Сорванная маска - Саманта Шеннон

Арктур чуть опустил голову. Заметив камеру, я прикрыла лицо ладонью.

Мы пересекли мост с установленным экраном-транслятором. Замедлив шаг, я всматривалась в ориентировки. Меня убрали из перечня беглых преступников, зато в нем остались Ник, Иви, Джулиан Эймсбери.

Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Джулиан исчез с полгода назад, с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Ориентировки сменились лозунгами.

СПАСЕМ ИСПАНИЮ ОТ САМОЙ СЕБЯ

NOUS DEVONS SAUVER L’ESPAGNE D’ELLE-MÊME

ПОДДЕРЖИ ПИРЕНЕЙСКУЮ ПРОГРАММУ

SOUTENEZ L’EFFORT IBÉRIQUE

Огненные залпы танковых орудий. Окровавленные отпечатки копыт. Переплетение рук, цепляющихся за парапет. Тела, сброшенные в реку. Я двинулась прочь, преследуемая воспоминаниями, от которых звенело в ушах.

Пиренейская программа, или, как ее называли в кулуарах, операция «Мадригал», была официально обнародована двенадцатого января. Не знаю, какой процент новостных сводок составляла пропаганда, а какой – истинное положение дел, но суть операции сводилась к присоединению Испании и Португалии. В случае успеха Сайен обретет контроль над одиннадцатью странами.

Арктур ждал у фонаря. Уже не таясь, мы спустились к реке, где нет ни камер, ни такого скопления людей.

– В чем дело? – глядя прямо перед собой, спросил рефаит.

– В Париже, – ответила я, не отрывая глаз от Сены. – Великолепный город. Как и многое в Сайене. Парадокс.

– Не обольщайся. Это лишь иллюзия, красивая маска. Но все иллюзии рано или поздно рушатся, и любая маска в конце концов слетит.

– Зачастую это происходит слишком поздно. – Я сунула руки в карманы. – Якорь вот-вот подомнет Испанию и Португалию. Еще месяц назад их шпионы рыскали по Лондону, хотя лидеры обеих стран заведомо смирились с гнетом.

– А вдруг они решат пойти по стопам Ирландии и дадут отпор СайенМОП?

– Ирландия капитулировала после Дублинского вторжения, когда армия захватила город, истребив сотни безоружных людей, – выдавила я. – Сайен особенно зверствует на начальном этапе. Метит в самое сердце. Все прочее лишь… предсмертные конвульсии.

Мы шагали под сводами моста, мимо голых деревьев и пришвартованных барж, переливавшихся красным, белым и золотым. Повсюду блестела изморозь.

– Допустим, предотвратить вторжение нам не удастся, но ведь можно наращивать военную мощь, – внушал Арктур. – Постепенно соберем армию, объединимся с «Домино» и скажем свое веское слово.

Мне искренне, всей душой хотелось верить в это. Поравнявшись со ступенями пешеходного моста, Арктур снова подался вперед.

Над рекой витал насыщенный травянистый запах. На середине моста я облокотилась о парапет, увеличивая дистанцию между нами. На водной глади вспыхивали солнечные блики. Несмотря на нависшую угрозу, я попыталась представить себя обычной туристкой, которая любуется достопримечательностями и не ведает о кровавых ужасах войны.

Иллюзия рухнула, когда на другом конце моста замаячили два легионера. Я тут же затесалась в толпу зевак, щебетавших по-шведски. Легионеры не удостоили никого из нас взглядом. Едва опасность миновала, я зашагала вперед. Хотя в дневные отряды набирали преимущественно невидцев, неспособных различать ауры, моя физиономия слишком примелькалась, а дымчатые стекла и рыжая шевелюра – не самая надежная маскировка.

Шведы засеменили в противоположную сторону. Надо сказать, в Париж стекались туристы со всей империи, однако давно мне не доводилось встречать гостей из свободного мира.

