Вольфсагель (фрагмент) - Павел Гросс

1943 год. Малые Ботоги. Украина

Deutschland, Deutschland uber alles, uber alles in der Welt, Wenn es stets zu Schutz und Trutze Bruderlich zusammenhalt, Von der Maas bis an die Memel, Von der Etsch bis an den Belt Deutschland, Deutschland uber alles, uber alles in der Welt.

Deutsche Frauen, deutsche Treue, Deutscher Wein und deutscher Sang Sollen in der Welt behalten Ihren alten schonen Klang, Uns zu edler Tat begeistern Unser ganzes Leben lang. Deutsche Frauen, deutsche Treue, Deutscher Wein und deutscher Sang.

Einigkeit und Recht und Freiheit Fur das deutsche Vaterland! Darnach lasst uns alle streben Bruderlich mit Herz und Hand! Einigkeit und Recht und Freiheit Sind des Gluckes Unterpfand. Bluh' im Glanze dieses Gluckes, Bluhe, deutsches Vaterland.

Deutschland, Deutschland uber alles Und im Ungluck nun erst recht! Nur im Ungluck kann sich zeigen, Ob die Liebe wahr und echt. Und so soll es weiterklingen Von Geschlechte zu Geschlecht: Deutschland, Deutschland uber alles Und im Ungluck nun erst recht!

"Heinrich Hoffmann von Fallersleben, 1841"

Раскрашенный в защитный цвет автомобиль, прошуршав по песку новой резиной, и выпустив из-под колес, пылевую тучу, наконец-то, остановился. - Ну, вот мы и на месте, глубокоуважаемый профессор, - улыбчиво протянул обер-лейтенант - прошу вас! Он указал рукой на дверь. Профессор поправил очки и "пожевав" длинный ус, осторожно спросил: - Простите, я даже не знаю вашего имени, но... Обер-офицер едва заметно улыбнулся. - Официально, пожалуйста - Ханс Клюбе. Прошу любить и жаловать. - А-а-а... - продолжил, было, профессор, но тут же был остановлен своим спутником. Военный успел перехватить взгляд "яйцеголового", так называли ученых в его службе, на своей эмблеме, пришитой на рукаве. - Ах-х-х, вы об этом? Он потер эмблему ладонью, и снова улыбнувшись, продолжил: - Разве вы таких еще не видели? Странно... Он на мгновение задумался. - ...хотя, стоп-стоп, я тут просто в этих Украинских степях сам травой, вернее, мои мозги заросли донельзя. Видели, думаю, что видели, по крайней мере, в Берлине. Клюбе остановил холодный взгляд на лице профессора. - Наверное, вы правы, гер офицер. Только вот я все одно ничего не смыслю в расшифровке всего этого... - А вам нужно? Ханс неожиданно хихикнул, понимая, что сейчас задал совершенно глупый вопрос. Он знал, что к нему на раскопки прислали не какого-то там завалящегося профессоренка из Освенцима - кожа да кости, а настоящего титана мысли, любая стычка с которым могла приравниваться, скажем, к пяти годам каторги, где-нибудь в пустыне или, того хуже, на руднике. - Понимаю, понимаю. Один момент. Он развернулся на сидении так, чтобы профессор прилетевший только что спец рейсом из Берлина, мог хорошо рассмотреть эмблему. - Вот, посмотрите, - обер-лейтенант приложил указательный палец к замысловатому контуру рисунка: белой вертикальной полосе на черном фоне, и второй, такой же белой, но исполненной в форме буквы "V", "проставленной" чуть ниже вершины первой, - это отличительный знак общества Либенсборн и Ананербе. Я служу в Ананербе. Вас должны были известить об этом еще в Берлине. Профессор поправил очки. - С извещениями у меня полный ажур, не извольте беспокоиться. Клюбе почувствовал некоторое напряжение, которое, видимо, от его неудачной предыдущей фразы, начал источать "яйцеголовый". Он пробежался мысленно по элеронам головного мозга и почти молниеносно выпалил: - А как вы смотрите на то, чтобы после длительного перелета прогуляться по хорошему шнапсу. Профессор снова покусал ус. - Хорошо, от этого удовольствия я, пожалуй, не откажусь. "Вот старый хрен, - подумал обер-лейтенант, приоткрывая дверь машины со своей стороны, - от удовольствия... не откажусь... старый дурак!"

