Развод с незнакомцем - Алина Кускова

– Вылазь и не ерепенься, а то… – и Никитос показал ему огромный кулак.

Василий решил не сопротивляться и подождать, когда бандиты выдвинут свои требования, а пока огляделся. Привезли его в дом, весь первый этаж которого служил гаражом. Участок небольшой, забор хоть и глухой, но невысокий… Степанцов просчитывал пути возможного побега. Бритоголовые провели его в гараж, который действительно напоминал пыточную комнату. Посреди двух серебристых навороченных иномарок стояло зубопротезное кресло с ремнями на подлокотниках и в ногах. Рядом на высоком столике, предназначенном для медицинского инструмента, хранились кастет, баллончик с каким-то газом и пистолет. «Вот гады, – подумал Степанцов, – сперли оборудование из стоматологической поликлиники. Нет чтобы людям на этом кресле зубы лечить, так они собираются их выбивать!»

– Садись! – скомандовал ему первый бандит, которого Никитос по дороге в дом назвал Харламом.

– Ребята, – миролюбиво заметил Степанцов, – может, договоримся без мордобития?

– Нет, не получится, – покачал головой Харлам, мощным торсом пододвигая жертву к креслу, – нам приказано провести допрос. А приказы не обсуждаются. Никитос, готовь записывающую аппаратуру!

– Вы что, собираетесь это кинуть в сеть?! Реалити-шоу? Пытки в реальном времени?

– Будет тебе шоу, если не сядешь! – рявкнул Харлам. – Итак, приступим, – начал он, когда Василий полулег в кресло.

Кстати, бритоголовые его даже не пристегнули! Настолько уверены в своей силе? Отлично, нужно этим воспользоваться, подумал Василий.

– Как ты с ней познакомился? – спросил Харлам, доставая из кармана бумажку и бережно разглаживая ее помятые края. По всей видимости, задаваемые вопросы были записаны на ней.

Василию все стало понятно. Его похищение связано с этой вертихвосткой!

– Она сама подошла ко мне, сказала, что я ей понравился и все такое, – честно признался он.

Харлам посмотрел на Никитоса, тот скривил физиономию, как бы говоря: что с нее взять, вешается на кого попало. Говорить-то, что они думают, было нельзя. Допрос записывался на диктофон, аккуратно уложенный на медицинский столик.

– И что было потом?

– Мы расписались. Зарегистрировали свои отношения. Всего лишь. – Степанцов не понимал, чего эти двое от него добиваются.

– Тайно от всех? – решил внести свою лепту Никитос и, наклоняясь к микрофону, добавил: – Сволочь!

– В некотором роде тайно, – согласился Василий. – Мы не стремились к огласке. Но если бы она захотела, я был бы не против, чтобы узнала общественность, ее родители…

– Ах ты, гад! Не тронь святое! – обрушился на него Никитос. – Ее отец бы двинул кони, узнай он, что узнала общественность!

Из этих слов Василий понял, что не все еще потеряно и ему повезло, что на бракосочетании не было лишних свидетелей.

– Кто еще знает, что вы поженились? – читал бумажку Харлам.

– Мои родители.

– Придется их убрать, – Харлам чиркнул ладонью по горлу. Явно нес отсебятину.

– Еще чего! – возмутился Василий. – Ладно я, но родителей из-за какой-то вертихвостки!

И тут же получил в челюсть. Когда он пришел в себя, перед его глазами предстали две испуганные физиономии, наклонившиеся над его головой.

– Живой, – радовался Никитос, – ты его того, потише, а то двинет кони. Шеф сказал, пугануть, зять все-таки.

О! Куда это он влип? Какой зять? Зять бандита! Теперь понятно, в кого эта девица. В отца-преступника. И живет по своим преступным законам. Захотела его, Степанцова, и женила на себе. Захочет убить и бьет? Или это сделает тесть?

– Выпей, очухайся, – Никитос протянул Василию стакан с водой.

– Ни глотка в доме врага! – заявил Василий, сжимая челюсти.

– Не ерепенься, а то во! – И Харлам показал кулак. – Отвечай на вопросы. – И уткнулся в бумажку. – Как ты допустил, что она забеременела?

Понятно, о каких детях она говорила. Но ведь не призналась!

– А как, по-вашему, я должен был это не допустить?

– Ха-ха, – заржал Никитос, – пользоваться противозачаточными.

– Значит, ты признаешь, – зачитал Харлам, – что соблазнил бедную, тьфу, богатую, несчастную девушку, вынудил ее жениться на себе. Соблазнил и женил.

– Признаю, – согласился Степанцов, чувствуя, что дело подходит к завершению.

