Чужие миражи - Валентин Холмогоров

Когда Диптаун еще только создавался, на месте этого памятника был голый заасфальтированный пустырь, отведенный под грядущее строительство. Кажется, была еще баскетбольная площадка и теннисный корт, вон там, где расположился сейчас магазин по продаже бытовой техники. Город, выросший за несколько месяцев на пустом месте, обступил бывший пустырь со всех сторон, тротуары замостили гранитом, в центре образованной домами площадки разбили газон и поместили посреди него бронзовую фигуру, символизирующую покорителя Глубины – бросающегося с края невидимого обрыва в пугающую неизвестность человека. Интересная аллегория. Мне чем-то полюбился этот памятник – надгробие на могиле несбывшихся надежд, бронзовая эпитафия пустым человеческим амбициям. Не мы покорили Глубину, Глубина покорила нас. Увлекла захватывающей дыхание пропастью, ослепила призрачным блеском несуществующей свободы, затянула в цветной водоворот миражей, в которые мы сами страстно хотим верить.

Фигура Покорителя, стремительно падающего в пустоту, касается постамента лишь одним пальцем поднятой в застывшем движении ноги. В реальности памятник сразу же рухнул бы на землю под действием естественной силы тяжести и собственного веса. Здесь он стоит уже второй год, поскольку фальшивый закон тяготения не действует на нарисованный металл. Весь наш мир построен на фальшивых законах, на ненастоящих облаках в искусственном небе, на придуманных проблемах, радостях и печалях. Только мы, люди, настоящие. Здесь. Там. Везде.

Проспект Высоких Технологий выводит меня к знакомому скверу. Особняк на месте, на окруженной шиповником скамейке целуется влюбленная пара. Девочка в клетчатой юбке выгуливает на газоне черно-белого спаниеля: собака крутится у ее ног, виляет коротким хвостом, звонко и отрывисто лает. Девочка смеется, бросает ярко-красную летающую тарелку, спаниель кидается вдогонку, подпрыгивает, хватая зубами добычу, возвращает хозяйке. Я иду дальше.

На месте улицы Первых Дизайнеров – засаженная тополями аллея, по ровной и прямой, как стрела, дорожке неторопливо прогуливаются люди. Знакомого мне дома нет и в помине, вместо него – высотное здание из стекла и бетона, кажется, целиком принадлежащее какой-то крупной компании. На всякий случай смотрю на вывеску: так и есть, «Интерлайн», новые разработки в области электронных технологий. Ясно. Здесь искать нечего. Возвращаюсь на оживленный проспект и останавливаю такси.

В «Тиме и Деззи» сегодня на удивление много посетителей. Почти все столики заняты, свободных мест – наперечет. Глен крутится за стойкой бара, словно теннисный шарик, невесть как попавший в контейнер работающей стиральной машины. Кажется, он даже не замечает моего присутствия. Это хорошо. Сейчас мне не хочется общаться.

Одна из отличительных особенностей «Тима и Деззи», которая в свое время привлекла мое внимание к этому маленькому уютному заведению, заключается в том, что здесь можно просто сидеть за столиком, ничего не заказывая. Владельцы кафе справедливо рассудили, что если кто-то решил потратить часть своего оплаченного в виртуальности времени на то, чтобы просто побывать в «Тиме и Деззи», значит, ему здесь нравится. И значит, он рано или поздно снова сюда вернется. Рынок. Острая конкуренция. Хотя временами у меня создавалось впечатление, будто Глен и Джесси завели это кафе не ради прибыли, ими двигали какие-то иные, скрытые от меня внутренние мотивы. Наверное, им просто нравилось содержать маленький бар, нравилось принимать посетителей, завязывать новые знакомства, видеть вокруг себя новые лица, втайне осознавая, что эти лица – всего лишь нарисованные кем-то искусные маски, но старательно играя в правду. Эдакая психологическая ширма, отгораживающая сознание и душу от окружающей действительности. Виртуальный наркотик. Бегство от реальности. Зачем? Не знаю. Не хочу знать.

Прислонившись затылком к деревянной стене кафе и опустив веки, я вдруг отчетливо осознал, что постепенно, исподволь, но неумолимо и бесцельно скатываюсь в какую-то липкую серую депрессию, в какую-то меланхолию, причины которой мне ухватить в своем сознании так и не удалось.

Взять себя в руки. Встряхнуться. Собраться. Думать. Думать. Думать…

Почему-то практически все без исключения герои приключенческих романов, которые я запоем проглатывал в детстве, отыскивали какой-то рациональный, единственно правильный выход из любой ситуации вот так вот сидя в кафе и мирно рассуждая о подкинутых им заботливым автором неразрешимых проблемах, терпеливо раскладывая по полочкам сложившиеся обстоятельства, мудро анализируя уже свершившиеся события и связывая их в прочную, отполированную до блеска неопровержимой логикой цепочку. Тогда на них снисходило озарение. Они прозревали корень тревожащих их проблем. И начинали действовать.

