Это не любовь (СИ) - Шолохова Елена

– Если он такой обыкновенный, что ж ты на первой лекции как столб встала, когда его увидела? Так на него пялилась, аж рот открыла.

– Это тебе, Золотарёва, зрение надо проверить, – вспыхнула Юлька, пожалев, что вообще ввязалась в этот дурацкий спор, – если умудряешься видеть то, чего не было.

– Ну да, ну да, – хмыкнула Люба с самым многозначительным видом. – К твоему сведению, Александр Дмитриевич сказал, что за пропуски семинаров без уважительной причины зачёт не поставит. Просил тебе передать лично.

Юлька почувствовала, как пламенеют щёки. Вот ещё краснеть не хватало!

– Спасибо, ты такая заботливая, прямо на слезу от умиления пробивает, – полыхая смущением и ещё больше злостью, процедила Юлька.

Чёртова Золотарёва, чёртов Анварес, чёртова Нелька Грекова со своим дурацким спором!

19

За минувшую неделю Юлька с соседкой по комнате не обмолвилась ни словом. Инна демонстративно дулась. Ну а Юльке, по большому счёту, было плевать на её обиды. Она с ней и сама не разговаривала, не хотелось – не о чем и неинтересно.

Во второй комнате их секции жила семейная пара, Оля и Егор – оба студенты пятого курса. Егор держался вполне приветливо, улыбался, подмигивал. Лучше бы, конечно, не подмигивал, но пусть уж так, потому что с Олей, например, и вовсе не заладилось.

Юлька жарила яичницу на общей кухне, когда к ней подскочила Оля.

– Это, блин, как называется?! Это наша конфорка! Вот эти две ваши, а эти две наши.

Юлька посмотрела на неё, как на ненормальную.

– Что за бред? Ты купила полплиты? Потому что моё – это значит мною куплено.

– Не строй из себя дуру. Мы всё тут поделили…

– Я ни с кем ничего не делила. Кухня общая, плита общая, до свидания.

Оля бы ругалась и дальше, но на шум вышел Егор и увёл жену. Из комнаты потом доносилось:

– Какого хрена ты вписался за эту сучку наглую? Сегодня она нашей плитой пользуется, завтра будет есть из нашей посуды нашу еду. Ну а чо? Общежитие же!

Егор что-то бубнил в ответ, пытаясь утихомирить Олю.

А через несколько дней Юлька с ней снова сцепилась. И опять же полем боя стала кухня.

Накануне Юлька ездила на выходные к тёте в Радищево, по настоянию матери. Ночевала у неё и вернулась лишь в воскресенье ближе к вечеру. Тётя нагрузила ей с собой полный рюкзак всякой снеди. Юлька принялась распихивать свёртки в маленький допотопный холодильник и тут обратила внимание, что куда-то исчезла едва начатая палка докторской. Вообще, дома Юлька питалась как попало. Чипсы, сухарики, печенье – основной её рацион. Максимум – могла приготовить на скорую руку яичницу или соорудить бутерброд. А тут колбаса исчезла…

Она огляделась и обнаружила пропажу на подоконнике. Судя по запашку, докторская пролежала там все выходные.

На кухню вплыла Оля с двумя пустыми кружками. Поставила их в мойку.

– Ты похозяйничала? – спросила её Юлька, кивнув на подоконник.

– Нечего совать свой хавчик на нашу полку. В следующий раз вообще выброшу в мусорку.

Юлька сжала губы так, что желваки заходили. Решительно распахнула холодильник, выхватила оттуда посудину с каким-то варевом.

– Ты совсем уже?! – взвизгнула Оля. –А ну поставила на место!

Но Юлька рванула прямиком в туалет, Оля семенила следом, цеплялась за руки, материлась.

– Только попробуй, и я тебя…

Юлька даже не дослушала – не колеблясь, вытряхнула всё в унитаз и смыла. Затем сунула Оле пустую чашку в руки.

– Ну всё, сука, тебе конец, – пообещала Оля, зло прищурившись.

– Сейчас в обморок от страха грохнусь.

Тем не менее Юлька выяснила чуть позже у Егора – Инна по-прежнему хранила гробовое молчание, – какие чьи полки, конфорки, чашки-ложки. И всё переставила-переложила. Даже извинилась перед ним.

– Ты прости, Егор. Если б твоя жена нормально мне всё объяснила, я бы не стала…

– Да забей, – подмигнул он привычно и ушёл к себе, насвистывая.