– В случае положительного ответа, – продолжал читать Харлам, – набить морду…

Василий решил взять свои слова обратно.

– В случае отрицательного, – продолжал Харлам, – соблазнителю отрезать… хм… неразборчиво написано.

– Дай я погляжу, чего там у него нужно отрезать, – подошел к Харламу Никитос, и они вдвоем склонились над бумагой.

Василий воспользовался моментом. Он вскочил и побежал к выходу, благо дверь оказалась не заперта. Но бритоголовые успели его поймать, когда он задирал ногу, чтобы прыгнуть через забор. Они привели его назад в гараж, закрыли дверь на ключ и раздели до трусов, чтобы он больше не предпринимал попыток к бегству.

Никитос подставил подножку пятившемуся Степанцову, тот упал, ударился головой, руками схватился за ушиб. В это время Никитос с ловкостью опытной мартышки стащил со Степанцова последнюю деталь туалета. Совершенно голый Степанцов сразу забыл про голову, подбежал к столику, схватил листок с вопросами и прикрыл им неприличное место. В центре листка красовалась размашистая крупная надпись шефа: «Отрезать».

– Не ерепенься, – предупредил Харлам, надвигаясь на Василия громовой тучей. – Приказано набить тебе морду.

Но Василий не собирался просто так позволить этим двум тупоголовым бандитам набить себе морду. Он, придерживая листок, разбежался, прыгнул на крышу серебристой иномарки и сиганул в раскрытое окно. Спасительный забор был в нескольких метрах, когда Василий споткнулся и упал. Бритоголовые, довольные этим обстоятельством, расставили руки в стороны и пошли на него кольцом оцепления.

– Пацаны, – обратился к ним успевший вскочить на ноги Степанцов, – считайте, вы сделали свое дело, – и он указал на шишку на голове.

– Не-а, – плотоядно прошипел Харлам, – шеф приказал не голову, а морду.

– Какая разница, ребята? – говорил Степанцов, медленно продвигаясь к кустам сирени у дома.

– Большая, – так же медленно те продвигались за ним.

– Стойте, шеф идет! – крикнул им Степанцов и побежал за дом, пока они оглядывались в поисках мнимого шефа.

Владения за домом у тестя были не такие уж и обширные. Там располагались сад, пара клумб и газон с барбикюшницей, куда и угодил бежавший напролом Степанцов. Она упала и окутала Василия дымом, перемешанным с золой. Резко почерневший спереди, он побежал, мелькая белым чистым задом, дальше, к садовым деревьям, заметив среди них одну высоченную сосну, видимо, оставленную расти еще при строительстве дома. Перед сосной Степанцов оглянулся в надежде не увидеть бритоголовых, но они надвигались на него неотвратимо, как поезд на Анну Каренину. Выбора не оставалось, и Степанцов залез на сосну.

– Ай, что творят! – Старушка-соседка покачала головой, увидев забирающегося на дерево Степанцова. – Опять у них мальчишник. Ой, да, кажись, он голый? Надо сходить к Матрене, у нее есть бинокля.

Старушка сняла очки, протерла их, снова водрузила на нос. После чего галопом понеслась к Матрене.

– Слазь, сволочь! Тебе все равно никуда не деться, – стояли под сосной бритоголовые.

– Слазь, как человека прошу! – Они уже сидели.

– Слазь, будь другом. – Через полчаса они легли.

Василий неплохо устроился на ветках-лапах сосны, если не считать того, что голые места постоянно кололи иголки. Ничего, думал он, можно представить, что это иглотерапия. Раз – иглотерапия, два – иглотерапия. Если это постоянно повторять, поверишь влегкую. К тому же мужчинам, рассуждал Степанцов, полезен массаж причинных мест. Нет, это не массаж, это иглотерапия – раз, она же два… Ворочаться было невозможно больно, иголки кололись и кололись. Да еще две старые дуры на соседнем дворе принялись вслух обсуждать, какой у него неестественно белый зад и… стыдно сказать что, а они рассуждали на всю улицу. Может, закричать и позвать на помощь? Кто, интересно, прибежит? Эти две бабки. Конечно, они с удовольствием это сделают, вон бинокль откуда-то притащили, разглядывают. Степанцов показал им нехороший жест, хлопнув одной своей рукой под локоть другой. И… потерял равновесие.

Если одетый человек падает на землю сквозь лапы сосны – это одно дело. Совсем другое, когда через сосновые иглы летит совершенно раздетый человек! От боли Степанцов заорал благим матом.

Старушки улыбнулись и хлопнули друг друга по рукам:

– Наконец-то! Гони десятку, Матрена, он так и не продержался двух часов кряду.

Но то, что Степанцов остался висеть грушей на последней ветке, от них скрывал забор.