позволить себе крайне редко.

Где-то неподалеку появился самолет. По тому, как нервно затявкали на него зенитки, Скорцени нетрудно было догадаться, что это – разведчик союзников и что вслед за ним над городком может появиться целая туча фанерных английских «москито». Чувствуя свое превосходство в воздухе, авиация англо-американцев носилась целыми стаями и набрасывалась на германские позиции, словно свора бульдогов на беззащитную дворнягу. Одна из печальных реальностей войны, с которой приходилось мириться со все большим чувством неотвратимости.

И все же с кровати его поднял не мерный гул авиационных моторов, а жестяное стрекотание телефонного аппарата. На этот раз ему не пришлось гадать, с какой дамой он имеет честь беседовать.

– Кем вы себя возомнили, Скорцени? – с яростной невозмутимостью поинтересовалась Фройнштаг, вкладывая в слова всю накопившиеся за время их итальянского вояжа сарказм и желчь. – Долго мне еще топтаться у вашей двери, решая для себя: стучать или не стучать?

– Странно, я был убежден, что давно определились в сторону непреклонного «стучать». Неужто так и не сумели?

– Можете считать, что упустили тот счастливый момент, когда я, не задумываясь, постучалась бы в вашу дверь.

– Вся наша жизнь, уж извините за философствование, как раз и состоит из упущенных моментов, – Скорцени только сейчас вспомнил, что топчется у телефона в чем мать родила, и уже подсохшие рыжеватые волосы на его теле топорщатся, подобно клочьям шерсти на молодом, прошедшем через брачные баталии, орангутанге.