Домино - Иселин Херманн

Когда Эрик уже переоделся и стучит в четырнадцатую палату, он видит, что врач осматривает больных.

Можно сказать, вам повезло, говорит врач. Речь идет о сердечной недостаточности и отеке легкого.

Мне кажется, завтра вас можно выписать. Лекарства вам назначены. У вас кто-нибудь есть, мадам?

Что вы имеете в виду?

Я имею в виду, живете ли вы с кем-нибудь. Замужем ли вы или у вас есть родственники?

Нет, я совершенно одинока, господин доктор.

Тогда нам нужно подумать об уходе.

Об уходе? Что это значит?

Я имею в виду помощь на дому.

Помощь на дому! Мадам Флёри привстает. За кого вы меня принимаете? По вашему, я соглашусь на всю эту социальную гадость?

Ох, вы не должны… вы должны меня извинить.

Помощник, ходунки и судно! Никто не заставит меня согласиться на это в моем собственном доме.

Но вы, простите, уже не молоды… Врач откашливается и наговаривает что-то в свой диктофон. И снова поворачивается к ней. Я просто имею в виду, что вам необходима небольшая помощь, а мы, со своей стороны, хотели бы посодействовать, если вы в этом заинтересованы.

Спасибо. Где моя сумка? Сколько я вам должна? Когда я могу вернуться домой?

Врач немного устало поворачивается к Эрику. Вы позаботитесь о том, чтобы в приемную сообщили, когда выписывают мадам?

Медбрат кивает.

Врач снова наговаривает что-то на диктофон. Видно, что мыслями он уже в другой палате или в другом месте. По крайней мере, он не пытается скрыть, что думает о чем-то постороннем. Вас выпишут завтра. Держась за ручку двери, он говорит, что счет будет отправлен позже.

Какое хамство! Пациентка хлопает рукой по одеялу, и Эрик не может не улыбаться.

Вы не заметили, он не попрощался?

Эрик не может не улыбаться.

Смотрите, вот это я понимаю. Нормальный человек! И если бы вы могли раздобыть для меня марсельский пастис, то мы могли бы повеселиться, мсье…

Эрик.

Мне это все больше и больше нравится. Тот господин, который грызет ногти, когда готовится к экзамену, продолжает отрицать, что спас мне жизнь. «Это был мсье Эрик», — говорит он. То есть вы?

Ну да, но не совсем.

Не совсем! Я не хочу этого слышать. Да или нет?

Он пожимает плечами. Это моя работа.

Это надо понимать как «да»?

Эрику нравится непосредственность старухи, и он кивает.

Я думаю, что если сердце перестает биться, а кто-нибудь делает так, что оно начинает биться снова, то нет никаких «не совсем». Есть только черное или белое, жизнь или смерть. Я не могу, видит Бог, понять, что такое «не совсем». Ну, что там с пастисом?

Мадам Флёри… в вашем состоянии это не рекомендуется. И, кроме того, мы не подаем здесь алкоголь.

Lousy[3] отель. Абсолютно lousy. Пожилая женщина произносит это английское слово так, как это сделал бы Морис Шевалье. Ну а как насчет вина? Вообще-то это прописная истина, что пациенты, у которых проблемы с сердцем, должны пить красное вино, не так ли?

Да, но…

Смотрите, снова оговорки. Послушайте: я плачу бешеные деньги, чтобы находиться в этой идиотской клинике, и это ничтожество, этот докторишка, конечно, хотел меня выписать только завтра, чтобы поставить мне в счет лишнюю ночь. Но знаете, мсье Эрик… ничего, если я буду называть вас Эрик?

Да, это же мое имя.

Ну, тогда послушайте: я гражданка Республики Франция и у меня есть права и свободы. Если вы не достанете для меня бутылку красного вина — хорошего вина! — прямо сейчас, то я соберу свои вещи и пойду своей дорогой. Щеки мадам Флёри покраснели от огорчения, и Эрик при всем желании не видит ничего плохого в том, чтобы она выпила бокал вина.

Кто сказал бокал? Если открываешь бутылку, то выпиваешь ее целиком. Если вас двое, то вы выпиваете ее вдвоем, если трое, то вы открываете еще одну.

Целая бутылка — это слишком много для вас. Не забудьте, вы только позавчера…

Но нас вроде бы двое?

Персонал не должен видеть…

Я знала. Я знала это. Тогда перестаньте быть персоналом, Эрик.

Что вы сказали?

Если вы такой тупой, тогда я действительно не знаю, хочу ли я повеселиться с вами.

Эрику кажется, что старуха тронулась умом. Но на самом деле это не так.

Отлично, послушайте. Я достаточно умна, как и все нормальные люди. И отлично знаю, что я уже не та, какой была, когда мне было шестьдесят. Но, как вы слышали, я не хочу иметь дело с атрибутами старости. Тем не менее, мне нужна та или иная форма… сервиса. Да, нужна. Так что идите и раздобудьте хорошего винца, и мы выпьем его вместе. Вы можете выпить для смелости и сказать, что увольняетесь. Кроме того, я должна сообщить, что обычно не говорю о деньгах, но, конечно, буду платить вам столько же, сколько вы получаете здесь. Понятно?

Ему интересен контраст между элегантностью этой женщины и ее манерой говорить. В ней есть жизнь, и он находит что с ней весело. Да, я понимаю, мадам Флёри, только мне не нравится, когда вы спрашиваете, понятно мне или нет. Это похоже на приказ.