20

Следующие две недели Юлька ходила в институт, как бог на душу положит.

На первом курсе тоже был такой период, весной, когда ей занятия стали вдруг до лампочки. Тогда дома, с Лёшей творилось чёрт-те что, и думать о серьёзном она попросту не могла. Ну а сейчас она даже не старалась хоть как-то оправдать своё наплевательское отношение.

Вновь на неё навалилась хандра. Причём случилось это в одночасье и, что самое странное, без всяких видимых причин.

Она болталась по торговому центру и в одном из павильонов за стеклянной стеной увидела вдруг Анвареса. Он был не один, а с какой-то женщиной, худой, невысокой, в очках. Пепельные волосы собраны в тонкий хвостик. Юбка ниже колена, свитер с глухим воротом, туфли на платформе. Типичный синий чулок. А ещё она, по мнению Юльки, совсем «не шла» ему.

Он, конечно, тоже, похоже, ещё тот книжный червь, но в нём чувствовался стиль, чувствовалась порода, что ли. Эдакий потомственный дворянин с соответствующими замашками. Хотя нет, он же вроде как испанец. Ну, значит, гранд с самомнением до небес.

А она… мышка, серенькая мышка, неинтересная и невзрачная.

Юлька, не отдавая себе отчёта, остановилась в нескольких шагах от павильона, напряжённо наблюдая за парочкой.

«Мышка» примеряла шёлковые шарфики, крутилась, перед зеркалом, перед ним, а «гранд» смотрел на неё со скучающим видом.

А потом вдруг поднял глаза и посмотрел прямо на Юльку, совершенно целенаправленно, будто почувствовал.

Сердце испуганно дёрнулось, точно её застали врасплох за чем-то нехорошим. Она поспешно отвернулась и припустила прочь, ругая себя за глупость.

Какого чёрта она на него так таращилась? Вдруг подумает, что она следила за ним, а не случайно встретила?

Да и сбегать было глупо – лучше бы приветственно кивнула. А так… глупо, глупо. Она поморщилась. И главное, сама не поняла, что на неё нашло. Почему так рванула оттуда, да и вообще зачем за ними наблюдала.

21

Спустя время стыд немного утих, однако навалилось вдруг ощущение острого одиночества и тоски. Как будто чего-то до боли не хватало, чего-то жизненно важного, но вот чего именно – не понять. Это ощущение давило и угнетало, вызывая резкие перепады настроения. То её всё бесило – могла взвиться на малейший пустяк; зло язвила и огрызалась; дерзила даже Изольде в те редкие дни, когда всё же появлялась на парах. А то наоборот впадала в беспросветную апатию и тогда могла часами валяться на кровати, слушая в наушниках какую-нибудь психоделику.

Такая ерунда творилась с ней впервые. Тогда, с Лёшей, ей тоже было плохо, но то «плохо» хотя бы казалось понятным и объяснимым. Она знала, чего хочет и как-то старалась выкарабкаться. А теперь в голове полная каша, а в душе – смятение.

И чувство одиночества не смолкало. Грызло, словно недуг, словно затянувшаяся простуда, грозящая перерасти в хроническую болезнь.

Юлька даже ездила к девчонкам в Первомайский, хотя зарекалась. Просто терпеть это ощущение одиночества и ненужности сил уже не хватало.

Однако настроение в тот день было злое, зря приехала. Как только сообщила им, что тот парень из клуба теперь её препод, девчонок как прорвало.

Сначала никак поверить не могли, а потом вопросами идиотскими засыпали. А Юльке думать о нём, говорить о нём было уже невмоготу. В итоге – психанула из-за какой-то глупой Нелькиной шутки и умчалась в сердцах.

Инна тоже по-своему нагнетала. Вообще-то она неожиданно подобрела и даже предприняла несколько неловких попыток помириться. Юлька бы откликнулась – она вообще-то совсем не злопамятна, как все вспыльчивые, и ценила вот такие первые шаги, потому что по себе знала, как нелегко они даются. Но хандра засосала, как болото, и лишнее вторжение в личное пространство она воспринимала в штыки.

Раздражало ещё и то, что у Инны, у этой со всех сторон правильной зануды, тоже появился кавалер. Такой себе, не очень, Юлька бы на него и не взглянула. Долговязый, тощий с прямым пробором, как у попа, и, главное, ещё более занудный. От их нечаянно услышанного разговора стало тоскливее, чем на лекциях по политологии, на которых половину потока неизменно клонило в сон.