Профессор вытянул ноги, скрестил руки на груди и, запрокинув голову назад, блаженно протянул: - Хороший шнапс, нужно сказать. Даже в Берлине давненько такого не пивал. Слегка окосевший от спиртного обер-лейтенант посмотрел на "яйцеголового. - Да-а-а, знатный. Такого в Берлине точно нет. Он подвинул стул вперед, ближе к профессору Штерну. - Простите, вот я, простой солдат до сих пор не пойму... Мы здесь что, собственно, ищем? Нагнали в степь кучу солдат, даже вас из Германии вызвали, а дел, поди, и без Украинских путешествий невпроворот. Клюбе развел руками. - Что вам сказать? Вот вы, к примеру, носите эти символы, - Генрих показал на петлицы и эмблему, - а знаете откуда все это? Военный причмокнул языком и недоуменно заморгал глазами. - Наверное, просто разработки дизайнеров или еще что-то в этом роде? Профессор растянул губы в миловидной улыбке. - Не-е-е-т, батенька, это не просто... взял карандашик в руки, бумажный листок. Чик-чик и накидал рисуночек. Не-е-е-т, сильно ошибаетесь. Этим символам много сотен, а быть может, и тысяч лет. А может быть... Герих снял очки и вытер рукой глаза. - ...они существовали всегда. - Неужели?!.. "Вот дьявол его разбери, - подумал в этот момент Ханс, - вот сижу тут, под охраной сотни натренированных солдат, пью прекрасный шнапс, а рядом со мной сидит настоящий, живой маразматик и втирает мне что-то, чего и быть-то не может. Чушь какая-то несусветная. То ли дело крошить в капусту неприятельских солдат, получая при этом награды. Вот, где жизнь бьет ключом. А бред о символике, это что-то из разряда..." - Эти символы, - продолжал "яйцеголовый", - несут в себе такой сакральный смысл, о котором простой смертный даже и подумать не может. Вот вы, Ханс, служите в СС. Не так ли? Обер-лейтенант молча покачал головой, все еще занятый своими мыслями. - У вас на петлицах начертан рунический символ - "Лебен", а у солдат, тех, которые здесь и вас и меня охраняют - "Одаль". - Ну и что? "Одаль" начертан у всех, кто служит в дивизии СС "Принц Эугейн". В основном это балканские немцы. Что тут сакрального? - Хм-м-м, - профессор хитро улыбнулся, - сакрального, говорите? Это символ единства крови. А теперь подумайте немного что-то о, скажем, кровососущих тварях, которые из века в век существовали... а Балканы, если хотите, можно назвать тем местом, откуда, к примеру, проистекают сведения о самом кровавом графе. Не так ли? "Пон-е-е-сло, - подумал военный, - чушь собачья. Маразматик, истинно говорю, маразматик!" - Что говорить о "Лебене"? Профессор взял с раскладного столика бутылку и налил шнапс в свою кружку. - Вы, Ханс, еще будете? Военный жестами показал, что пить больше не желает. Он откинулся на спинку стула и продолжил в том же духе: - Ну, скажите, уважаемый, а что мы здесь-то ищем? Руны рунами, а здесь? "Яйцеголовый" осушил кружку и поставил ее обратно на стол. - Возможно, то, - он наклонился вперед и осмотрелся по сторонам, - что даст Фюреру шанс на сто процентную победу. - Чудо-оружие?!... - нервно прошептал Клюбе. - Считайте, что вы абсолютно правы. И еще, вы как-то немного странно среагировали на мои слова о кровавом графе. Ханс поежился. Откровенно говоря, он никак не среагировал на те слова профессора, и чтобы просто поддержать линию беседы, бросил, как бы невзначай: - Среагировал не так? - он охватил голову руками. - А-а-а, точно. А что значит кровавый граф? Неожиданно, кровь в жилах обер-лейтенанта заледенела, а ноги задрожали мелкой дробью. И все от чего? Взгляд, профессорский взгляд походил на рентгеноскопию. Глаза Генриха Штерна излучали что-то странное, нет, скорее всего, страшное, заставляющее нервы играть, будто расстроенную гитару, находящуюся в руках отвратного барда. - Ну-у, вы хотите сказать, что этот самый граф был... вампиром? "Яйцеголовый" почесал затылок и, кося взгляд на недопитый шнапс, ответил: - Да, совершенно верно. Так же, как-то, что завтра утром мы с вами, гер офицер, найдем то, за что многие, достаточно богатые люди, отдали бы все свое состояние. - А об оружии... Откуда вы о нем знаете? Можете, конечно, не говорить. Я все понимаю, режим секретности. - Напротив, никакой такой секретности. Эта информация известна почти каждому, мало-мальски грамотному историку. Ханс нахмурил брови. - Да, если хотите, я могу вам кое-что рассказать, тем более, что в офицерской школе вам должны были читать курс по арийской истории. Или я не прав?!.. Курс истории арийской нации, естественно, в школе читали. Но кто его слушал? Все, в том числе и он - Ханс Клюбе, будучи молодым человеком, полным сил и воли, стремился вперед, давить всех тех, кто мешает нации распространять свои идеи по всему миру. А происхождение арийцев - удел их - "яйцеголовых", которые пишут и пишут, иногда сочиняют, как в случае с кровавым графом. Он просто боец, готовый отдать всего себя нации... просто за