Браво. Какая прелесть! Обслуживающий персонал невыносим. Естественно, вы должны понимать то, что вы хотите понимать, и поступать так, как вы хотите. Но пойдите, черт возьми, уже куда-нибудь и раздобудьте бутылку красного вина, тогда и поговорим обо всем.

Эрик закрывает дверь, но не беззвучно, как это обычно делают, если закрывают дверь в палату, где лежит пациент, находящийся в коме. Он просто ее закрывает. Вообще-то странное правило, ведь когда пациенты в коме, они ничего не слышат. Но в точности это неизвестно.

Вы уходите, Эрик? Хорошо сохранившаяся мадам Клавель сидит за письменным столом, когда Эрик проходит мимо в своей обычной одежде.

Нет, я просто забыл получить идентификационную карточку.

Когда сотрудники приходят в клинику, они идут за идентификационной карточкой. Ее нужно прикрепить на нагрудный карман и, кроме того, в униформе за территорию больницы, по соображениям гигиены, выходить нельзя. Неплохая ложь. Ему надо в ресторан, чтобы купить вина. Пожилая женщина абсолютно права: красное вино хорошо для сердечников, но на этом отделении требуется особое предписание. И целую бутылку! Даже не думайте.

В ресторане сидят беременные, которые уже почти рожают… но не сейчас… сейчас они едят кисель из чернослива. Женщины, согнувшиеся после кесарева сечения, и гордые отцы, хромающие послеоперационные больные и их родственники. Здесь его не знают.

Что вы желаете?

У вас есть красное вино?

Через мгновение ему приносят две бутылки. Есть вот эта за 29 евро и вот эта за 50. У нас, кстати, есть еще за 85. Эрик ни на секунду не задумывается и рассчитывает, что ему чуть позже вернут деньги. Она действительно этого хочет? Возможно, он не имеет ничего против смены обстановки. Но как же ночи? Его ночи пропадут, так как ей, наверное, нужна дневная помощь? Эрик прячет бутылку под свитером и чувствует себя непослушным мальчишкой в школьном лагере.

Миссия удалась, и когда он садится у кровати мадам Флёри, он спрашивает, где она живет.

Естественно, на улице Фобур Сент-Оноре.

На самом деле, Эрик не считает, что это само собой разумеется, он слышал, что можно проживать по более скромным адресам, но для нее это, очевидно, именно так. Ему не придется много ездить на транспорте.

Послушайте, этот Mouton Rothschild мог быть и хуже. Правда, и лучше тоже бывает. Это все, что вам могли предложить?

Сожалею, но я не очень разбираюсь в винах.

Этому вы можете научиться.

За первым бокалом они обсуждают время встреч и характер работы. За вторым ему повышают зарплату. И больше мы об этом не говорим, решительно заявляет старуха. За третьим — они уже обо всем договорились.

~~~

Когда Зефир входит в метро, на улице все еще темно. Каждой клеточкой своего тела он чувствует усталость. Когда он выходит из метро, уже светает. Открываются кафе, а торговец овощной лавки, как обычно, кричит «с добрым утром». Зефир отвечает своим традиционным «спокойной ночи». Как обычно.

В комнате Манон горит свет. Она снова читала всю ночь?

Она его не зовет, а он не хочет ей мешать, поэтому сразу идет к себе и ложится спать. Он не говорил с Манон со вчерашнего, которое на самом деле было позавчера. Лицо пожилой женщины из четырнадцатой палаты стоит у него перед глазами. Когда он просыпается, пятница уже вступила в свои права. Солнце щедро посылает тепло городу, как будто Отец небесный бросил монетку в большой игровой автомат. Она не оставила в коридоре записку о том, где она, как она обычно это делает. Может ли она уехать в тюрьму Санте? Манон раздражает, что у них нет машины. Она ненавидит метро. И этот запах. Поэтому всегда ездит на автобусе.

~~~

У писателя в некотором смысле никогда не бывает выходных. Он всегда работает, даже если не сидит за письменным столом. Для него не существует особой разницы между пятницей и воскресеньем. Токе, проходя мимо двери консьержки, чувствует по запаху, что к ней на ужин собирается вся семья. Он чувствует запах вареной говядины, которая, очевидно, варится уже долгое время. Жаль, что нельзя съесть запах, думает он. В своем излюбленном кафе в это время дня и в это время года он предпочитает сидеть за столиком справа от двери, где солнце согревает его даже сквозь окно. Летом он, конечно, садится на улице. Сегодня по ту сторону окна, на террасе, сидит пара. Угрюмый молодой человек и девушка. Она то кладет голову ему на плечо, то ласкает его ухо. Она не должна этого делать. Почему женщины не понимают, что это не дает желаемого результата? Женщины часто думают, что если они делают то, что они хотят, чтобы мужчина или муж делал с ними, то он будет счастлив. И, может быть, сделает то же самое. Но тут они ошибаются. Результат вполне предсказуем и прямо противоположен ожиданиям. Токе во всяком случае знает, что если бы Роз сделала то, что происходит сейчас на его глазах, он бы взбесился не на шутку. Проходит не больше времени, чем обычно хватает на чашку кофе и круассан, и мужчина взрывается. Она начинает рыдать, потом встает и идет в туалет. Ее спутник расплачивается и уходит. Помирятся ли они?