Таежная одиссея. - Юрий Вознюк

— Вот она, родная, вот...—тряс он в воздухе брезентовым рукавом. Чтобы не таскать ловушки, мы сшили вчера эти пересадочные рукава. В нем действительно что-то шевелилось.

— Кто она — ежиха, что ли?— спросил я его, причаливая к берегу. Димка смерил меня уничтожающим взглядом, но ничего не сказал. Видимо, он боялся снова оконфузиться. Опасения его оказались напрасными — на этот раз он поймал то, что хотел. В клетку из рукава вывалилась норка. Две в один день! Стоило радоваться удаче, но в глубине души я чувствовал себя уязвленным. Все-таки я считался охотником со стажем, а Димка... так себе... начинающий.

На следующий день чуть свет я побежал к своим ловушкам. Первые две перевернул и разбросал медведь, сожрав в них приманку. Косолапый был, видимо, голоден, раз польстился даже на мизерных пескарей, вкуса которых он наверняка не разобрал. В третьей ловушке сидел еж, в четвертой, пятой и шестой — бурундуки. Ну, еж — это было понятно, он все-таки рыбой не брезгует, а вот зачем лезли бурундуки?! Не хватило им, что ли, других дырок в тайге?! У меня в кармане завалялась красная ленточка. Я разорвал ее на части и всем троим навязал на шеи галстуки. Бурундуки отправились к своим женам настоящими франтами. Дальше шло несколько пустых ловушек. Из остальных я вытряхнул здоровенного колонка, двух ежей и даже мышь. Все лезло в мои самоловы, кроме норок. Грешным делом, я подумал, не виновата ли в этом та первая, что удрала из перекосившейся ловушки? Заметив на берегу реки следы норки, я начал внимательно рассматривать их и в одном месте нашел остатки норкиной трапезы. Мне и раньше попадались краснеющие на солнце корочки рачьих панцирей, но я не обращал на них внимания. На этот раз передо мной были совершенно свежие остатки рака. Раздробленные лапки имели еще свой природный цвет. Так вот в чем дело! Оказывается, в норкино меню входят и раки. Этого мы не знали, считая лучшей приманкой свежую рыбу.

Что есть духу помчался я к рачьим садкам. Как на зло, на этот раз все раки были крупные, и мне не хотелось скармливать их норкам. Отобрав тех, что поменьше, я устроил в первых ловушках настоящее ассорти из рыбы и раков. К концу этой работы начал накрапывать дождь — тайга сразу стала неуютной, и пришлось поспешить в барак. Там сидел Карабанов, укладывающий свою готовую продукцию; копченое и сушеное мясо изюбра. Сушеное мясо мне понравилось.

— Шабашьте, малые, со своей затеей,—растягивая слова, сказал мне Карабанов.— Все одно на норках не заработаете... Ну, десять штук поймаете, а че это... тьфу! Вона уже сколько дней извели, как уехали из дому, а че заимели? Бейте зверя... Сузеву что— у него оклад ничего — ему можно прохлаждаться.

— На чем же нам тут еще зарабатывать?— спросил я его.

— Эх-хе,-— усмехнулся Карабанов.— Одно слово — не в свои сани вы влезли. Мне бы так на работе числиться, как вы... Попользовали бы тайгу-матушку...

Хозяйственным "мужиком был Карабанов—все он предусмотрел, все продумал: и чистые мешочки, и холстинки, По доброй традиции охотничьих законов добытое мясо принадлежало нам всем, но у него на этот счет имелась своя точка зрения. Я не стал больше слушать его и сегодня же решил поговорить с Сузевым.

И Димка, и Сузев вернулись пустыми, но это нас не огорчило. Мы залезли на чердак и расширили вольер. Наши дикарки не хотели показываться из своих закутков, и мы не стали тревожить их.

К вечеру дождь затих и все отправились собирать маньчжурские орехи, которые росли сразу же за стеной барака. Они уже созрели и в изобилии устилали землю. За пятнадцать минут мы набрали без малого мешок. Раскалив печку, насыпали на нее очищенные от зеленой скорлупы орехи и вооружились ножами. Маньчжурский орех крепок, толстокож, его трудно расколоть и добраться до ядра. На печке же он с легким хлопком раскрывает свой носик, и тогда уже съесть его дело желания. Приятное занятие, вот только руки после этого невозможно отмыть. Они приобретают ядовитый желто-коричневый цвет. Сузев выпачкал даже физиономию и стал похож на невылинявшего колонка.

Не ожидая ужина, Карабанов и Заяц опять ушли на охоту. Тут-то и произошел задуманный мною разговор, в который с горячностью вмешался Димка.

— Ты нам скажи, как ты их нанимал,— спрашивал он у Сузева.— Должны они ловить норок или нет? Или они приехали только изюбров бить? Эта шерсть неорганизованная всю тайгу перестреляет,— говорил он, имея в виду Карабанова..

Димка почему-то сразу невзлюбил нашего проводника и всегда косился в его сторону.

— Ну, чего мычишь?— наседал он на Сузева. Сузев со свойственной ему манерой пытался уклониться от разговора.

— Ну, вот: мы... вы...— горячился Димка.— Не хотят работать — гнать их к чертовой матери, и все дело.

— Вообще-то нужно с ними поговорить,— наконец согласился Сузев.— С Зайцем о работе я не договаривался, а вот с Карабановым заключил договор.

Мы еще не заснули, когда вернулись охотники.

— Ну, как?— спросил их Сузев. В ответ Заяц показал два пальца.

— Да куда ж нам столько мяса?..— удивился Сузев.— Хватит, наверно, бить изюбров, ребята,— неуверенно сказал он.

— Сами не съедим — люди помогут,— ответил Карабанов.

— Все же мы не на заготовки приехали... Нам разрешили стрелять только для себя, узнают — неприятности могут быть...

— Кто узнает? Тайга-матушка кругом,— усмехнулся Карабанов.

— Да, но...

— Набьем, накоптим — на всю зиму будет. Че в бирюльки играть?! Скоро рев—самый раз бить зверя. Да много ли с одного зюбра мяса? Засушишь, так и пуда не будет. Ты возьми в толк, Петрович,— с зюбрей проку больше, чем с норок. Соображай, как сытней...

— Сытнее ли, голоднее, а нам нужно ловить норок.

— Какой разговор? Вы ловите норок, а мы с Петром и себя, и вас обеспечим.

Сузев поднял брови и задумчиво, с интересом посмотрел на Карабанова.

— Приедешь в город, еще спасибо скажешь, а не застесняешься, так и деньжата будут... Не малец, почитай, прикинь, че к чему...

— Но мы втроем можем не поймать столько норок. Я с вами договаривался, что и вы будете ловить... Собака у вас хорошая...— заговорил Сузев.

— Э-э, пустое!— махнул рукой Карабанов.— Не поймаете—только-то и делов. Не привязаны, чай, звери...

— В общем, так,— неожиданно заговорил молчавший до этого Димка.—Еще один изюбр — и я составлю на тебя акт.

Карабанов оторопел.

— Че-е-е?— только и смог он произнести.

— А не че-е,— передразнил его Димка.— Еще один изюбр — и готовь монету.

— На том и порешим!—твердо сказал Сузев. На скулах у него перекатывались желваки, а потемневшие прищуренные глаза не оставляли сомнений относительно душевного состояния нашего командира.