Ничья земля - Ян Валетов

Со стороны они, наверное, смотрелись комично. Мужчина и мальчик, который его поддерживал. Оба грязные, мокрые, с громоздкими рюкзаками, увешанные оружием. Многоногое, многорукое существо, неровно ковыляющее по земле, с кряхтением и стонами перебирающееся через поваленные деревья, продирающееся сквозь кусты, разрывая одежду о ветви. Но, на их счастье, со стороны их никто не видел, а сами они оценить комизм ситуации не могли – не до того было, да и, с их точки зрения, ничего смешного в этом не было. Было больно, холодно и страшно. И не хотелось умирать. Совсем не хотелось.

Они ломились через заросли орешника напрямик, шумно, но даже через треск ломающихся веток Михаил слышал мерные звуки лопастей, вращающихся на холостом ходу и громкие голоса высаживающихся из вертолетов охотников. Задача была одна – уйти как можно дальше от места падения. Овраг, расширяясь, продолжался на север, туда, где, если Сергеев точно помнил карту, протекала река. Доходил ли овраг до реки или не доходил – карта об этом не говорила. Рельеф в этих местах менялся от сезона к сезону.

Было бы здорово, если бы овраг вывел их к руслу.

Река, текущая неподалеку, петляла среди подлеска, потом ныряла вглубь лесного массива и вновь вырывалась к полям, очерчивая заболоченную пойму черной лентой воды, прихваченной у заросших густым камышом берегов тонким и прозрачным, как пластинки слюды, ледком.

Выйдя к реке можно было нырнуть в чащу, можно было бы просто схорониться в одном из многочисленных буреломов. И, что важно, а мысль об этом не оставляла Сергеева ни на секунду, оттуда было достаточно близко до места встречи с Али-Бабой и его разбойниками.

Конечно, шанс на то, что Али-Баба их дождется, несмотря на опоздание, был, но...

Сколько он будет ждать? Сколько еще продлится игра в прятки с этими орлами на новейших «вертушках»? И продлится ли она вообще? Договаривались о люфте в двенадцать часов. Человеку, непривычному к атмосфере Зоны совместного влияния, высидеть эти часы в месте рандеву, в полуразрушенном дебаркадере, который Волной зашвырнуло бог знает куда, посреди Ничьей Земли было нелегко. Даже справить нужду, отойдя на несколько шагов в сторону, шарахаясь от каждого звука – от хруста ветки, звериного или птичьего крика, – требовало выдержки и умения держать себя в руках. Всегда существовал риск закончить сей естественный процесс или в качестве чьей-то мишени, или, что было еще неприятнее, в виде чьего-нибудь обеда. Али, конечно, парень непростой, но все же не железный. Будем надеяться, что дождется. А то ищи его потом по миру...

Они продолжали двигаться на север – стены оврага почти сомкнулись впереди, но проход был. Молчун, а за ним Михаил протиснулись в узкую щель между склонами, перелезли через несколько лежавших поперек лога бетонных столбов, частично раскрошившихся от удара о землю, сырости и времени. И зашлепали дальше – уже по колено в ледяной воде.

Сзади затрещали выстрелы – одиночные и очередями, несколько шальных пуль просвистело высоко над головами.

Охотники вышли на исходные позиции, и сейчас очень многое зависело от того, кто и как ими будет руководить. Беглецов и преследователей разделяло не более трехсот метров – ерундовое расстояние для умелого человека. Выручало то, что уж кто-кто, а эти охотнички под пули лезть не будут – не тот кураж и мотивация не та.

Если было правдой то, что рассказывал Оленин, а теперь Михаил имел причины ему безоговорочно поверить, их преследователи – это представители «золотой» молодежи и раскормленных нуворишей поздней формации. Те, кто уже не помнит российские мафиозные войны конца прошлого века, кто до сих пор считает Чечню мятежной провинцией, а Ничью Землю – заповедником для диких хохлов, попавших в экологический переплет. И они платят свои деньги за то, чтобы просто пощекотать нервы, и при этом не остаться лежать в неглубокой могиле, где-нибудь под Запорожьем.

В овраг они не полезут, это точно. Если инструктор грамотный, то он разделит их на две группы, каждая из которых пойдет со своей стороны, держа под прицелом нижнюю тропу. Возьмут в клещи, прижмут огнем ко дну, если, конечно, догонят и обнаружат.

Сергеев почувствовал, что боль в паху слабеет, а вот дышать становится все труднее и труднее. Лямки рюкзака резали плечи, во рту было солоно от крови, сочившейся из рассеченной губы. Он посмотрел на спутника.

Молчун весь взмок, на скуле у него красовался синяк размером со сливу, глаза были испуганные, но выражение лица сосредоточенное, злое. Сдаваться он не собирался, бросать Михаила на произвол судьбы тоже.

