Инкубатор для шпионов - Фридрих Незнанский

Был ли Мелешко на самом деле толковый специалист, его ли вообще это была идея — бог весть. Своего высокого поста он в результате лишился и перешел на работу в президентскую пресс-службу, судя по всему, и там себя чувствует очень комфортно.

Ныне его положение казалось неуязвимым, и в Генпрокуратуре его побаивались, но не очень-то уважали. Все помнили, как он вытащил практически из-под носа у самого генерального одного крупного бизнесмена, увязнувшего в криминальной ситуации, но баллотировавшегося даже на пост главы субъекта федерации и, по слухам, являвшегося креатурой руководителя кремлевской администрации.

Выходит, дальше разрабатывать Стасова надо, стараясь обойти возможные препятствия и подводные течения, то есть помехи со стороны высших чиновников. Конечно, о полном освобождении от пристального взора сверху речь не шла, но максимально выключить из игры этих деятелей очень хотелось бы…

Меркулов, на поддержку которого Турецкий рассчитывал, молчал, и тогда Александр Борисович сам не выдержал.

— Ладно, — сказал он. — Двоюродный брат Мелешко плюс гипотетическая связь с органами десять с лишним лет назад. И что с того? Нельзя послать Стасова куда подальше из-за того, что Мелешко обидится? Но Мелешко-то не идиот, он же видит, что его родственничек собой представляет. Хочет запретить всей стране материться! Это же национальная катастрофа выйдет.

— Слушать больше ничего не желаю! Продолжайте свою дружбу со Стасовым, Александр Борисович, это ваша работа на сегодняшний день! — отрезал генеральный.

Прокурор уже утомился, от злости, охватившей его с утра, не осталось и следа. Турецкий обратил внимание на его красноватые глаза — наверно, недосыпает шеф. Вряд ли в компьютерные игрушки играет. Ну да а кому сейчас легко? Покой нам только снится.

У самого же Турецкого теперь в голове была форменная каша. Ничего существенного про Стасова образца сегодняшнего дня генеральный так и не сообщил, подробности прошлого опустил (а знал ли?), а уж что касается отношений между двоюродными братьями, то тут вообще мало что было понятно. Турецкий уже хотел было встать, но не тут-то было: генеральный приступил к неформальной части общения — очередному рассказу о детях:

— Вчера жена вернулась из каких-то гостей и поведала занимательную историю, которую там услышала. Некий молодой папа решил научить свою маленькую пятилетнюю дочурку кататься на велосипеде. Для этих целей был куплен двухколесный велосипед с маленькими страхующими колесами по бокам заднего. После непродолжительных тренировок дополнительные колеса открутили, и ребенок начал осваивать езду на двух колесах. Конечно, папе все время приходилось бегать следом и держать велосипед за багажник, чтобы дочка не упала. Наконец ему это уже порядком поднадоело, а может, покурить захотелось, в общем, он отпустил багажник, и девочка, не замечая этого, продолжала катиться. Счастливый отец, гордый достижениями ребенка, решил постоять в стороне и понаблюдать за дочкой. Спустя некоторое время девочка оглянулась и обнаружила, что папа ее больше не поддерживает. Велосипед завихлял, и окрестность огласилась звонким детским голосом: «Папа, ты что, ох. л?!»

Генеральный перевел дух и засмеялся. Турецкий с Меркуловым тоже сдержанно улыбнулись, но при этом Турецкий как бы невзначай глянул на часы.

— Ну, по домам, хватит на сегодня, — спохватился генеральный.

Из кабинета вышли молча.

— Прогуляемся?

Меркулов глянул на приятеля с удивлением, но понял, что Турецкому есть что сообщить. Или спросить.

На улице Турецкий сказал:

— Костя, у меня только один вопрос. Как генеральный узнал, что я со Стасовым в воскресенье виделся?

Ведь даже ты был не в курсе. Этого вообще, кроме меня и Грязнова, никто не знал!

Меркулов улыбнулся:

— Доверюсь тебе, как старому другу. Только никому ни слова.

— Нем как рыба. — Турецкий все еще недоумевал.

— Ответ очень банальный. У нашего шефа любовница на Севастопольском проспекте живет. Он к ней когда едет, разворачивается на кольце у Битцевского парка. Выглядели вы оба посреди этого кольца, по его словам, совершенно по-идиотски.

Турецкий открыл рот, но так ничего и не сказал. Ну и жук новый генпрокурор. Это при молодой-то жене, в которой души не чает?!

— Вот примерно как и сейчас, — подтвердил Меркулов. — Челюсть подбери..

