Папарацци - Андрей Баранов

Луиза. — О господи! Батюшка, вам-то откуда это известно?!

Отец Филарет. — Господь в моем лице все видит, все знает! На три метра под землей! Вижу вас всех, и грехи ваши, и все тайные помыслы, ничего не скроете, даже и не пытайтесь!

Луиза. — О май гат! Мой бог! Это правда! Но, честно говоря, хоть я и любила чувака, он был такой ханжа, блин. Мораль мне читал, всюду ходил за мной, как привязанный. А потом перестал мне писать, ни емейлов, ни смс, ничего. Не знаю, куда он делся по жизни.

Макс. — Да хрен с ним, с этим придурком. Был и сплыл. У Лизки с личной жизнью все в порядке — вон какого бобра захомутала!

Актер. — Надо так понимать, что бобер — это я?

Макс. — Старик, не обижайся, но ты типичный бобер. Народный бобер РФ.

Отец Филарет. — Короче говоря, не могу отпустить тебе грехи. Всем могу, а тебе нет. Не чувствую раскаяния. Нету искренности и осознания своей вины.

Луиза. — И не надо! Что это, батюшка, у вас все виноватые, один вы прямо святой и преподобный? Может и вы тут перед нами покаетесь?

Отец Филарет. — Не богохульствуй, дочь моя! А то наложу епитимью. Заставлю сто раз подряд прочитать «Отче наш!» Стоя на коленях, босыми ногам на каменном полу! На горохе.

Макс. — Почему на горохе?

Отец Филарет. — Так больнее. Для вящей глубины раскаяния.

Актер. — Ладно, батюшка, достали уже всех с вашим покаянием. Все мы светские люди, даже эти мерзавцы-газетчики. Живем как можем. Не горячитесь. Давайте еще выпьем.

Макс. — В самом деле, ведь мы еще не разрешили наш спор! Несу ли я фото в печать или отдаю их вам? Наливай!

Макс разливает новую бутылку, все пьют.

Актер. — Ну вот… коллекционное Шато нумер… забыл… в глазах двоится… зато теперь все люди снова братья! (Падает лицом в салат и засыпает).

Луиза. — Да, вино приятное… сладкое… сразу забываешь болтовню папочки-святоши… (Засыпает).

Отец Филарет. — Ну нет, меня вам не споить! Бог не допустит! Я хоть литр выпью, хоть два — не пьянею! Я… я… (засыпает).

Действие 7

Макс. — Пей до дна, пей до дна, пей до дна! Рекс, гляди — наклюкался все-таки! Мы победили! Рекс! Рекс? Ты спишь, что ли?

Рекс (сонным голосом). — Я не сплю. Я сочиняю статью в номер. (Поет). Свежий но-омер!

Макс. — Братуха, просыпайся! Не время сейчас.

Рекс. — Почему это не время? Меня развезло… как-то разморило… Куда спешить-то?

Макс. — На кудыкину гору! В редакцию! Время не ждет! Ни дня без строчки!

Рекс. — Какой строчки?

Макс. — Прикинь, брателло — мы выиграли пари?

Рекс. — Какое пари?

Макс. — Блин, ты совсем отморозок. Что перепьем этого фраера богомольного!

Рекс. — А мы перепили?

Макс. — Да! Да! Он валяется мордой в салате! И у нас законное право отослать все снимки в редакцию! Считаем, что у нас есть — горячие объятия с Лизкой, съемка со стены — раз…

Рекс. — Раз…

Макс. — Групповая оргия с участием… эээ… двух неизвестных ранее лиц — два…

Рекс. — Два…

Макс. — А сейчас будет еще и противоестественная связь с батюшкой и любовь втроем — три!

Рекс. — Три… А у тебя крыша не поехала? За такое по головке не погладят!

Макс. — Зато деньги заплатят. Слава богу, наш деревянный теперь свободно конвертируемый! Вставай, братуха, будешь помогать! Один раз живем.

Макс и Рекс начинают новую фотосессию. Макс вставляет флешку в фотокамеру, они кладут сначала Луизу на Актера, затем отца Филарета на Луизу, затем отца Филарета на Актера, затем всех вместе друг на друга, фотографируют их в пикантных позах, частично раздевают. Мигают фотовспышки, светит прожектор, играет музыка. Наконец все стихает. Макс и Рекс весьма довольны собой.

Макс. — Это было круто! Это было круто! Да, брателло?

Рекс. — Ага… А вдруг нас от церкви отлучат? Как гетмана Мазепу… я читал… Или живыми в землю зароют? Прямо выставка «Осторожно, религия!» Господь кислород перекроет, и кранты.

