Инкубы Чикаго (СИ) - "Murmur and Furfur / Fangs"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вперед, — не выдержал напряжения Ричард и, проскользнув между напарником и сержантом, на ходу вытащил пистолет и ломанулся в открытый проем.
И попал в небольшую квартиру-студию.
Вдова сидела напротив входа на диване и пила, кажется, кофе. Она удивленно уставилась на гостей и медленно поставила чашку с чем-то дымящимся обратно на столик.
— Так, — сказала она строго, звякнув донышком о блюдце, — я все понимаю, но тем не менее — чем обязана?
И тут же просветлела лицом, уставившись за плечо Ричарда:
— Эйдан?
— Синьора, рад видеть вас в добром здравии! — рассыпался в приветствиях Эйдан, и Ричард спиной ощутил сияние силой в тысячу солнц. — Решили вас навестить, а то знаете ли, мало ли… вы позволите?
Он толкнул плечом Ричарда, проходя мимо, в два прыжка оказался возле кухонного островка, схватил там высокий барный табурет и оттащил к столу, громыхая ножками по полу. Звук. Отвратительный, как ножом по тарелке, слегка отрезвил Ричарда. Он сконфуженно опустил руки, засунул оружие в кобуру и обернулся, ища глазами сержанта. Каранга обнаружилась ровнехонько сзади, стояла опершись спиной на закрытую дверь и всем своим видом выражала искреннюю заинтересованность.
Эйдан меж тем дотащил табурет до столика и уселся напротив вдовы, глядя на нее сверху вниз. Та не возражала. Только смотрела на него, молча помешивая ложечкой напиток, и грустно улыбалась. В этот раз она была не накрашена, волосы убраны в небрежный пучок. Бледная и с синяками под глазами. Безразмерная толстовка, обкусанный маникюр. Ричард смотрел на нее и тонул в тоскливой, безнадежной, бездонной жалости к ней и немного к себе, потому что помочь ей никак не мог.
— Как себя чувствуете, Лукреция? — спросил Эйдан, привычным жестом укладывая скейт на колени.
— Никак, — честно ответила вдова и отпила немного из чашки, — жизнь закончилась, а я осталась и теперь сижу тут. Зачем? Почему? Неясно. Кофе?
— Не пью, — признался Эйдан.
— Может, чего покрепче?
— Я при исполнении.
Вдова аккуратно положила ложечку на блюдце и сделала еще глоток:
— Выпивки тут все равно нет. Жаль. Потому что, знаете… я очень любила мужа. И у меня в сердце огромная дыра, которую не залатаешь ничем. Я хотела бы просто, может, забыться немного. Уснуть… не знаю… на год, на полгода…
— Понимаю, — Эйдан слушал ее с серьезным лицом, не отводя взгляд.
— Ну а это официальный визит? Мой адвокат? — отвлеклась от горя Лукреция и кивнула в сторону безмолвно стоящей Каранги.
— Не совсем, — расплывчато ответил Эйдан, на оба вопроса, — прежде, чем я продолжу, уверяю вас, что все, что тут сейчас происходит, останется между нами. Без записей и протоколов.
Вдова перевела на него взгляд и безразлично спросила:
— Зачем вы здесь?
— Сделка! — весело ответил напарник и беспечно качнул ногой.
Вдова пожала плечами, засунула руку в карман толстовки, вытащила сигаретную пачку. Выбила сигарету и прикурила. Ричард бочком подобрался чуть ближе и потянул носом воздух: запаха дыма не было, все перебивал чертов запах цветов.
— Я могу вам помочь, — уже серьезней добавил Эйдан, смотря вдове прямо в глаза, — исполнить ваше желание. А вы поможете мне. Равноценный обмен.
— Тогда, — начала вдова, выпустив сизое колечко, — тогда…
— Одно условие! — остановил ее Эйдан. — Я обычный коп, не некромант. Оживить вашего мужа я не смогу.
— Тогда помоги мне пережить это, — Лукреция глубоко затянулась, стряхнула пепел в чашку с недопитым кофе. Затушила сигарету о блюдце, тихо звякнув ложечкой. Ее пальцы тряслись. — Помоги мне пережить это, сможешь?
— Попытаюсь. Но мне нужны ваши руки. Магия… — он покрутил в воздухе пальцами, — она работает через прикосновение!
— Чего мне терять, — кивнула Лукреция, наклонилась и отодвинула в сторону многострадальную чашку. — Ну?
Эйдан соскочил с табурета и встал на колени, оказавшись почти вровень с вдовой. Теперь их разделял только низенький журнальный столик. Он положил оба предплечья на стеклянную поверхность. Параллельно. Сведя локти. Ладонями вверх.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ну, — он обезоруживающе улыбнулся вдове, — давайте воссоединимся. Вы не против?