Бросив взгляд на странный прямоугольный предмет, выросший перед ними, Сергеев едва не расхохотался – посреди зарослей стояла телефонная будка. Без стекол, искореженная и измятая, будто ее пыталась прожевать Годзилла, но с сохранившимся на внутренней стенке телефонным аппаратом, правда без трубки – только оборванный провод торчал наружу. Эмаль, которой была выкрашена внутренняя панель, местами облезла, полопавшись, обнажая ржавое железо и разводы облюбовавшего будку грибка. Но глубоко процарапанную надпись «Люба сука! Мне не дала!» время затереть не сумело.

«Ни театров, ни телевидения. Книги идут на растопку, – подумал Сергеев, цепляясь за бывший таксофон глазами. – Еще десять лет – и грамотных в Зоне совместного влияния не будет. Что тут читать кроме инструкции к переносной ракетнице? А надпись останется. Будет видна, пока будка не врастет в землю по крышу. Единственное свидетельство того, что существа, жившие здесь, когда-то умели читать и писать. След культуры».

Еще десять шагов, и памятник давно сгинувшей Любе и ее стойкости остался позади, а еще через пятьдесят шагов овраг кончился, и они с разбегу выскочили прямо в речку. Благо здесь было мелко – река делала поворот, отмель, на которой они стояли, намывало годами. Под противоположным берегом было глубже, хотя он был низким, почти вровень с водой. Сосняк, густо росший на нем, казался непроходимым.

Сергеев оглянулся и узнал место. Правда, с этой точки он видел его впервые, обычно вот эту поваленную молнией сосну он осматривал, находясь выше и левее, вот с того места – с вершины склона над оврагом, там, где над рекой нависала кривая, изогнутая береза. Кто бы мог подумать, что они выйдут сюда так быстро – путь поверху был раза в два длиннее. Если погоня за ними пошла сразу же после посадки вертолетов, то все равно минимум десять минут у них есть. Шлепая застывшими от ледяной воды ногами по мелководью, они выскочили на пологий песчаный берег.

– Туда, – скомандовал Михаил, махнув рукой в сторону сосняка.

Молчун кивнул.

На берегу они подобрали кусок бревна, и Сергеев в спешке примотал к нему оба рюкзака тем самым, хорошо знакомым Молчуну, красным капроновым шнуром. Проплыть с таким грузом на спине даже эти двадцать пять метров нечего было и думать. Поверх рюкзаков он привязал автоматы – свой и Молчуна, завернув их в куртки, и свою кобуру из грубой кожи, с обрезом «тулки» внутри. Потом оба быстро разделись догола, и Сергеев быстро запихнул одежду и обувь в плотный пластиковый мешок, который всегда лежал, на всякий пожарный, во внешнем кармане его «станка».

– С Богом! – сказал он Молчуну.

И они вошли в воду.

Она обжигала, как пламя. Молчун и Сергеев переплыли речку, толкая бревно перед собой, и судорога, к счастью, не схватила никого из них. Берег был покрыт хвоей, но они так закоченели, что уколов игл, вонзавшихся в ступни, не ощущали. Сергеев в очередной раз подумал, что со стороны они выглядят как комические персонажи, Пат и Паташон, например, и от этой мысли ему стало совсем грустно.

Спрятавшись в чаще, Михаил достал из рюкзака пару кусков полотна, служивших полотенцами, а по случаю и перевязочным материалом. Они принялись вытираться с ожесточением, до красноты растирая кожу. Сергеев посмотрел на свою промежность и увидел на внутренней стороне бедра лиловый кровоподтек, накрывший и мошонку. На пару сантиметров левее – и все, отбегался бы наверняка. Болело ребро слева, плечо и губа, распухшая до размеров крупного киви. А так – просто молодец. Почти цел.

Потом, одевшись, с трудом сдерживая стук зубов, они пили вонючий самогон из фляжки, найденной на одном из трупов у бронемашин. И от этого стало немного теплее и, самое главное, ушел страх, гладивший Сергеева по спине когтистой, шершавой лапой.

Они выскочили. В очередной раз выскочили. И тут Михаил вспомнил хруст в рюкзаке и даже не испугался – помертвел. Если лопнул контейнер, хоть он и из сверхпрочной керамики с оболочкой из армированного кевларовой нитью мягкого полимера, но лопнуть все же мог, то они с Молчуном уже покойники, пусть сами они этого еще не почувствовали.

Но контейнер был цел. И его содержимое тоже. Двести граммов чистого бериллиевого порошка. Очень дорогой груз, бизнес с большими перспективами на будущее. Контейнеры с лекарствами, полевые госпитали, дизель-электростанции и еще много чего. Это обещал Али-Баба. Говорил уверенно, но обещать не значит жениться. Это Сергеев знал, даже не из прошлой – из позапрошлой жизни. Твердо знал. Наверняка. По собственному, очень печальному опыту. По наглядным примерам.