Афганистан. Гора Шабан - Альберт Зарипов

А потом наша первая рота всё равно бы отправилась на приём солдатской пищи. Старшина представил бы её строгому дежурному по части, после чего повёл роту в столовую. Ведь сейчас на плацу стоял тот самый капитан Брестлавский, с которым особо не пошуткуешь. А в общей толчее перед входом в столовую я смог бы ускользнуть от бдительного взора сержанта Алиева или же внимательного взгляда своего замкомгруппы Ермакова, чтобы затем на всех парах помчаться за этим разнесчастным ломиком. Пока наша рота, скажем так, принимала свою положенную пищу, мне бы удалось вполне благополучно возвратить тяжёлую железяку на противопожарный щит. И весь инцидент оказался бы исчерпанным целиком и полностью…

«Смог Бы… Удалось Бы… Оказался БЫ… Везде это «бы»… — думал я на бегу. — А вышло именно так, как и вышло…»

Действительно… Всё сложилось совершенно иным образом. Дневальный Ковтонюк сболтнул лишнего. Вот я и схлопотал… Хорошо, что только одну затрещину. Строй первой роты хоть и прикрывал старшину и меня от всевидящего ока капитана Брестлавского, но этого было явно недостаточно для полной дембельской безопасности. Поэтому Алиев ограничился только одной мерой воспитательного характера… В ином случае я вполне предсказуемо огрёб бы не только за то, что без разрешения взял лом, но ещё и за своё враньё… Которым я так безуспешно пытался защититься… Вернее, безрезультатно прикрыться!

«А если б я признался сразу?! — промелькнула мысль. — То что тогда?.. А-а… Всё равно бы получил своё наказание. Потому что взял имущество роты без разрешения старшины. А также из-за того, что Алиев является дембелем, а я всего лишь навсего молодым духом… вот так!»

Пока я бегал за ломом и обратно, наша доблестная первая рота стояла перед казармой. На плацу перед дежурным по части выстроилось почти всё батальонное войско. Оставалось свободным только место первой роты… Но строгий капитан Брестлавский ещё не проявлял никаких признаков своего неудовольствия… Наверное, из-за того, что он и сам недавно служил именно в первой роте…

Как бы то ни было, но мне следовало поторопиться. Причём не напоказ, а самым настоящим образом… Я очень расторопно закрепил лом на противопожарном щите, после чего подбежал к старшине-сержанту Алиеву и доложил ему о выполнении его приказания.

— Бигом в строй! — скомандовал мне дембель и сразу же переключился на всех остальных. — Рота, равняйсь! Смирно!

Пока наше подразделение равнялось, смирнялось и начинало выдвижение к месту общего построения. Я не только занял своё место в строе группы, но и осведомился у Шпетного о дальнейших событиях, которые происходили в моё отсутствие. Но, как оказалось, после моего экстренного убытия за ломиком в роте ничего интересного не случилось… То есть моему напарнику по земляным работам сержант Алиев не причинил никакого вреда. Стало быть, наказание понёс только лишь я…

«Ну, и ладно… — думал я, дружно шагая в ногу со всем строем. — Это же я додумался до того, чтобы захватить на работу лом. Чтобы было легче землю долбить… Вот и получил…»

Как часто это бывает в наших славных вооружённых силах, вроде бы логичная инициатива долбанула по голове именно самого инициатора. То есть в аккурат того, кто и придумал её… В данном конкретном случае это был я.

А далее всё пошло уже по знакомому нам сценарию… Прибытие роты в солдатскую столовую, рассаживание по своим столам, раздача горячей пищи, две ложки обжигающего супа… И гортанно-звучащая команда «Закончить приём пищи! Выходи строиться!»… Тоскливые взгляды молодёжи… И благополучно спрятанный в карман кусок хлеба… Всего лишь с одним надкусанным краем… И всё.

Потом… То есть оказавшись в безопасной обстановке… Точнее говоря, на своём рабочем месте по отрывке траншеи под фундамент… Тогда-то я и разломил этот кусок хлеба на две половины. Надкусанную мной краюху я оставил себе, что было вполне естественным делом… А вторую отдал Лёхе… Ведь в столовой ему немного не повезло. Поскольку Шпетному досталось место за той половиной стола, которая постоянно находилась в поле зрения сержанта Алиева. И бдительно контролирующий «порядок» дембель мог заметить то, как молодой солдат Лёха прячет в карман свой недоедённый кусок хлеба.