— При чем тут челюсть! Как он опознал Стасова? Ты разве забыл — до того, как я его сфотографировал, никто не знал, как выглядит наш «телефонный хулиган». Как ты себе представляешь такую необыкновенную проницательность? Ну хорошо, едет себе генеральный по городу. Невероятное совпадение — видит своего помощника Турецкого. Бывает, не спорю, и на Северном полюсе люди встречаются. Но генеральный видит, что Турецкий не один, а с каким-то мужиком. И что же? Каков ход мыслей нашего шефа? А уж не тот ли это самый Стасов, за которым Турецкий гоняется? Так, что ли?!

Меркулов почесал затылок.

— Что, неувязочка? — съязвил Турецкий.

— Какая там неувязочка, — хмуро отозвался Константин Дмитриевич, — все ясно как божий день. Фотографию Стасова ему показал Мелешко. Причем совсем недавно — сегодня или вчера, то есть задним числом, уже после того, как шеф видел тебя в городе.

— Ладно. А почему же тогда Мелешко не стал давить на него сразу?

— Может быть, он ждал результата следствия по Клементьеву. Не хотел светиться, демонстрировать свою связь со Стасовым раньше времени. И потом, разве он знал наверняка, что ты со Стасовым встретишься?

— А что, — оживился Турецкий, — все сходится! Мелешко увидел, что Стасов формально ни при чем, перевел дух и позвонил нашему шефу.

— Ты не слишком-то радуйся, — заметил Меру-лов. — За то, что по Клементьеву оперативно сработал, награждать тебя никто не станет — гарантирую.

— Сам знаю, — фыркнул Турецкий. — Вот если бы маху дал, тут бы на меня вельможное внимание живо обратили.

— Все это, Саша, не слишком здорово. Начальство всегда что-то скрывает, на то оно и начальство, но в подобных обстоятельствах… Ладно, ничего не попишешь, занимайся своими делами и не ной — не в первый раз.

Но Турецкий все-таки пожаловался на жизнь — это был проверенный годами ритуал:

— Нет, Костя, нуты скажи, почему это дело попало именно ко мне, а? Я же психов терпеть не могу. С ними же надо терпеливо, а я могу не сдержаться и сразу в рыло сунуть.

— Может, звезды так сошлись, — предположил Меркулов. — Но имей в виду, помимо генерального и меня, никто не знает, что ты уже виделся со Стасовым. Понимаешь, о чем я? — Меркулов заглянул Турецкому в глаза. Это означал одно: «Я даже знать не хочу, кому ты уже наболтал».

— Кроме Грязнова, никто не в курсе.

— Это ладно. Тем более что Грязнов теперь имеет приказ от собственного руководства в отношении Стасова — он официально подключен к этой проблеме. В остальном — молчок.

— Но ведь Мелешко Стасова наверняка пасет! Почему же ты думаешь, Костя, что о нашей встрече никто не знает?

— Пасет, конечно. Точнее, пытается. Но ты же сам видишь, этот Стасов, параноик он или нет, уходит от любого «хвоста». И по телефону его засечь невозможно. Если он псих, то какой-то уж очень профессиональный. Похоже, его невозможно контролировать. Значит, и у Мелешко с этим проблемы. Так что ты пока разбирайся, куда и как исчезает Стасов. И вообще, кто он такой на самом деле и какие цели преследует.

— Ну и ну… — покрутил головой помощник генерального прокурора.

Турецкому даже начинал нравиться его подопечный. Он действительно не обычный псих. Он псих с особенностями. И это было интересно.

А Меркулов продолжал гнуть все ту же линию:

— Подумай о том, что ты уже про него знаешь, о том, что он сам говорит. Письмо в Минздрав — это, конечно, неплохо, но личное общение оно не заменит. Он вообще рассказал тебе что-нибудь действительно интересное? Без всякой псевдонаучной лабуды? Что в запись не вошло?

Турецкий задумался:

— Некоторые его слова выглядели действительно примечательно. Например, он сказал: если в тебе постоянно видят только врага, то возникает желание действительно им стать.

— Вот это выраженьице, — оценил Меркулов. — Значит ли оно, что его вынуждают к каким-то действиям, которых сам он не желает?

— Вот поди догадайся, — проскрипел Турецкий.

Глава третья

У помощника генерального прокурора были собственные проблемы с дочерью, и они касались отнюдь не трехколесного велосипеда — Ниночке Турецкой было уже четырнадцать. Когда Александр Борисович приехал домой, на Фрунзенскую набережную, он застал остальное семейство в состоянии войны. Или, по крайней мере, жесточайшей ссоры. Дочь закрылась в своей комнате и выходить категорически отказывалась. А Ирина Генриховна с белым от злости лицом мыла посуду. Турецкий сразу понял, что произошло нечто экстраординарное. Но пока не станет ясно, что именно, решил вести себя нейтрально.