Тайна предсказания - Ванденберг Филипп

Лишь воскресные службы, которые после той покаянной проповеди Атаназиуса Землера не влекли Леберехта, они еще посещали вместе. Каждый раз он шел, как сквозь строй. За их спиной шушукались, дети издевались над Софи, и Леберехт раздавал оплеухи, когда великаншу дразнили чудом света или невестой дьявола и кривлялись, чтобы придать больше силы своим ругательствам.

Дома Софи выполняла обязанности работника и служанки одновременно; она делала это без жалоб и не гнушалась самых низких работ. К ним относилось и изгнание крыс из комнат и подвалов; крысы достигали размеров кошки и даже могли одолеть ее своими смертельными укусами. Из-за близости реки в домах на Отмели были тысячи этих грызунов, и Софи велели отловить как можно больше крыс живьем. Девушка привязывала каждую из них за лапу и возила ими по сковороде, в которую был налит рыбий жир, смешанный с жидкой колесной мазью, — до тех пор, пока шкура грызунов становилась похожей на чешую рыбы. Обработанных таким образом крыс отпускали на свободу, и те убегали умирать — настолько невыносимым был для них запах, исходящий от их шерсти. Это имело и дополнительный эффект, потому что все норы и ходы, через которые бежали пропитанные жиром животные, надолго избегались всеми остальными крысами.

Но худшим из всего, что приходилось выполнять Софи, было лечение подагры старого Шлюсселя, рецепт которого порекомендовала трактирщику целительница Нусляйн и под большим секретом продала за золотой гульден. Рецепт, который Леберехт видел собственными глазами, помимо обычных предписаний содержал также проклятие каждому, кто без разрешения разгласит тайну. И хотя это средство было довольно сомнительного свойства, оно приносило трактирщику если не исцеление, то облегчение болей. Раз в неделю Софи, превозмогая отвращение, брала на голубятне под крышей молодую голубку, ожесточенно терла ею по предварительно очищенной задней части тела больного, причем так, чтобы анус голубки совпадал с анусом Шлюсселя. Голубка слабела в сильных конвульсиях, а Софи останавливалась лишь тогда, когда птица не подавала больше признаков жизни. При этом она шептала: "Дух голубя, дух голубя, забери мучительную боль".

Ни супруга Шлюсселя Марта, ни одна из служанок не выражали готовности добровольно выполнять эту малоприятную процедуру, поэтому Якоб Генрих Шлюссель впал в известную зависимость от Софи. Его не волновало, когда люди насмехались, болтая, что трактирщик с Отмели приютил под своим кровом избранницу дьявола, двуполое существо в образе гигантского демона. Даже когда церковный проповедник Атаназиус Землер метал с кафедры громы и молнии, утверждая, что надо изгнать "невесту сатаны" (так он стал называть Софи, не обменявшись с ней ни единым словом), влиятельный Шлюссель вступился за девушку-переростка и обругал Землера при всем народе подстрекателем.

После этого происшествия добропорядочный город разделился на два лагеря, причем один был не благочестивее другого; в сущности, все обыватели оказались одинаково продажными, вероломными, злобными и приверженными магии. Поскольку чудеса — любимейшие детища праведников, то и в этом городе не нашлось ни одного христианина, который втайне не был бы зачарован необъяснимым, как Ирод Антипа был околдован танцующей Саломеей.

Но в любом случае рост Софи в большой степени способствовал появлению самых черных слухов о ее умершем отце. Когда же одна монахиня из ближнего женского монастыря сообщила, что в галерее монастырского двора ей явился дьявол в облике лысого мужчины с лопатой в руке, раздались первые призывы к инквизиции.

