Небесный суд - Стивен Хант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эдвин Пуллингер перевернул лежащую на столе регистрационную книгу и пододвинул ее к Оливеру.
— Оставьте вашу официальную подпись, мастер Брукс. Мой коллега рядом с вами распишется от имени нашего департамента.
Оливер взял перо и обмакнул его в чернильницу.
— Собираетесь на пенсию, инспектор Пуллингер?
— Собираюсь, но еще не скоро, мастер Брукс, — ответил Пуллингер, после чего вытащил небольшую деревянную табакерку, взял из нее щепотку перплтвиста, насыпал на тыльную сторону ладони и нюхнул. При вдыхании содержимое табакерки усиливало способности уорлдсингера. Помощник извлек плоский зеленый кристалл и сделал несколько пассов, означавших знаки правды.
Оливер покорно положил правую руку на кристалл правды, после чего Пуллингер приступил к ритуальному допросу.
— Проявлял ли ты какие-либо из нижеследующих извращений? Телекинез, способность к полету, сверхъестественные силы, ментальный контроль над животными, способность становиться невидимым, способность создавать тепло или огонь… — Пуллингер принялся перечислять весь список.
— Нет, — ответил Оливер, когда волшебник закончил. — А вы? Сержант Кадбен удивленно хмыкнул.
Пуллингер подался вперед.
— Если бы я проявил подобные способности, молодой мастер Брукс, это произошло бы в результате упорного изучения уорлдсонга и моего врожденного мастерства черпать энергию из животворных жил нашего мира.
— Естественно.
— Именно, — парировал Пуллингер. — Благодаря природе. Естественно. Я мог бы взять самого бесталанного констебля в полицейском участке и, имея в своем распоряжении достаточно времени, какое для этого требуется, научил бы его передвигать предметы при помощи уорлдсонга. — В подтверждении его слов перо выскользнуло из пальцев Оливера и поплыло по воздуху прямо к уорлдсингеру.
— Не беспокойтесь на мой счет, — пробормотал сержант Кадбен.
Пуллингер откинулся на спинку кресло и обратился к своему юному коллеге.
— Как вы понимаете, молодой мастер Брукс — моя величайшая головная боль. Загадка. Как долго в среднем нужно соприкасаться с гиблым туманом, чтобы дали о себе знать все эти мерзости?
— От двух минут до часа, — ответил ученик.
— Верно, — подтвердил Пуллингер. — Можно спокойно спать в своей постели, как вдруг из земли поднимется гиблый туман, но вы сами узнаете об этом лишь в тот момент, когда ваше тело начнет менять очертания.
Юноша согласно кивнул.
— Две минуты, — повторил Пуллингер. — А вот аэростат нашего Брукса врезался в занавес гиблого тумана, когда ему был всего год. Его, единственного, кто тогда спасся, нашли четыре года спустя. Четыре года он подвергался воздействию заразы. К тому же он был слишком юн, чтобы самому находить себе пищу. И потом объявляется снова — ни противоестественных способностей, ни уродств, ни воспоминаний о том, что случилось с ним по ту сторону занавеса…
— Возможно, меня воспитали волки, — предложил объяснение Оливер.
— С момента нашей последней встречи ты что-нибудь вспомнил о времени, проведенном за проклятым занавесом?
— Нет, — солгал мальчик. Как обычно, кристалл правды никак не отреагировал на его ответ.
— Тебе снились сны, которые можно было бы назвать необычными?
— Нет, — снова солгал Оливер.
— Беседовал ли ты мысленно со своими родственниками, которых все считают погибшими?
— Нет, — ответил мальчик. — Хотя если бы такое и случилось, я не стал бы возражать.
Пуллингер не поверил ни единому слову Оливера. Четыре года подряд ребенок был подвержен воздействию гиблого тумана, и в результате никаких противоестественных способностей. Просто неслыханно! Оливер стал его навязчивой идеей, делом всей его жизни.
— Только не пытайся меня обмануть. Я вижу, ты что-то утаиваешь, мальчик, — произнес уорлдсингер. — Ты можешь обмануть кристалл, но мне-то ты расскажешь все. Я тебя нутром чувствую.
— Вы ведь остановились в «Трех колоколах», верно? — полюбопытствовал сержант. — Эх, придется все-таки разобраться с их кухней.
Пуллингер пропустил его шутку мимо ушей.
— Чего ты боишься, Оливер? Ведь физически ты вполне нормален. Тебе не грозит возможность закончить жизнь в Хоклэмском приюте, обещаю тебе.
— Я бы предпочел военную службу.
— Верно, Оливер. Ты предпочел бы военную службу. В рядах Особой Гвардии твои способности будут поставлены на службу народу. Ты станешь героем, Оливер. В твоей жизни больше не будет ничего непонятного. Тебе не придется ничего бояться. Ты станешь любимцем всей страны, защитником отечества от внешних и внутренних врагов.
— С торком на шее, — подсказал Оливер. — Чтобы за каждым моим шагом следил кто-то вроде вас.
