«Если», 1998 № 09 - Журнал «Если»

— Нет. Во всяком случае, так должен отвечать ты, если тебя спросят.

Джексон сразу понизил голос до чуть слышного шепота.

— Ты можешь здорово влипнуть.

— Пусть сначала меня найдут. Думаю, я буду первым в истории дезертиром, который сбежал на фронт. Что касается военно-полевого суда, то пусть судят мой труп. — Йон поднялся и добавил, также понизив голос до шепота: — Но я тебе этого не говорил, а ты — не слышал, договорились?

Он уже повернулся, чтобы уйти, как Джексон тронул его за рукав.

— Волк…

Йон обернулся через плечо.

— Передай от меня привет Ворону. И будь осторожен, ладно?

Йон кивнул.

— Хорошо. Я постараюсь, но только потому, что меня просит об этом друг моего лучшего друга.

Выйдя из госпиталя, Йон сразу же отправился в дежурку авиационного подразделения. Насколько ему было известно, вертолетчики крайне редко давали себе труд согласовывать боевые вылеты с вышестоящим начальством, и он надеялся, что они не откажутся подбросить его до места.

Сумерки застали Йона Скелла вблизи позиций роты «Ц» — на широком поле, посреди зарослей измятой слоновьей травы. Он был не один; рядом с ним стояли двое бывалых солдат, возвращавшихся в строй после ранения. Пыль, поднятая лопастями санитарного вертолета, быстро рассеивалась, оседая на траве и на новенькой полевой форме Йона. Он бросил тоскливый взгляд вслед медэвакуатору, на зеленых камуфлированных бортах которого едва виднелись красные кресты. Воздушная машина поднималась все выше, рокот ее турбин становился тише и тише, и вот его уже не стало слышно за голосами двух стоявших рядом людей.

На этой поляне они были видны, как на ладони, и взгляд Йона скользнул туда, где высокая трава была нетронута, а потом обратился к далеким джунглям. В конце концов на склоне холма он заметил наскоро оборудованную позицию. За спиральными заграждениями из колючей проволоки были отрыты ходы сообщения, стрелковые ячейки и пулеметные гнезда, между которыми сновали крошечные фигурки солдат, спешивших закончить работы в лагере до наступления темноты.

— Пошли, что ли, — проговорил Дон Милсон, высокий рыжий парень, с которым Йон познакомился в вертолете.

— Не нравится мне это, — втягивая голову в плечи, пробормотал второй рядовой по имени Кен Китилано. От его широкой приземистой фигуры веяло тревогой. Йон почувствовал, что страх Кена понемногу передается ему.

— Пошли, — повторил вслед за Милсоном Йон, в глубине души жалея, что уже никак не сможет снова оказаться на борту санитарного вертолета. Хлипкий забор из «колючки» казался его неопытному глазу недостаточно надежным, чтобы остановить женщину верхом на ослике, не говоря уже о партизанской армии, вооруженной автоматическим оружием, полевыми безоткатными орудиями и минометами.

«Просто не верится, что я и в самом деле решился на это безумие!» — промелькнуло у него в голове.

Как ни торопились они попасть в лагерь, солнце все же село раньше, и Милсон, который шел впереди, несколько раз громко крикнул, заранее оповещая окопавшихся на холме американцев о приближении их маленького отряда. Китилано с каждой минутой нервничал все сильнее; страх сквозил в каждом его движении, в каждом жесте, и вскоре Йон поймал себя на том, что тоже начинает дрожать.

— Здесь небезопасно, — хрипло шепнул Китилано. — Вот увидите, что-нибудь обязательно случится.

— Заткнись, — не оборачиваясь, бросил ему Милсон.

Тропическая ночь застигла их примерно в сотне ярдов от проволочного заграждения. В считанные минуты установилась полная темнота, и тотчас же — словно это послужило сигналом — сзади раздался гром, и ночной мрак озарился бледными вспышками пламени. Минометы армии Северного Вьетнама били по холму, прикрывая ночную атаку партизан. Их частому уханью вторил истошный треск автоматов.

Все трое американцев дружно упали на животы. Лагерь на холме огрызался пулеметным огнем, и Йон неожиданно понял, что в какой-то момент утратил контроль над своим мочевым пузырем.

— Эй, вы в порядке? — прошептал Китилано.

Вопрос этот показался Йону нелепым, и он не ответил.

— В порядке, — сердито отозвался из темноты Милсон. — Давайте пошевеливайтесь. Нам нужно поскорее добраться до своих. Ну, живо!..

Но сказать было гораздо проще, чем сделать. Страх буквально парализовал Йона, так что он не сразу осмелился сдвинуться с места. Темноту прорезали бесчисленные вспышки; звуки выстрелов и грохот разрывов слились в оглушительную какофонию. В конце концов он решил положиться на судьбу и, низко пригибаясь, побежал вперед. Однако, разглядев во мраке неясные фигуры Милсона и Китилано, пытавшихся подлезть под проволоку, Йон снова упал на живот и пополз.

Вспышка близкого выстрела разорвала темноту вокруг них. Стреляли с внутренней стороны проволочного заграждения. Прямо в лицо Йону плеснуло что-то горячее и липкое. Китилано затих.

— Убили! Меня убили! — выкрикнул Милсон и, повалившись на землю, стал корчиться в пыли, бессвязно бормоча что-то о «стрельбе по Своим».

Стремление бежать куда глаза глядят охватило Йона с неистовой силой. Ему понадобилась вся воля, чтобы не вскочить на ноги. Он находился под перекрестным огнем. Пули свистели и визжали над самой его головой, и ему оставалось только ползти, как можно плотнее прижимаясь к земле.

— Не стреляйте! Я свой! Свой!.. — кричал он каждый раз, когда ему удавалось хоть немного продвинуться вперед. Правда, от его криков проку было немного, поскольку за шумом боя Йон и сам не слышал своего голоса.

С трудом протиснувшись под проволокой, Йон поднял голову и обнаружил, что прямо в переносицу ему смотрит ствол автоматической винтовки.

«Вот и конец…» — подумал он, ожидая рокового выстрела и продолжая по инерции выкрикивать: «Я свой!».

Ствол винтовки неожиданно опустился.

— Йон?.. — спросил голос Эрика.

Йон был абсолютно уверен, что уже умер. Казалось совершенно невозможным, чтобы в горячке боя какой-нибудь человек успел узнать его прежде, чем нажал на спусковой крючок. Еще более невероятным было то, что этим человеком оказался не кто иной, как Эрик Скалассон. И все же в глубине души Йон почему-то не сомневался, что иначе и быть не могло.

Он поднял голову и посмотрел в лицо друга, узнавая под слоем расплывшейся от пота камуфляжной раскраски знакомые черты.

— Эрик! Только не стреляй в меня. Ради всего святого не стреляй!..

— Я и не собираюсь в тебя стрелять. Я просто хочу обнять тебя.

Прежде чем выполнить это обещание, Эрик все-таки оттащил Йона за бруствер окопа, и только когда они оказались в относительной безопасности, заключил друга в такие крепкие объятия, что Йон чуть не задохнулся. Куртка на его плече стала какой-то подозрительно влажной, но он не верил — не мог поверить, — что это слезы. «Это просто роса, — подумал он. — Просто роса… Эрик слишком давно на войне, чтобы плакать».