При въезде в Республику Сайен на иностранных граждан накладывали суровые ограничения. Надин с Зиком изрядно натерпелись, попав в Лондон в рамках студенческого тура. Зик рассказывал, как в аэропорту у них конфисковали мобильники и записывающие устройства и запретили покидать гостиницу без санкционированного провожатого – наверное, чтобы гости ненароком не стали свидетелями публичной казни. Разумеется, брат с сестрой исхитрились обойти этот запрет.

Тогда Сайен еще пекся о внешней политике, но теперь Нашира стремилась оборвать все добрососедские связи.

Казалось, минула целая вечность, прежде чем мне удалось догнать Арктура у красной таблички «Рю де Форж». Боль вернулась, по лицу градом струился пот.

– Двор чудес. – Рефаит кивнул на полуразвалившуюся кирпичную арку, откуда доносился тошнотворный запах сала и дыма. – По-прежнему на старом месте.

Совершенно обессиленная, я привалилась к стене и с трудом выдавила кивок.

– Может, вернемся? – забеспокоился Арктур.

– Нет. – Набрав в грудь побольше воздуха, я выпрямилась. – Пора завести новых друзей, а с моим везением – скорее новых врагов.

Мы беспрепятственно шагнули под арку. За ней тянулась немощеная улочка, размытая мокрым снегом. О нищете и упадке здесь свидетельствовала и облупившаяся краска, и выбитые стекла, и семьи, спящие под открытым небом.

Двор чудес совершенно не походил на гнездо разврата, описываемое Джексоном. Обычные грязные трущобы, где оборванцы болтали, дремали и кашеварили под натянутым брезентом. Ни один не был одет по погоде. Какая-то компания, сгрудившись на двух матрасах, жадно поглощала чипсы. В котелке над самым большим костром булькало неаппетитное варево.

Судя по карте, улица огибала скопище ночлежек. Если верить Джексону, в прошлые века здесь обитали malingreux, хворые. В стремлении выклянчить побольше денег они виртуозно изображали из себя больных, а по возвращении в трущобы их язвы и нарывы чудесным образом исцелялись. Отсюда и название квартала.

Пока единственное замеченное мною чудо заключалось в том, что паранормалы и невидцы мирно соседствовали бок о бок, не питая ни малейших иллюзий относительно друг друга. Они разговаривали на смеси английского и французского, легко переходя с одного языка на другой.

Две женщины отплясывали под звуки скрипки заклинателя. Толпа любопытных невидцев обступила гидроманта, увлеченно помешивающего мутную воду в ведре. Повсюду царила удивительная гармония.

– Это не Синдикат, – шепнула я. – Маловато ясновидцев.

Однако мы не спешили сматывать удочки. Решив, что взять с нас нечего, местные не препятствовали нашей прогулке. Некоторые бросали косые взгляды на Арктура, заинтригованные либо его внешним видом, либо аурой.

Да, на Синдикат сборище не тянуло. Там чужакам давно бы устроили «теплый» прием.

Внимание привлекла колыбельная в исполнении сгорбленной и дрожащей провидицы. Перед ней поблескивал магический кристалл. Кожа на ее лице задубела от ветра, потрепанные нарукавники были натянуты до самых плеч. Провидица баюкала младенца, напевая:

J’ai fait un rêve horrible, mon cher,

Lorsque je fus dans l’ancien jardin de mon père.

Je rêvais qu’il y eut une ancre sur la tour,

Et que des tyrans envahirent notre cour[4].

Я шагнула к певице. Точно пробудившись, она глянула на Арктура – и громко завизжала. Мои пальцы инстинктивно стиснули рукоять клинка, но тут же разжались. Провидица забилась в угол, прижимая к груди младенца и кристалл.

– Это он! – завопила она, тыча пальцем в Арктура. – L’Homme au Masque de Fer. Il est venu m’enlever…[5]