— Несмотря на все наше могущество, Оливер, мы всего лишь люди, которым доверено следить за теми, кто доверия не заслуживают. Торк — гарантия на тот случай, если кто-то из меченых гиблым туманом решит испробовать свои способности… или сойдет с ума. Скольких феев казнили при помощи торка? В этом году пока ни одного.
Оливер покачал головой.
— Я в большей степени человек, чем ваши друзья из Департамента по делам феев.
— Я знаю, что ты думаешь: будто с тобой плохо обходились, Оливер. Эгоистический взгляд молодого человека, который совершенно не знает жизни. Это делается ради твоей безопасности, да и нашей тоже. Ты еще не видел того, что видели мы в департаменте. Однажды ночью ты станешь феем и, проснувшись утром, обнаружишь, что у тебя с нами не больше общего, чем с насекомыми из твоего сада. Тебе, возможно, захочется вывернуть тело твоего дяди наизнанку, чтобы посмотреть, каково оно внутри. Ты отправишься гулять по улицам Хандред-Локс и начнешь поджигать людей силой мысли только для того, чтобы услышать, какими голосами они будут кричать. Я уже не раз видел такие вещи, Оливер.
— Я никогда не стану этого делать.
— Люди боятся гиблого тумана, Оливер. Боятся того, что нечто, что прячется посреди него, просачивается сквозь занавес в Шакалию, уродуя своих жертв. Они боятся неестественных способностей, которые не изучены и не поставлены под контроль людей.
— Но я нормален! — едва не сорвался на крик мальчик. — Я такой же, как другие.
— Ты не можешь быть таким, как все, Оливер, после того, как четыре года пробыл за занавесом гиблого тумана. Ты единственный, кто прожил там столько времени и вернулся оттуда живым.
— Я ничего не помню о том времени.
— Что за жизнь у тебя здесь, Оливер? Соседи и друзья напуганы твоей лишенной торка шеи, напуганы тем, что в один прекрасный день ты проснешься уродом. Покажи мне свою истинную сущность и позволь зачислить тебя в ряды Особой Гвардии!
— Хандред-Локс — мой родной дом.
— Это твоя тюрьма. Оливер. Ты будешь счастлив оказаться среди себе подобных. Капитан Флейр пригласит тебя в свой легион и примет как брата. Бонфайр и другие воины нашей славной Особой Гвардии сделают из тебя настоящего героя.
Оливер оставил слова чародея без ответа.
— Простолюдины обожают Гвардию, Оливер. Во всем королевстве не будет такой таверны, зайдя в которую, шакалийцы не поднимутся с мест и не выпьют за твое здоровье. И еще женщины, Оливер. Ты не видел, как женщины увиваются за гвардейцами? Борзописцы с Док-стрит будут строчить книжки о твоих подвигах и превратят приключения твоего легиона в легенду. А что тебя ждет здесь, ты думал об этом?
— Моя личная свобода, — тихо ответил Оливер.
— Забавная у тебя свобода, — усмехнулся чародей. — Пока что она обходилась тебе очень недорого, юноша. Но очень скоро ты сам увидишь, что цена за нее начнет стремительно повышаться.
— Я нормален, — упрямо проговорил юноша. — Нормален.
Пуллингер и его помощник направились к выходу.
— Когда-нибудь ты не выдержишь и проявишь свою настоящую суть, Оливер. Когда это произойдет, мы будем рядом и свяжем тебя. Или положим тебе конец.
Когда оба чародея покинули полицейский участок, сержант Кадбен покачал головой. Перед ним на столе лежал ряд отполированных кортиков и вычищенных винтовок.
— Я восхищен твоим мужеством, паренек. Вот только не поступаешь ли ты себе во вред, а?
— Вы думаете, что я сделаю то, чего он хочет?
Кадбен пожал плечами.
— Я не знаю, сколько в тебе чертова тумана, парень, но четыре года за занавесом это почитай пожизненное заключение. Они до седых волос продержат тебя в звании поднадзорного. Ну и жизнь.
— Это несправедливо.
— Я знал одного детектива из Хэм-Ярда. Если уж он вбил себе в голову, что ты виновен, тебе ни за что не отвертеться. Ты мог бы сделать признание в том, что ты фей и получить короткий срок, и не важно, невиновен ты или нет. Тебя в любом случае посадят.
— Даже если я никакой не фей? Никакой не меченый?
— Особенно если ты никакой не меченый, паренек. Ты просто скажи им, что старина Изамбард Киркхилл из могилы посылает тебе указания — и пусть они наденут тебе на шею торк и запишут в Особую Гвардию. В этом отношении он тебе не врал. В Миддлстиле они живут не хуже членов парламента. Легкая служба, никаких забот, знай себе защищай народ от короля. А если парламент отдаст приказ, то основную работу за тебя сделают силачи вроде капитана Флейра. Настанет день, и я уже в самом начале зимы прочитаю в «Миддлстил иллюстрейтед» о том, каким славным защитником отечества ты стал.