Сэйл-мастер - Варвара Мадоши

— Вы не на вахте? — спросила Бэла.

— Сейчас капитанская вахта, — ответила Санька за Сашку. — А у меня плановая проверка… — она бросила взгляд на часы, — через восемьдесят две минуты. Так что мы решили освежить наши школьные опыты… Мы тебе спать мешаем?

— Нет, — Бэла тоже посмотрела на ходики. — Я мало сплю. Я хотела спросить… к вам можно присоединиться?

— О, ты тоже играешь? — Сандра выглядела удивленной. — На чем же, если не секрет?

— Я ударник, — тихо пояснила Бэла. — У нас в училище была группа… Установку на корабль с собой не возьмешь, да у меня и нет своей. Но пару тамбуринов я все-таки прихватила.

— Ха, дело поправимое, — воскликнула Сандра. — Вот ка-ак доставим особо важный груз, ка-ак разбогатеем, ты сразу же купишь установку и попросишь Сашку ее сюда доставить.

— Не дотащу, — с достоинством возразил Сашка. — Она громоздкая.

— Не прибедняйся! — Сандра изо всех сил ударила его по плечу. — Для среднего вампира — так себе задачка.

— Вампира? — Бэла переводила взгляд с одного из них на другого.

Сашка понял его изумление: светловолосых вампиров, вообще-то, не бывает. Хрен их знает, почему. Хотя на юге России и в Израиле живет несколько рыжеволосых кланов, которые очень пекутся о чистоте крови.

— Я на половину, — пояснил Сашка. — Так-то менш, но у меня много типично вампирских фокусов получается. У меня мама из вампиров.

— А они разве… не инициируют? — Бэла как будто удивилась.

— Ты больше желтых газет читай и романов, — хихикнула Сандра. — До двадцати процентов населения — неинициированные полукровки. А у всех остальных в каком-то поколении да затесались вампирские гены. Сколько у нас уже за межрасовые браки не преследуют, лет триста?

— Точно, это совсем не обязательно, — кивнул Сашка. — Это решают родители, когда разбираются, с какой родней ребенку будет удобнее расти: знаешь же, что вампир и человек долго жить вместе не могут… Когда вампир — мать, ребенка чаще всего инициируют. Просто в моем случае мама захотела уйти в монастырь почти сразу после моего рождения, так что решено было, что я останусь с папой. Но папу потом послали на каторгу, и я лет до десяти жил все-таки с материнской родней.

— А почему они тогда не?…

— Потому что только до года можно. Ну и дальше, когда отец вышел и женился во второй раз, я их частенько навещал… — Сашка подкрутил колку, задумчиво провел смычком, прислушался и удовлетворенно кивнул. — Они меня научили всяким штукам. И с Сандрой мы там подружились.

— Ага, — кивнула Сандра, извлекая из скрипки длинный, ноющий звук. — Он был жутко несчастным ребенком! Ты же видела эти вампирятни: понятия о комфорте никакого… сквозняки, освещения ноль, чем они питаются — тоже знаешь… фууу! — она сморщилась. — А мои родители тогда рядом жили с их замком, в деревне… ну, летом дачу снимали.

— Она меня подкармливала, — усмехнулся Сашка. — Отдавала мне свои конфеты, — ему удалось сыграть целую фразу, и он остался очень доволен собой.

— Половину, — хмыкнула Сандра. — Стала бы я отдавать все! У меня было сильно врожденное чувство справедливости…

— У тебя было сильно врожденное чувство криминала: ты вербовала меня в сообщники, чтобы я помог тебе забраться в сокровищницу моей родни.

— Фу, как нехорошо с твоей стороны об этом вспоминать! — Сандра сморщила нос. — Как низко!

— Ты подорвала мою веру в человечество, и теперь вообще мне кругом должна, — парировал Сашка. — Ну что, «в лесу родилась елочка»?..

— Погодите, — сказала Бэла. — Я сейчас схожу в нашу каюту за тамбуринами. И еще у меня есть ноты пьесы Млацкого для срипки и барабана, я думаю, ее можно на три партии разложить без особого труда…

Белка осторожно внесла в кают-компанию свои маленькие тамбурины — они были длинной с половину нее, и все же она пыталась закутать их шалью, будто детей. Пилот посмотрела на Сашку с Санькой довольно потерянно, словно сомневалась, правильно ли поступила, заикнувшись о совместной музыке.

— Ставь сюда, — щедро предложила Санька, отодвигая в сторону стол и скидывая на пол подушку с дивана.

Белка с сомнением посмотрела на подушку, потом на диван, потом на Сандру, лицо которой прямо-таки светилось искренним предвкушением (возможно, оборотень разыскивала издевку). Наконец она, несколько нервничая, уселась на подушку, скрестив ноги, поставила перед собой тамбурины, вытащила откуда-то из-под шали палочки.

