Лучшие годы - псу под хвост - Михал Вивег

— Квидо — очень красивое имя, — сказал дедушка.

— Пако — тоже интересное, — сказала мать Квидо. — По крайней мере, не менее интересное, чем «Караулка».

— Какая тут связь? — запротестовал отец Квидо.

— Прямая!

— Пако, — повторял раздумчиво дедушка Иржи. — Пако… Звучит не так уж плохо. Пако.

— Пако. С Пако, — сказала мать Квидо. — Хорошо, что его не надо будет склонять.

— Так же, как и Квидо, — сказал дедушка. — Да, это хорошо.

— Если вы выбираете имя потому, склоняется оно или не склоняется, его можно было бы назвать, допустим. Филе, — сказал Квидо. — Оно-то уж точно не склоняется.

— Как видите, пан редактор, — сказал Квидо, — в грамматике я всегда был силен.

— Второй ребенок? — возмутился дедушка Йозеф. — Сейчас?

Проходя по комнате, он шлепанцами растаптывал рассыпанный птичий корм. На карнизе уже опять сидели три попугайчика, на этот раз зеленые. Квидо заметил, что окно закрыто.

— В такое время — ребенок?! — гудел дедушка. — Хотите, чтобы какой-то большевик пристрелил его?

— Ради всего святого, прекрати! — взвилась бабушка Вера. — Прекрати сию же минуту!

— Мне — прекратить, а им стрелять в людей?!

— Папа, прошу тебя, не кричи, — подал голос отец Квидо. — Крики нам не помогут.

Дедушка жадно затянулся сигаретой.

— Ладно, молчу, — сказал он, с трудом овладевая собой. — Ну а что нам поможет, на твой взгляд?

— Откуда мне знать, папа, — беспомощно сказал отец Квидо.

— Ну так я тебе скажу! — Дедушка Йозеф снова повысил голос. — Повесить их, оно и поможет!

— Не поможет, — сказал отец Квидо. — Но психиатр тебе явно помог бы.

2) В последующие месяцы отец Квидо не раз испытывал ощущение, что психиатр нужен ему самому, — несмотря на все посулы, он до сих пор не получил для своей жены и детей квартиру. В сентябре ему выделили трехкомнатную квартиру на первом этаже «Караулки», но в конце концов она досталась другой семье. Отец Квидо был на грани отчаяния. Прошлогодняя зима, проведенная на веранде, оказалась таким испытанием, о котором было страшно и вспомнить. В морозные дни термометр показывал не более тринадцати градусов, хотя электрокамин и обогреватель работали на полную мощность. Стулья, стол и кровать неприятно холодили руку, а ночами, когда за окном мороз крепчал, дыхание мгновенно превращалось в беловатый пар. Квидо и его мать без конца простуживались, а он сам. хотя и не признавался в этом, мучился от ревматических болей в суставах.

— Я обещала делить с тобой и радость и горе, — сказала ему жена на исходе лета, — но при температуре ниже восемнадцати градусов жить не буду. Поступай как знаешь.

Отец Квидо лез из кожи вон: ходатайство о квартире он дополнил справкой о беременности жены, сам лично следил за продвижением очередников, затем и устно и письменно без конца напоминал о своем ходатайстве, отвечал на десятки предложений, написал даже жалобу, но все впустую. Незаметно начался сентябрь, река сплошь покрылась листьями, и по утрам с ее глади поднимался все более холодный туман. Мать Квидо, придя с работы, тотчас забиралась в постель, и он неизменно направлял оранжевое сияние обогревателя на тот самый холмик под периной, каким обозначался ее животик. Квидо ревниво смотрел на этот освещенный маленький бугорок, под которым в тепле нежился Пако, и нарочито громко стучал зубами. В середине сентября он, естественно, подхватил грипп, и мать оставалась с ним дома в течение целых десяти дней. Лежали они вместе, пили горячий чай и ели в больших количествах витамины. Когда у Квидо спала температура, мама позволила ему читать ей пьесы Дюрренматта — а сама читала ему сказки Андерсена. Порой они лежали просто молча, рассматривая сквозь шестьдесят маленьких оконных стеклышек, окружавших их с трех сторон, разные формы и краски облаков, и мечтали.

