Взведенный курок - Сергей Наумов

Недозор снова углубился в чащобу. Набухшая влагой старая кора сосен и грабов здесь была черной. И весь лес казался подкрашенным сажной краской до половины своей высоты. А там, где кора была молодая, деревья казались бронзовыми.

Ива шел теперь не спеша и тихонько напевал полюбившуюся еще с войны песню:

Матуля, я тут завтра не буду,

Искай меня, где сонейко взойдет.

Буду за него я биться,

Чтоб в полон не отдать.

Или могилу мне отроешь,

Или ворог туда войдет.

На примятую жухлую траву старшина и не обратил бы внимания, если бы не пепел, сразу сделавший травинки седыми. Он склонился над ними и увидел на земле характерное, едва заметное углубление. Человек сидел здесь, отдыхая, и курил. Нет, не курил, а что-то сжигал – для одной сигареты слишком много пепла.

За долгие годы, проведенные на границе, у Недозора выработалась привычка придавать значение пустякам. Вот пепел. И не где-нибудь, а в самой чащобе Черного бора. Вроде бы и от границы далеко, а если прикинуть, то и не так уж далеко.

Знакомый след старшина обнаружил нескоро. Человек, оставивший пепел, шел по густотравью, пока мог, обходя лысинки и взгорбки, где исходила легким парком голая влажная земля. Может быть, он нарочно брел вот так наугад по разнотравью. Если он городской житель, то его понять можно. Обалдел от тишины и первозданное™ природы, почувствовал себя робинзоном и рванул по чащобе, чтобы трава по колено.

И все же старшине хотелось увидеть след. И он увидел его снова на краю оврага, где трава была скошена до самой кромки, и обойти эту своеобразную КСП робинзон не мог. Если он, конечно, хотел спуститься в овраг. А он это и сделал. Ива склонился над жнивьем. Все тот же след от спортивных ботинок с низкой рифленой резиновой подметкой – сорок четвертого размера. Вот ведь как устроен человек. Теперь Иве захотелось увидеть владельца столь шикарной спортивной обуви.

Ничего предосудительного не было в том, что человек решил спуститься в овраг. Только Недозор подумал о том, что оврагом можно скрытно выйти к ближнему проселку, а такое знает только человек местный или хорошо знакомый с окрестностями. Нет, Ива не стал смеяться над своей подозрительностью. Он принял всерьез возможность встречи с незнакомцем и переложил макаровский пистолет из кармана брюк в карман кителя, предварительно сняв его с предохранителя и дослав патрон в ствол.

Теперь старшина, осторожно ступая, шел вдоль оврага, стараясь держаться за кустарником. Он знал, что рано или поздно незнакомец станет выбираться из этого похожего на гигантский туннель оврага. Можно было бы опередить робинзона, прибавить ходу и перекрыть ему выход на проселок. Но старшину останавливала мысль, что незнакомец может раньше покинуть овраг и тогда все ожидания его на выходе будут напрасными.

Ива даже почувствовал нечто вроде легкого азарта. "Увижу, проверю документы и... спрошу про пепел. Судя по размеру обуви и по глубине следа, мужчина крупный. Гомозков бы точно определил и рост и вес, он ведь профессор по этой части", – думал Недозор.

Вначале старшина услышал легкое отдаленное вжиканье – так отмахиваются ветками от комаров. Потом услышал треск и шорох, а вскоре и тяжелое дыхание человека, слегка запыхавшегося от быстрой ходьбы.

Ива лег в кусты так, чтобы видеть край оврага.

Широкоплечий, плотный человек вырос из овражного полусумрака, не спеша отряхнулся и, не оглянувшись, твердо зашагал едва заметной тропкой по самой кромке.

Ива успел хорошо рассмотреть его, пока незнакомец не повернулся спиной. Одет он был как истый горожанин – в синий недорогой джинсовый костюм, на голове легкая белая пляжная фуражка с Длинным козырьком, в руках лукошко, полное грибов.

"Вот так-то, бдительный старшина Недозор, – усмехнулся Ива. – Человек грибы собирал, а ты его шпионом сделал".

И вдруг старшину будто током ударило. На незнакомце не было ботинок. Он уходил по троне в обыкновенных резиновых сапогах, в которых ходят в лес все мало-мальски уважающие себя грибники...

"Что за черт, – думал старшина, – ведь ясно же я видел след спортивного ботинка. Переобулся он, что ли? А где же ботинки?" Кроме лукошка, в руках у человека ничего не было.

И все же, прежде чем броситься вдогонку за "грибником", старшина осмотрел этот второй, новый след. Сомнений не было: человек переобулся. И сделал это в овраге.

"Робинзон-то, видать, с Гавайских островов", – чувствуя привычный холодок в груди, подумал Ива. Он ускорил шаг, решив не окликать незнакомца, пока не подойдет к нему вплотную.

Ива, может быть, и не узнал бы никогда эти глаза, если бы однажды не видел их так близко. Тогда они смотрели в упор и полосовали старшину огнем ненависти, ибо не было в руках у Гонды оружия. А случилось такое тридцать лет назад без малого, когда пограничники вместе с отрядом "ястребков" брали банду Садового. Банда была прижата к непроходимому болоту, и деваться ей было некуда.

Тогда, в пылу боя, и после, когда гнали пленных к машинам, не знали, кто есть кто – все в ватниках, все бандиты. Опознать Гонду было некому, а если бы такое случилось, на три мушки сразу приказал бы взять его майор Кальянов, командир оперативной группы. А уж он-то, Ива, глаз бы не спускал с надрайонного "проводника" Иохима Гонды, прозванного за чрезвычайно изощренную жестокость Палачом.

И сейчас это были глаза хищника, готовившегося к прыжку. Они не изменились – узкие, как щели, белые от страха и ненависти глаза убийцы, хотя лицо было другое, совсем не похожее на лицо Иохима Гонды.

Ива отступил на шаг, и это спасло его. Гонда резко взмахнул рукой, и в ней блеснула сталь клинка. Он, конечно, слышал шаги сзади и давно приготовился к неизбежному оклику и встрече. До последнего момента, пока не скрестились взгляды, у Гонды не было уверенности, как ему поступить, – догонявший его человек мог быть просто сельчанином, прохожим, лесничим, наконец. И на этот случай были разработаны различные легенды – кто он и откуда.

Гонда не узнал старшину, но понял по выражению глаз пожилого пограничника, что узнан. Узнан! Случилось то, чего больше всего опасался один из бывших главарей бандеровской службы безопасности.

Пожилой сивоусый человек должен умереть быстро и тихо, без выстрела. Не для того он таился в личном схроне, чтобы будить Черный бор выстрелами. Крик не в счет – в этом лесу он глохнет, как в колодце. А в том, что сивоусый будет кричать, Гонда не сомневался. Счет будет идти на секунды. Пауза и так затянулась. Гонда прыгнул вперед, словно его сильно толкнула земля. Нож полоснул пустоту. Неуловимым движением сивоусый сместился в сторону, и Гонда по инерции проскочил мимо, но тут же мгновенно развернулся и вдруг увидел холодный зрачок пистолета. Уже автоматически рухнул на край оврага, из которого выбрался минуту назад, рванул сильное тело в сторону, услышал запоздало сухо треснувший выстрел и покатился в спасительный сумрак оврага, набирая скорость, точно огромный валун, сброшенный с покатой горы, – ломая кустарник, подминая под себя тонкие стволики берез.