Пистоль Довбуша - Мария Куликова

Маричка тоже видит такое зрелище впервые. Она от восхищения не может устоять на месте. Но подпрыгивать тут опасно, и она только хлопает в ладоши.

— Ойо-ей! — одновременно вскрикнули дети.

На том месте, где шел поезд, неожиданно, будто из-под земли, вырвалось багровое клубящееся пламя и взметнулся вверх черный дым. Многоголосое эхо несколько минут бродило между горами, ударяясь о скалы. От этого взрыв казался еще страшнее. Дети стояли в оцепенении. Когда все затихло, Мишка чуть слышно сказал:

— Ты не бойся, Маричка. Это далеко.

— А я и не боюсь, — прошептала она.

«Это, наверно, партизаны…» — напряженно думал пастушок. Какую ж это силу надо иметь, чтоб вот так, с одного маха, целый поезд подорвать? Наверно, богатырскую.

— Слышь, Маричка, вот свалиться мне сейчас в пропасть, это партизаны фашистов бабахнули. Хортики везли, может, пушки, может, бомбы… Везли туда, на русских. А партизаны их — хлоп!

— Так им и надо! Так им и надо! — Маричка все ж ухитрилась немножко попрыгать на выступе скалы.

Взволнованные, они молча возвращались обратно. Каждый думал о происшедшем. Вот бы встретить Мишке партизан! Может, они и его взяли б с собою? Возможно, они накажут и проклятущего Ягнуса? И всех фашистов прогонят с Карпат? Надо скорее найти волшебный пистоль! Надо помочь партизанам!

Маричка забыла попросить Мишку показать ей гнездо дятла. Зато она вспомнила про уговор.

— Так не забудь, Мишко! Приходи к дубу!

Где ты, волшебный пистоль?

В горах темнеет быстро. Мишка принес ведро воды из потока, наспех поужинал. Потом, предупредив маму, что ляжет спать на сене, выбежал со двора.

Вокруг уже стояла густая тьма. Тяжелые, влажные тучи опустились ниже, словно хотели отдохнуть немножко на широких, могучих плечах Карпат. Где-то далеко тихо ворчал гром. Изредка горы озаряли сполохи.

Мишка, часто дыша, остановился под дубом. Он не сразу заметил Маричку.

— То ты, Мишко? — неожиданно прошептала она.

Не сговариваясь, они взялись за руки, чтоб в темноте не потерять друг друга.

— Пойдем в ту сторону, где гора Стой. Я там не искал еще…

Ночь была наполнена разными звуками. Что-то рядом подозрительно шуршало. Неожиданно послышались какие-то хлопки. Так мальчишки хлопают ладонями по спинам коней, когда купают их в Латорице. А потом вдруг что-то закричало, заскрипело: «Уэрр-тырр, эрр-рырр!» Мишка догадался — это козодой ударяет крыльями, это он поет свою песню. И все-таки ему было страшно. Он почувствовал, как рука Марички еще крепче сжала его пальцы.

— Это козодой так кричит…

— Правда?.. А я думала, ведьма…

Они шли медленно, пристально всматриваясь в темноту. А в лесу что-то ухало, шуршало…

Чтоб разогнать страх, Мишка заговорил о самом заветном:

— Знаешь, вот если найдем пистоль, я возьму его и скажу: «Ойо-гов! Волшебный пистоль! Убей ты гитлерюку-гадюку, бо пошел он войной на счастливую страну. Бо принес он беду и в Карпаты. Стреляй без промаху, как стрелял в руках Олексы!»

— Йой, Мишко! Говори еще, говори…

— А пистоль ка-а-к бабахнет, аж в горах светло станет. А гитлерюка-гадюка повалится на землю и никогда больше не встанет. А я скажу еще: «Бей заодно, пистоль, и хортика проклятого, и злого Ягнуса». А потом отдадим пистоль партизанам и скажем: «Гоните вы поганых фашистов в пещеру и палите их там, как спалил тот богатырь песыголовца!»

— Йой, если б так и было! — с восхищением произнесла Маричка. — Ты так славно умеешь рассказывать! Тебя дедо научил? А я уже ничего-ничего не боюсь! — скороговоркой продолжала она.

— И я не боюсь! — польщенный ее похвалой, весело сказал Мишка. — Пойдем дальше!

И опять они пошли, ступая осторожно, точно боясь раздавить заветный цветок.

— Йой, божечки! — неожиданно вскрикнула Маричка. — Гляди, светится!

Дети замерли. В траве, совсем рядом, что-то светилось бледно-зеленоватым светом. Им показалось, что звезда свалилась с неба и спряталась под деревом.

Несколько минут дети стояли как зачарованные, не в силах оторвать взгляда от светящегося кружочка. Какой-то суеверный страх мешал к нему приблизиться. Наконец Мишка, дрожа всем телом, подошел, протянул руку, затаил дыхание, словно страшился потушить огонек. Сердце билось так гулко, что мальчику чудилось, будто в серединке цветка выстукивают маленькие молоточки: тук-тук, тук-тук!