Макс. — Не дрейфь! Я за все отвечу. В крайнем случае вырежем попа. Напишем, что это друг дома. Пририсуем ему в фотошопе фуражку и погоны. Соврем, что это военный. Свадебный генерал. Над вояками счас все издеваются. Профессиональные нищие, что с них взять, кроме анализов.

Рекс. — Ага… И все же стремно как-то…

Макс. — А ты еще выпей! Не бойся. Тут осталось. Как его — Шато… Муто… Давай!

Рекс и Макс пьют.

Рекс. — Дааа… живут же буржуи…

Макс. — Правильно! Чего их жалеть-то? Ну, еще по одной? Мы сегодня с наваром! (Пьют).

Рекс. — Ах, хороша… По… постой… (Засыпает).

Макс. — Стой! Куда? Не уходи, побудь со мною! Держись! Мы его теряем… мы его теряем…. А! (Пьет, засыпает).

Действие 8

Несколько минут все спят. Потом отец Филарет просыпается.

Отец Филарет. — Так… поле после битвы… О поле, кто тебя усеял мертвыми костями… гостями… Ну, пора оживлять усопшие тела. Вдохнуть в них душу (Трясет Луизу). Лизка! Вставай!

Луиза (медленно просыпается). — Что? Что такое? Кто здесь?

Отец Филарет. — Это я! Я!

Луиза. — Я? Батюшка, это вы?

Отец Филарет. — Я вовсе не батюшка!

Луиза. — А кто ж вы есть? Матушка?

Отец Филарет. — Я тебе не батюшка и не матушка! Я тот самый молчел, которого ты бросила в Криворожье из-за кривой рожи! Узнаешь?! (Срывает с себя бороду, усы и рясу).

Луиза (визжит). — Ааа!

Отец Филарет. — Беее!

Луиза. — Филька, ты, что ли?

Отец Филарет. — Узнала наконец! Овца, блин!

Луиза. — Но как ты тут нарисовался в натуре?

Отец Филарет. — Ты еще спрашиваешь! Когда ты, неверная, презренная, дура набитая, выиграла конкурс «Мисс Криворожье», я бросился в погоню за тобой, оставил семинарию, не окончив курса и приехал в стольный град наш…

Луиза. — Боже!

Отец Филарет. — Пути господни неисповедимы! Так что я никакой не священник, а жалкий недоучка! Все из-за тебя.

Луиза. — Но что ты делал в столице? На что же ты жил?

Отец Филарет. — Временно собирал милостыню на храм. Хоть это и запрещено и повсеместно преследуется. А потом мне это надоело, и я… я…

Луиза. — Ты — что? Неужели ты торговал свои телом и пошел в проституты? Ты стал альфонсом?

Отец Филарет. — Хуже!

Луиза. — Еще хуже? Ментом?!

Отец Филарет. — Нет…

Луиза. — Черным риэлтором?

Отец Филарет. — Мимо…

Луиза. — Ты меня пугаешь… ну скажи!

Отец Филарет. — Я… Я…

Луиза. — Ты?

Отец Филарет. — Я пошел в папарацци!

Луиза. — Что? Не может быть!

Отец Филарет. — Да. Да. Я пошел в газетчики. В репортеры. В желтую прессу. В папарацци.

Луиза. — Ты, почти святой… и в папарацци!

Отец Филарет. — Да… А что было делать? Очень хотелось есть. И видеть тебя. А ты предала меня, погналась за блеском городской жизни! Забила на нашу любовь. Положила крест на нее. Не будет тебе счастья с этим распутником, господь все видит!

Луиза. — Фигассе!

Отец Филарет. — Ага. Вот тебе, матушка, и день венчания.

Луиза. — Но что же теперь будет? Ах, что же?

Отец Филарет. — А вот что! Нанесем ответный удар! Побьем негодяев и безбожников их же оружием!

Отец Филарет надевает рясу, быстро укладывает Актера, Рекса и Макса поближе друг к другу, вкладывает им в руки стаканы, придает им вид обнимающихся пьяниц, включает прожектор, сначала хочет фотографировать на фотоаппарат, извлеченный из-под рясы, но, раздумав, берет большой фотоаппарат Макса и снимает, потом прячет флешку в карман. Вспыхивает свет, играет музыка.

Луиза. — Постой! Зачем ты это делаешь?

Отец Филарет. — Надо. Это будет наше приданое!

Луиза. — Приданое? Какое приданое?

Отец Филарет. — Наше — к свадьбе! Как только мы уедем с тобою отсюда, немедленно поженимся и…

Луиза. — Поженимся? Это ты что же, выходит… делаешь мне предложение?

Отец Филарет. — Ну так! Само собой, дочь моя… то есть Лизка! Натурально предложение. Выходи за меня и айда назад, в родное Криворожье!