Лукреция осторожно протянула ладонь и застыла в сантиметре от запястий Эйдана. Ричард смотрел завороженно на парящую в воздухе изящную кисть, с сеткой просвечивающих через тонкую кожу вен. Между белой рукой вдовы и темным загаром напарника словно возникло магнитное поле. Слегка отталкивающая и притягивающая на полюсах связь. И ощущалось это странно, неправильно. Как тень хищника за спиной, как провал прикрытый травой и выглядящий, как безобидное поле. Как омут. Как капля смолы, в которой вот-вот увязнет коготок.
Вдова помедлила секунду и коснулась подрагивающими пальцами кожи Эйдана. В окружающей их действительности что-то щелкнуло: одуряющий сладкий запах стал резче в сто раз, цвета съехали в серый спектр, в помещении дыхнуло холодом, время вмерзло в момент как муха в янтарь. Волосы на руках и голове вздыбились, мелкой моросью дрожь прошила хребет. К полу прибила знакомая тяжесть предчувствия, развернувшись липким, прикипевшим к гортани криком:
— Нет! — Рванулся Ричард, запоздало осознав. — Нет! Не трогай его, он инку…
В плечо врезалось нечто среднее между рельсой и наковальней, дернуло назад так, что хрустнул сустав. Ричард затрепыхался, повис, не доставая ногами до пола. Молчаливой истерикой требуя, чтобы его поставили назад.
— М-м-м-пф, — мычал он в объятиях сержанта, и попытался куснуть, когда узкая, длинная ладонь закрыла ему рот.
— Т-с-с-с, — шикнула откуда-то сверху Каранга, — побудешь наблюдателем, ты же сам этого хотел.
Эйдан резко подался вперед и поймал ладони вдовы, сжал их так крепко, что у пальцев побелели кончики и вцепился в нее голубым, как незабудки, взглядом. Обветренные губы его растянулись в ухмылке. Все шире и шире, пока та не превратилась в оскал. Он осторожно, настойчиво, с силой потянул на себя Лукрецию перехватывая ее за плечи, она безропотно поддавалась. И когда ее руки полностью оказались над столешницей, вонзил когти в нежную плоть, чуть ниже сгибов локтей. Вдова вздрогнула, но не издала ни звука и не покривилась, не отвела от Эйдана взгляда. Только мелко дышала, выдавая этим страх. И когда гранатовым зернышком капнула первая капля — слегка улыбнулась. Зачарованно. Как будто отражая хищный оскал. Его когти скользили по коже мучительно медленно, чуть поскрипывая о натянутую поверхность. Вспарывая ее с тихим животным треском, от которого стыла кровь. Это все было похоже на средневековую пытку, завернутую в разноцветный нарядный фантик, приукрашенную молчаливым согласием присутствующих. Молчаливым согласием Ричарда, в ушах которого набатом бил пульс.
«Его надо остановить!»
К скрипу кожи добавился тихий всхлип, но не вдовий, а Эйдана. Доведя почти до запястий длинные полосы, он как только мог близко склонился к ним. Из-под век его по щекам хлынула жирная черная влага. Должно быть — слезы, напоминающие то ли нефть, то ли пахнущую сажей смолу, протянувшуюся тягучими нитями вниз по тонким запястьям вдовы. Ричард внутренне весь напрягся от ожидания крика — казалось, что «слезы» горячие и через тяжелый запах цветов вот-вот пробьется запах обугленной плоти и паленых волос. Но ничего не случилось, вдова сидела по-прежнему тихо. А Эйдан плакал, пока темная лужа из смеси чернил и крови заливала стол. Как будто дождавшись сигнала, татуировки дернулись и тонкими струнами вытянулись вдоль предплечий и локтей Эйдана, вдоль его шрамов, превращая руки в замысловатый штрих-код. Трансформируясь, они пели. В какой-то момент Ричард почти услышал их шепот, перекрывающий тихий звон. Он с удвоенной силой забился в сковывающих его объятиях, попытался вывернуться. Проклиная идею о сделке, пытался сделать хоть что-то, чтобы сбежать и помочь. Но Каранга держала его крепко, не давала сдвинуться. Проще было бы отбуксировать боинг или сдвинуть с подножья пирамиду Хеопса.
Кровь вдовы тонкой струйкой стекла на татуировки, вдоль едва видимой сетки шрамов, собираясь в лужицы на залитом черным столе. Эйдан наблюдал за всем хищно облизываясь, с предвкушением на красивом лице. Когда какой-то внутренний датчик подсказал ему: «Достаточно», — он отпустил вдову и наклонился ближе к своим предплечьям и перемазанной красным поверхности. Тихий звон сменился вибрацией переходящей в животное урчание, когда Эйдан слизнул кровь с поверхности неестественно длинным языком.