Я не герой приключенческого романа. Я живой человек. И потому в голову лезет решительно все, что угодно, кроме того, что нужно. В ней, в голове, пусто, как в барабане. Мысли, лениво шевелясь в этой вязкой пустоте, крутятся на одном месте, как зациклившийся отрывок компьютерной программы: ни туда, ни сюда. Пустота. Глубина. В которой мне остается только одно.

Ждать.

Когда противник ударит первым.

Если вообще ударит.

Если он есть, этот противник.

Тогда можно будет хоть что-то понять.

– У вас свободно?

Смутно знакомый голос заставляет меня открыть глаза. Рядом с занятым мною столиком, пожалуй единственным в полутемном зале, не окруженным еще шумной компанией отдыхающих, стоит Лорд со своей неизменной тростью и вежливой улыбкой на аристократично-правильном лице.

– Не помешаю?

– Ни в коем случае. Присаживайтесь, – делаю приглашающий жест рукой. Лорд благодарно кивает и осторожно опускается на соседний стул, словно опасаясь, что он развалится под тяжестью его худощавого тела.

– Виски?

– Нет, благодарю, – отрицательно качаю головой я.

Он наливает себе с два пальца в тонкий хрустальный бокал из плоской, словно фляжка, прозрачной бутылки и поднимает его за донышко, грея хрупкое стекло в ладони.

– Я часто вижу вас здесь. – Говорит он. – Вы приходите в это кафе почти каждый день.

– Равно как и вы. – Осторожно отвечаю я. Лорд снова кивает, отстраненно обводит взглядом заполненное людьми помещение и наконец останавливает его на мне.

– Уютное место. Хорошая кухня. Интересные люди. Эдгар. – Он протягивает мне руку.

– Влад. – Я отвечаю вежливым рукопожатием.

– Удивительно. – Он снова смотрит куда-то в сторону и на его губах появляется едва заметная полуулыбка, направленная, мне кажется, внутрь него самого. – Сегодня здесь людно. Мне кажется, что если столько различных индивидуальностей по собственной воле оказываются в одно и то же время в одном и том же месте, при всем богатстве имеющегося перед ними выбора, есть в них какое-то общее духовное начало, связывающее их воедино. Это как культ. Как религия, если хотите.

– То же самое можно сказать про Глубину вообще. – Пожав плечами, отвечаю я. – Большую часть людей, оказавшихся здесь, также что-то объединяет, на психологическом уровне, например. Возьмите хотя бы пресловутую любовь к компьютерам…

– Вы любите компьютеры? – Удивленно спрашивает он.

– Странная, по-моему, позиция – любить компьютер. Любить надо людей. Они, по крайней мере, способны это оценить.

– Мало кто может похвастаться безграничной любовью ко всему человечеству. – Произносит в ответ Лорд. – Человек по природе своей эгоистичен.

– Скорее, все люди в большей степени индивидуалисты. Это нормальное свойство человеческого характера. Без него нам было бы не выжить в этом мире.

– В этом? Или – в том?

– Глубина – лишь отражение реальности реальной. – Пытаюсь пояснить свою мысль я. – По большому счету, мы перенесли сюда все то, что окружало нас в привычном нам мире, наверное, поэтому мы с такой легкостью адаптируемся к здешним условиям, принимаем правила игры, придуманные нами же самими. Человек не смог бы создать здесь нечто, выходящее за рамки его реального жизненного опыта. Люди везде одинаковы.

– Не скажите, – поправляет меня Эдгар, – на мой взгляд, Глубина успешно играет роль некоего интеллектуального фильтра, беспристрастно отсеивающего в человеческом потоке весь мусор. Люди, культурный или умственный уровень которых ниже определенной условной планки, просто не попадут сюда, не смогут этого сделать. Им это не интересно. Не нужно. У них другие устремления. Иные цели в жизни.

– Мне кажется, вы не совсем правы. – Осторожно возражаю я. – Безусловно, адаптироваться к виртуальности могут далеко не все. Но интеллектуальный уровень – далеко не единственный критерий.

– Вы можете назвать другие?

– Существует определенная категория людей, умных, интересных, любознательных, которых виртуальность по не вполне понятным причинам не принимает, «выплевывает» обратно, выталкивает вовне, как вода выталкивает на поверхность легкую пробку из-под шампанского. Те, кто не может прижиться в киберпространстве, признать его, как еще одну альтернативную реальность. Других эта воронка быстро затягивает в электронный мир, в самую его глубину, выбраться из которой бывает порой весьма и весьма сложно. В свое время и я чуть не захлебнулся…