Наконец он нагнулся, схватил светящийся кружочек. Ой горе! Чего же он развалился в руке на мелкие кусочки-угольки?! Неужели оттого, что Мишка струсил? А он-то думал, что сейчас расступится земля и раскроется со скрипом сундучок, в котором хранится пистоль.

— Что я натворил?! Оробел я, потому цветок развалился…

Мишка чуть не плакал от обиды. Наверное, только сильные и смелые, как партизаны, могут найти пистоль. А он, Мишка, трус! Трус!

— А ну дай, я погляжу, — наконец осмелилась и Маричка. Она нагнулась над протянутой рукой Мишки. Взяла угольки. — Йой! Так это же гнилушка рассыпалась! Разве ж ты не знаешь, что гнилушки в темноте светятся? Моя мама зимой принесла раз трухлявые дрова, так они светились, как глаза у кошки. Я аж испугалась тогда.

— Это я виноват! — с отчаянием твердил Мишка. — Оробел я…

— Ты смелее меня, Мишко! — уговаривала Маричка. — Может, ты забыл? У волшебного цветка серединка красная, огнем горит. Мы еще найдем его! А это гнилушка!

Но Мишка не двигался. «Трус! Трус!», — стучало в голове.

Только успел закончить свою песню козодой, как его уже сменили соловьи и зорянки.

На востоке небо посветлело, словно кто-то приподнял край темного покрывала.

Дети спустились с холма и вдруг увидели село. Значит, они отошли недалеко. Кружились возле Дубчан! Значит, есть еще надежда, что цветок они найдут там, выше, в горах.

— Я не отступлюсь… Еще пойду ночью! — твердо сказал Мишка.

«Мишко, помоги!»

Хотя Дубчаны стояли в стороне от большака, хортисты и гитлеровцы часто заезжали в село. Сегодня они появились там под вечер.

Высокий рыжий немец зашел и во двор Гафии. Он как хозяин заглянул в сарай, в хату и сплюнул с досады: брать было нечего. Вот взгляд его прилип к вязкам грибов, которые висели у окна — сушились на солнце.

— О, гут[13]! — обрадовался гитлеровец и повесил на шею, точно бусы, все вязки.

«А чтоб ты подавился! — глядя в окно, вздохнула Гафия. — Бедный Мишка… Собирал, трудился, и для кого!»

Немцы обшарили полсела и уехали почти ни с чем: сараи и кладовушки у крестьян были пустые.

В это время пастушки поспешали домой. Маричка пасла свою Ласку у обочины дороги, потихоньку направляясь к селу. Мишка тоже спускался со стадом в долину. Неожиданно он увидел: возле Марички остановилась машина. С кузова спрыгнули два немца и направились к Ласке. Через минуту они уже тянули корову к машине.

«А вдруг они и сюда нагрянут?» — испугался Мишка и погнал коров обратно, прячась за деревьями.

— Мамо-о! Мамочко-о!

Мишка вздрогнул: в голосе Марички было столько страха и отчаяния!

— Мишко-о, помоги! — опять донеслось до него.

Пастушок оглянулся. Фашисты уже приставили к борту машины доски. Видно, по ним будут грузить Ласку. Мишка с тоскливой надеждой посмотрел на густой лес: где они, богатыри-партизаны? Только они могли бы помочь Маричке. Вон она упала посреди дороги прямо в пыль. И плачет. Плачет так, что Мишке слышно. Вот если б у него был пистоль Довбуша! Как бы он пригодился ему сейчас! Мишка враз справился б с фашистами. «Что же теперь делать?» — метался он между деревьями. Пастушок будто наяву увидел Маричкиных сестричек с пустыми стаканами в протянутых руках. Что делать? Дорога каждая минута. Нужно что-то придумать. И решение, которое он старался отогнать от себя, вдруг захватило и точно подтолкнуло его. Со всего размаха он ударил кнутом самую жирную серую Файну. Корова недовольно мотнула головой и лениво стала спускаться с холма.

— Ого-го! Пан офицер! Пан солдат! — закричал Мишка. — Постойте!

Он чуть не плакал, когда Файна останавливалась и как ни в чем не бывало спокойно щипала траву. Никогда она не казалась ему такой ленивой.

— Ого-гов! Та корова не гут! Эта гутейшая!

Наконец гитлеровцы заметили его. Остановились. Запыхавшись, он пригнал корову к машине.

— Панночку, эту грузите! Она жирная. Молока много дает! А вон та совсем тощая, хворая. — И Мишка раскашлялся, показывая на Ласку, у которой ребра торчали так, точно корова проглотила множество острых палок.

Немцы что-то говорили между собой, поглаживая блестящую шерсть Файны, и довольно улыбались. Один из них подошел к Мишке:

— Карош мальтшик! Любит германский армия. Ми корова чик — и ужин официр!

«Хоть и подавитесь! Только быстрей убирайтесь отсюда!» Мальчик боялся, чтоб они не забрали все-таки и Ласку. Лицо его горело, пот выступил на спине.