А вот это уже являлось грубейшим нарушением Устава внутренней службы. Ведь солдат может принимать пищу только в столовой… Чтобы ненароком не подвергнуть свою драгоценную жизнь опасности заражения какой-нибудь инфекцией… Ибо только лишь в столовой для солдата созданы самые благоприятные условия для поедания «простой, неприхотливой, но очень полезной» пищи. Только так и никак иначе…

Именно поэтому, вставая из-за стола с почти что пустым желудком, молодой солдат Лёха Шпетный не стал рисковать понапрасну… Чтобы не подхватить дизентерийную палочку где-то на стороне… И чтобы не схлопотать по шее прямо здесь. То есть в солдатской столовой, да ещё и от самого «добросовестного и заботливого» старшины роты, а тем паче из-за своего же куска хлеба… К тому ж и надкусанного… Который так и остался на нашем общем столе.

А я в столовой сидел спиной к сержанту Алиеву, вследствие чего мой риск был почти оправдан. Я почти незаметно опустил свой хлеб в правый карман и вместе со всеми поспешил к выходу из столовой… Зато теперь… Мы смогли «вдоволь полакомиться» тем немалым богатством, которое мне удалось спрятать от дембельского контроля.

— Что? Не наедаешься? — нарочито грубым голосом спросил я солдата Шпетного.

Хоть я и шутил, но в каждой шутке есть своя доля истины. Ведь именно эту фразу произносили наши старослужащие товарищи, когда обнаруживали молодого бойца с жующим ртом… Двигающиеся ходуном челюсти и испуганный вид «оголодавшего духа», застуканного прямо на месте совершаемого им преступления… Уже только этого было достаточно для дембельского «удара возмездия». И вовсе не потому, что старый воин-ветеран к концу своей службы окончательно превратился в лютого зверя-психопата… А потому что… В общем… Потому что!

Потому что каждому молодому солдату всегда хочется есть, чтобы хоть так-то восполнить свои жизненные силы, катастрофически убывающие не только из-за физических нагрузок, но и постоянного стрессового состояния, в котором он находится… Потому что затем этот дух постепенно перерождается в закоренелого дембеля, отлично помнящего все свои былые мытарства и лишения, вследствие чего и пытающегося отыграться уже на других молодых… Потому что некоторые командиры и большинство начальников тыловых служб относятся наплевательски ко всем солдатским нуждам, из-за чего и возникает острая потребность не только в парадках-беретах-значках, но и в обычном куске хлеба… Потому что это армия, где пофигизм командования неминуемо приводит к вседозволенности старослужащих солдат, а уж как следствие и к злоключениям молодых бойцов. Потому что это уже система…

«Так сказать… Система сдержек и противовесов… Типа того, что… Придёт и ваше время! А пока…»

Однако до нашего с Лёхой благоденствия ещё было далековато… Ой, как далеко… И мы продолжали стучать тупыми лопатами по афганистанской тверди. Другого рабочего инструмента у нас теперь уже не имелось. А поэтому мы трудились с тем, что и было в самом начале…

Спустя час за нами прибежал молодой солдат Билык.

— Там построение срочное! — выкрикнул он и тут же помчался обратно.

Мы с Лёхой уже были научены моим личным опытом… А потому с двумя лопатами наперевес бросились догонять ефрейтора-победителя… Как мы иногда поддразнивали «старшего солдата» Виктора… Ведь он на самом деле какое-то время носил на погонах по одной сиротливой полоске… Выслуженных в Чирчикской учебке…

Перед нашей казармой стояла вся первая рота, выстроенная повзводно. У крыльца находился капитан Перемитин и терпеливо ждал того счастливого момента, когда окончательно соберётся всё его подразделение… Вскоре это и произошло…

— Равняйсь! Смирно! — скомандовал ротный, обводя строй своими смеющимися глазами. — Рядовой Меликян, выйти из строя!

— Я! Есть! — послышалось из строя второй нашей разведгруппы.

Вперёд вышел долговязый и худой дембель-армянин. Вид у него был самый понурый, да и двигался он не очень-то бодро… Видимо, этот молчаливый наводчик-оператор уже чувствовал свою вину…

А вся наша рота замерла в тревожном ожидании. Ведь Мелик никогда не отличался очень уж агрессивным нравом и почти всегда обходился самостоятельными усилиями. То есть без помощи молодых…

Командир роты уже поднял к виску свою прямую правую ладонь и вроде бы удовлетворил всеобщий интерес:

— За самовольную стрельбу по низколетящим самолётам объявляю вам трое суток ареста!

— Есть трое суток ареста! — уныло повторил рядовой Меликян.

Потом командир роты вполне благосклонно разрешил проштрафившемуся дембелю встать обратно в строй. Тот благополучно возвратился на своё законное место в хвосте второй группы… А вся наша первая рота не то, что бы «продолжала стоять на ушах»… То есть не умирая от внезапно разгоревшегося любопытства… Она попросту изнемогала от полного отсутствия какой-либо информации…