«Она будет играть на тамбуринах палочками?» — удивился Сашка.

Однако недоумение прояснилось: Бэла достала оттуда же из складок шали небольшую складную рамку и тарелочку. Подвешенная на рамке, тарелочка издавала тихое дребезжание.

— А саму рамку можно использовать, как треугольник, — сообразила Сандра. — Умно, по-настоящему умно!

— Есть и портативные ударные установки, — сказала Белка отстраненным тоном; стеснения в нем, однако, уже не чувствовалось — точнее, чувствовалось, но не так сильно. Не стеснение, а некая сухость. — Но у меня такой нет. Млацкого, к сожалению, тоже. Оставила дома, скорее всего.

— Ничего, — сказала Сандра. — В этой книжице был Чюри, как раз очень хорошо подходит. В конце концов, можно взять тот квартет, который я помню наизусть. Вам только надо будет подхватить.

— О нет, избавь меня бог от того, что ты помнишь наизусть! — Сашка поднял руки в защитном жесте. — Наверняка опять какая-нибудь жуткая головоломка. Да и Чюри, если подумать…

— Ну хватит! — прикрикнула Сандра. — Этак мы и в самом деле договоримся до «В лесу родилась елочка».

— Давай турецкий марш? — взмолился Сашка. — Ты же его начала.

— Это слишком легко, — непреклонно отозвалась Санька. — И не ленись, пожалуйста.

С этими словами она протянула Бэле одну копию нот, с другой подсела ближе к Сашке. Они пристроили листки на стол между ними и почти одинаковыми движениями подняли инструменты к подбородкам.

Бэла посмотрела на них с некоторым сомнение, но ничего не сказала.

Это и впрямь был Чюри, Bittersweet symphony[19], Сашка только не помнил: там должны были быть скрипка и альт, скрипка и виолончель или вовсе две скрипки? Ну ладно, в любом случае, решил Белобрысов, он более или менее справится, а если и возьмет пару-тройку фальшивых нот, так ничего страшного, все свои.

Первые ноты, низкие, и впрямь принадлежали ему — он справился с ними вполне верно. Потом ему помогла Сандра, включилась, и сразу стало легче — как глоток свежего воздуха. Играть в паре с Санькой всегда было сущим наслаждением: Сашка шел за ней, почти не глядя, полностью полагаясь на ее чуть более высокое мастерство и гораздо большую уверенность в своих силах. Когда же она покидала его, устремляясь вверх, он вполне уверенно держал партию, встречая ее ласково, когда она возвращалась… да, это и в самом деле больше всего походило на акробатический этюд. Подхватит ли барабанщица вовремя?.. В начале должно было быть что-то вроде взрыва, а далее пьеса становилась более мерной: игру вела скрипка, альт ее поддерживал, а ударным оставалось только отбивать ритм. Если они не сорвутся с самого начала…

Они сорвались. Барабаны не вступили, какое-то время скрипка и альт продолжали вдвоем, но было совсем не то: мелодия потеряла половину прелести, утрачивая законченность и превращаясь из мощного и радостного отрывка в нечто довольно-таки куцее, даже одинокое: два голоса не тянули там, где нужно было хотя бы три.

— Ну и чго? — спросил Сашка довольно сердито, глядя на Белку.

— Можно было спросить, хотя бы дочитала ли я до конца, — буркнула она довольно резко и повела плечами, скидывая шаль. Под шалью обнаружилась обыкновенная светлая кофточка с открытым воротом, которая очень выгодно смотрелось на фоне смуглой кожи стеснительного пилота.

— Ну извините!

— Там легко, потом одна вариация все время повторяется, — сказала Сандра. — Теперь дочитала?

— Теперь да, — нейтральным тоном ответила Бэла. — Прошу прощения. Давайте сначала?

— Давай… — недовольно сказал Сашка. Ему казалось, что второй раз он точно не сможет повторить вступление, не сфальшивив — кажется, первый раз ему удалось только чудом. Однако чудо повторилось: ноты пошли ровно, гладко, словно упали уже на проторенные рельсы, как эфирный поезд; фарватер был знаком. Низкие, саркастические ноты заскользили ровно и плавно, потом в него влилась новая струя, — Санька — и в нужном месте таки прервались дробью радостных ударов. Сашка чуть было не сбился: это было неожиданно. У девчонки оказалась твердая рука и эта самая сумасшедшая страсть, которая отличает барабанщиков и скрипачей — но в барабанщиках она сочетается, вдобавок, с настоящим безумием. А что вы хотите от людей, которыми целыми днями только и делают, что колотят по всему палками. Безумный удар, дробь… второй удар… helvete, как говорит Санька, а ведь пошло! Пошло! Хотя и странновато звучат глухие удары тамбурина там, где должен быть барабан, но уж ладно.