идею. Военный, наконец-то, вздохнул с облегчением. - Если это, возможно, был бы рад вас выслушать. - Отлично! Профессор встал со стула и подбоченясь стал ходить из угла в угол походной палатки. Его, на самом деле терзали смутные сомнения: говорить или молчать. Скажешь, а черт его знает, в концентрационном лагере, причем, в любом, мест свободных, что звезд на небе - видимо-невидимо. Штерн остановился на - промолчать, молчание золото. Он встал, как вкопанный, возле прорезанного отверстия-входа, выглянул наружу, на мгновение застыл, а том, пулей вернулся на место и, плюхнувшись на стул, прошептал: - Хотя нет, не время. Кажется, уже пора ложиться спать. А то, как говорится: кто рано встает, тому бог подает. Не так ли? Завтра у нас с вами, уважаемый Ханс, будет море работы. - Понятно, - обер-лейтенант дважды хлопнул себя по коленям ладонями рук, и, встав со стула, посмотрел на наручные часы, - о-о-о... а время-то, точно, уже того, спать пора. Да и мне... Он на секунду задумался. - ...нужно бы проверить посты. А то мы тут с вами гуляем, а солдаты? Они ведь и на посту могут того же, шнапса покушать вдоволь. Разбредутся, кто куда. Потом ищи их свищи. А тут и партизаны могут быть. Распрощавшись с профессором, обер-лейтенант вышел из его палатки. Попытавшегося было приветствовать его солдата, он, остановил рукой, чтобы тот не "будил ночь", и не спеша, направился к холму, в районе которого утром должны были начаться раскопки. Ханс сделал несколько шагов и остановился неожиданно для самого себя. "Чертовски хорошая ночь, - вились в пьяном вальсе мысли в его голове, да-а-х, давненько такой не видывал, слишком давно. Даже забыл когда в последний раз." Подняв взор к небу, он сузил глаза. Звезды, карнавально шествовали, одна за другой, прямо перед его глазами. Это шествие пробуждалось не только от действия шнапса, а еще и от воздуха, который буквально окутал своим незримым, но ощущаемым легкими, покрывалом всю степь. - Тиха Украинская ночь, - прошептал Клюбе и засунул руку во внутренний карман кителя, в надежде выудить от туда пачку сигарет, - кто сказал? Хоть режьте меня, не помню. Но все равно здорово. Он покопался с минуту в кармане, но сигарет так и не обнаружил. - Вот дьявол меня раздери. И куда подевались эти чертовы штуковины? Обер-лейтенант сделал неловкий шаг вперед и снова остановился, вглядываясь в темноту, зияющую пустым зевом неизвестности впереди себя. - И кто только додумался выпускать кителя без клапанов на карманах? Экономят? Да кому нужна, мать их, эта чертова экономия? Сэкономили на ком? На таких, как я... чтобы меньше курили, наверное. Клюбе двинулся в пустоту. "Нужно будет отдать приказ установить нормально освещение, а то тут, как в желудке у голодного демона. - размышлял Ханс, пытаясь держать равновесие при ходьбе. - А то упадешь, так хорошо, если на ровную поверхность, а если в канаву какую-нибудь свалишься? Так и костей не соберешь." Он снова остановился и продолжил шарить руками по карманам. - Ага, вот они. Н-а-ш-е-й-о-л! Обер-лейтенант обнаружил-таки сигареты, достал из пачки одну из них и прикурил. В кромешной темноте появился крохотный, но хорошо заметный на большом расстоянии, огонек. Интересно, а как с оцеплением места раскопок? Может сюда кто-нибудь из чужих проникнуть или нет? Сомнения вкрадывались в мысли офицера только потому, что он с этой командой работал впервые. Вообще, стоит сказать, что Клюбе не раз занимался подобными вещами: сопровождал экспедиции, какие-то там исторические ценности, важных особ, вроде того "яйцеголового", который теперь, должно быть, видит десятый сон. Бес ему в ребро и шаровую молнию на голову. Но что это за поездки, вернее, об их смысле он мог только догадываться. Секретность в Ананербе, как, впрочем, и во многих службах СС была на уровне - ляпнул несусветное расстрелять, услышал запретное - то же. Вот и профессор ничего не сказал ему относительно каких-то там, вроде бы, открытых общественности, секретных материалов относительно арийской истории. - Фиг там открытость... - прошептал он себе под нос, сжав при этом пальцы одной руки в фигу, - Об открытости можно забыть, если за дело берется папа Гимлер. Ананербе ведь относится к его непосредственной патриархии. А кто с папой свяжется... пиши, пропало или паши, как вол. Ханс глубоко втянул дым легкими и медленно, будто наслаждаясь сигаретным ароматом, выдохнул. - Да, ну ладно. Он засунул сигарету в рот и, протерев глаза руками, пошел шатающейся походкой дальше, как вдруг... где-то, всего в сотне метров от него застрекотала автоматная очередь. А через мгновение темноту разорвала пополам яркая вспышка, а затем земля сотряслась от сильного взрыва гранаты. Послышалась возня, писк и все снова стихло... Обер-лейтенат присел на корточки, и сам того не желая, быстро расстегнул кобуру и вытащил из нее "Парабеллум". Было ясно, это страх...