Однажды в такую минуту Квидо представил себе некую неведомую экзотическую страну. Естественно, посреди нее стоял Пражский Град и Старый город, а потом — каскадом белых скал — вся эта страна полого спускалась к морю. Песок на тамошних пляжах был горячим и серебристо-золотым. В тени ближних пальм сидели учительница Гайкова, дедушка Иржи, Павел Когоут и пани Бажантова из костюмерной. Они читали разные пьесы, смеялись и пили кокосовое молоко прямо из орехов. Вокруг них кружились лазурно-голубые попугайчики, порой они садились на загорелые плечи Квидо и Ярушки Мацковой — на лапках у них были маленькие бархатные подушечки, так что их коготки не царапали ни Квидо, ни Ярушку. Квидо и Ярушка собирали ракушки, купались, а потом ложились на большие бобровые и норковые шкуры, чтобы погреться на солнце; когда Квидо хотелось, Ярушка показывала ему пипку. Видение этого края настолько захватило Квидо, что он часто вызывал его в своем воображении и в последующие дни. Опасаясь забыть все эти волшебные образы, он решил запечатлеть их навсегда: как-то вечером он взял в постель блокнот и ручку и все, что он, зажмуривая глаза, пока еще отчетливо видел, старательно записал.

— Сегодня, разумеется, это не может быть напечатано, — саркастически сказал Квидо редактор. — Даже без Когоута. Это попахивает сюрреализмом и детской порнографией, а эта группа под пальмами начисто выпадает из структуры классовых отношений.

— Ребенок мечтает о тепле, — сказала мать Квидо своему мужу, прочтя тайком сочинение сына. — Сделай что-нибудь.

— Сделай что-нибудь! — взорвался отец, до этой минуты молчавший после прихода с работы, для молчания у него и вправду был достаточный повод. — Но что делать? Если ты такая умная, подскажи мне, что я мог сделать и не сделал. Насколько было возможно, — добавил он раздраженно. — Разве что не вступил в коммунистическую партию!

— Не кричи! — Мать Квидо обернулась к спящему сыну. — Ты, к примеру, не ходил к Шперку. Говорят, это самое главное.

— Был я у Шперка. Даже дважды. Разве я виноват, что он меня ни разу не принял?

— Звару, говорят, принял…

— Да, Звару принял. Вероятно, у Звары было для него интересное сообщение…

— Что? — Мать Квидо присела в постели. — Уж не хочешь ли ты сказать, что Звара…

— Вот именно, — сказал отец с каким-то странным смирением. — Звара.

— Я не могу… не могу в это поверить.

— Он говорит, что несчастненькие наводят на него тоску, — сказал отец Квидо. — Он смекнул, что путь к справедливости лежит через хитрость. Такое время. Они, мол, наши недруги, а против недругов надо применять определенную тактику. Иначе это донкихотство. Животное выживает благодаря тому, что сливается с окружением. Весь этот красный цвет — лишь защитная окраска. Человек должен идти в ногу со временем — тем более что он, Звара, в своей трансформаторной будке простудил почки.

— Все ясно, — сказала мать Квидо.

— У меня, на его взгляд, нет ни малейшего инстинкта самосохранения…

— Это правда, — сказала мать Квидо и, внезапно осознав ситуацию, добавила: — Значит, они получат квартиру, хотя ждут только первого ребенка!

Отец Квидо замялся на миг, а потом сказал, отводя ВЗГЛЯД В сторону:

— Не получат, а уже получили.

Мать Квидо, засмеявшись коротким смешком, снова легла и уставилась в потрескавшийся потолок.

— А их комната в общежитии?.. — тихо спросила она.

— Уже отдали…

— Гавелковым?

— Нет.

— Тондловым?

— Нет.

— Третьи в списке мы… — сказала мать Квидо.

— Тех, кому дали, вообще не было в списке.

— Гадость, — сказала мать Квидо. — Гадость, гадость и еще раз гадость.

— Да, ты права. Гадость.

— А ты садишь сложа руки. Ну скажи, как я могу уважать тебя после этого?

— Прочту вам, что говорит профессор Михаил Бедны: «Девушка, выходящая замуж, должна помнить, что самый короткий путь к вдовству и сиротству ее детей лежит через постоянное давление на супруга: ты должен, ты должен! Я слабая женщина, я не могу. Психологи знают, что обычно такие слабые женщины, как правило, самые требовательные». Что вы на это скажете?

— Что мы теряем драгоценное время. Мы договорились, что это будет юмористический роман, а вы вместо этого подробно изображаете, как вам в детстве было холодно, не говоря уже о том, что невесть почему обвиняете в этом членов партии.

— Я знаю почему, — сказал Квидо. — Мы с Господом Богом оба это знаем.

— Тогда не морочьте мне голову со своим романом! — взорвался редактор. — Большинство главок, что вы мне пока принесли, никогда здесь не выйдут, вы что, действительно не понимаете этого? Если же вы и вправду не способны написать два абзаца, чтобы при этом пять раз не лягнуть коммунистов, скажите прямо и мы распрощаемся. Пошлите меня подальше, пишите в стол или обратитесь в «Sixty-Eight Publishers».[19] А иначе нечего дурака валять…