Со времени оглашения буллы Summis desiderantis affectibus Иннокентия VIII, более семидесяти лет назад, город состязался за сомнительную славу быть первым в деле сожжения ведьм; по меньшей мере он пытался превзойти в этом саксонские княжества, герцогство Вестфальское, Вюрцбург и Айхштетт. Доминиканец Бартоломео, занимавший должность инквизитора, однажды явился в город, предъявил послание курии и обосновался во флигеле старого Придворного штата. Бартоломео, который открывал свои внушающие трепет процессы, осеняя троекратным крестным знамением все доступные части тела и бормоча при этом слова: "Признаю и верую, что Святая Матерь Церковь есть истинная общность верующих, вне коей нет спасения души", — был истцом и судьей одновременно, и по этой причине его расследований очень боялись. В первую очередь расследования касались целителей и повивальных бабок. Бартоломео не останавливали ни печатные книги блаженного Альбрехта Пфистера и Иоганна Зенсеншмида, ни требники и библии, которые выпускали печатные цеха по ту сторону реки, ни даже такие писания, как книга "Велиал", название коей являлось, по словам Павла, тайным именем дьявола.

Так же, как Якоб Генрих Шлюссель развешивал на стенах своего трактира рога убитой им дичи, инквизитор Бартоломео — возможно, для устрашения — разместил при входе в здание инквизиции деревянную доску, на которой он красным мелом фиксировал кровавый след своей деятельности. И если даже большинство горожан не умели читать, то довольно было регулярных докладов грамотеев, дабы внушить страх и поощрить истовую веру в дух Святой Матери Церкви. Кто мог прочитать, читал:

СПИСОК КОЛДОВСКОГО ЛЮДА, КАЗНЕННОГО МЕЧОМ И СОЖЖЕННОГО

На первом костре пять человек:

Косая Анна Блудница из Гавани

Старая щеточница

Двое путников, исповедующих Магию сатаны

На втором костре два человека:

Арендатор судна Габриель, отрекшийся от веры

Управительница господина соборного пробста

На третьем костре четыре человека:

Управитель господина соборного пробста

Одержимый мальчик шести лет

Дочка аптекаря

Кольбер, довольно богатый человек, который утверждал, что гостия — это пища, которую суют в рот и снова получают из задницы

На четвертом костре пять человек:

Две неизвестные красивые женщины, которые продали Иисуса

Паж из замка Лезау

Жена мясника Рота, которая до этого заколола себя кинжалом

Франциск Баумгартнер, викарий женского монастыря, после того как он сделал беременной свою воспитанницу и говорил, что любит ее больше, чем Господа нашего Бога

На пятом костре три человека:

Прачка из монастыря Святого Стефана

Работник магистрата, после того как он уже полгода был похоронен

Руководитель хора Краутвурст, который тайно и одновременно имел двух жен

На шестом костре четыре человека:

Красивая монахиня Беатриса

Старая монахиня Летиция

Толстая монахиня Этельфрида

Монахиня Геновефа

Все они были одержимы дьяволом и общались с ним.

Всего неделями раньше женщины с седьмого костра причитали на большой площади перед собором, не зная, кого из их рядов постигнет эта участь. Когда наступила осень и плакучие ивы на реке, ветви которых касались лениво текущей воды, стали желтыми, когда уже близился праздник во славу Девы Марии, появились первые слухи, что имеются трое осужденных, двоих из которых уже настигла смерть.

Леберехт, узнавший новость от своего мастера Карвакки, предчувствовал, как и тот, самое худшее, а потому поспешил так быстро, как только мог, на кладбище Михельсберга, где его страхи подтвердились: могила Лысого Адама была разрыта, а гроб перенесен в тайное место.

В день заседания на соборной площади соорудили длинный деревянный помост вроде тех причалов на реке, к которым пристают лодки. Поскольку площадь резко уходила вниз, опоры помоста, бывшего длиною в пять повозок, со стороны здания Придворного штата достигали высоты лишь в один фут, а на другом конце они были высотой с двух рослых мужчин. На этом месте, хорошо видном со всех сторон, стояли плаха и столб с цепями. У подножия места казни палачи инквизиции сложили костер из суковатых поленьев. Целую ночь перед началом процесса перед трибунами горел огонь. Двое мужчин в длинных черных одеяниях с острыми капюшонами несли здесь вахту.