Эффект проникновения - Андрей Быстров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чудовищной силы взрыв превратил в пыль не только главное здание, но и большинство остальных построек на охраняемой территории.
Расследование трагического инцидента велось, разумеется, в обстановке строжайшей секретности. Версию о технологической катастрофе отмели сразу. Было ясно, что лабораторию взорвали либо агенты иностранных разведок, либо враги народа, готовые на любое преступление, чтобы затормозить строительство социализма. Затруднение состояло в том, что никто и представить не мог, каким образом преступникам удалось осуществить свой план. Очевидно, не обошлось без содействия предателей изнутри…
Для начала арестовали всех уцелевших охранников, включая патрули внешнего кольца. Интенсивные допросы ничего не дали, но для верности всех отправили на расстрел. Потом арестовали тех, кто имел близкое касательство к работе лаборатории, следом – тех, чье касательство было уже более отдаленным, затем, по цепочке выбитых признаний, многих других.
Несмотря на секретность, в околонаучных кругах Москвы ходили смутные, шепотом передаваемые слухи о взрыве в физико-технической лаборатории и о проводившихся там работах. Одни утверждали, что в лаборатории занимались разработкой нового, чрезвычайно мощного оружия, которое в результате ее и погубило. Другие всерьез говорили о создании некоей «машины сновидений», позволяющей не то управлять людьми на расстоянии, не то предсказывать будущее. Все эти слухи не имели под собой никакой почвы, что было вполне естественно, так как большинство их фабриковалось и распускалось людьми Тагилова.
Спустя какое-то время следователи НКВД рапортовали о полном раскрытии дела. Как выяснилось, иностранные шпионы и враги народа действовали сообща. К расстрелу приговорили тридцать восемь человек, более ста (совсем уж явно непричастных, но не выпускать же их!) получили лагерные сроки. Дело отправилось в архив, с чем и была похоронена всякая возможность установить истинные причины гибели «Физико-технической лаборатории № 16».
5
ВАШИНГТОН
Сентябрь 1998 года
– Итак, джентльмены, все ступени ракеты-носителя сработали безукоризненно. Причина невыхода спутника на орбиту заключается в отказе маршевых двигателей, в результате чего «Скай Скрутинайзер» снизился по баллистической кривой и сгорел в плотных слоях атмосферы.
Заместитель председателя Объединенного комитета начальников штабов генерал Креймер обвел взглядом присутствующих, закрыл папку и сел. Над длинным столом прокатился многоголосый рокот – в просторном, но угрюмом пентагоновском кабинете собралось около сорока человек.
– Великолепно, – пробурчал сенатор Маккинли. – Мы теряем спутник стоимостью в миллиард долларов…
– Девятьсот пятьдесят семь миллионов, – педантично уточнил Креймер.
– Благодарю вас, генерал, – с раздражением кивнул сенатор, – мы теряем его, и, как всегда, виноватых нет. А кто поручится, что следующий запуск…
– Следующий запуск, сенатор? – перебил профессор Уолсингем из НАСА. – О каком запуске вы говорите? Деньги деньгами, но куда проще выделить еще миллиард долларов, чем создать аналоги аппаратуры, установленной на «Скай Скрутинайзере». Один только нейтринно-торсионный сканер, обошедшийся, кстати, в триста миллионов…
– Минуточку, профессор, минуточку. – Специальный представитель президента Джеймс Барли постучал по столу фильтром незажженной сигареты. – Поясните для простых смертных. Что такое нейтринно… Как его?
– Торсионный сканер, – сказал профессор Уолсингем. – В общем, это то, ради чего в основном и создавался «Скай Скрутинайзер». Как известно, торсионное поле, где вращаются свободные нейтрино, вызывает в находящемся в нем теле внутренние крутильные деформации, изменяющие способность частиц взаимодействовать друг с другом…
– Это для простых смертных? – ядовито осведомился Барли. – Любопытно, на каком языке беседуете между собой вы, небожители…
– Но я объясняю с самого начала, с нуля, – растерялся профессор.
– Не надо с нуля. Практически – почему этот сканер так важен?
– Джентльмены, – вмешался Креймер, – стоит ли нам углубляться в технические детали? Цель нашего совещания совсем иная.
– Стоит, – не согласился Барли. – Мы легче найдем дорогу, если будем точно знать, какая именно чертовщина сгорела на «Скрутинайзере».
– Не думаю. – Креймер пожал плечами. – Впрочем, как вам угодно… Продолжайте, профессор.
– Если говорить кратко, – Уолсингем с неудовольствием покосился на представителя президента, – для торсионного сканера нет преград, нет пределов. На предварительных испытаниях нам удавалось считывать информацию об объектах, укрытых за пятидесятиметровой стеной армированного бетона, причем потребляемая аппаратурой мощность составила всего три милливольта. Другими словами, «Скай Скрутинайзер», вооруженный нейтринно-торсионным сканером, представлял собой идеальный спутник-шпион. Если бы его удалось вывести на орбиту, для нас более не существовало бы секретов. Кроме того, ряд побочных эффектов работы торсионного сканера мог предоставить неоценимую научную информацию.
К объяснениям профессора Уолсингема внимательно прислушивались шестеро мужчин в почти одинаковых серых костюмах, скромно примостившихся у края стола. С самого начала совещания никто из них не произнес ни слова. Эти шестеро являлись сотрудниками специального подразделения Агентства национальной безопасности, так называемой группы «Д». Официально в функции АНБ входит электронная разведка и системный анализ радиоперехвата. АНБ не имеет оперативных работников и не занимается агентурно-практической разведывательной или контрразведывательной деятельностью. Такая деятельность в США – прерогатива ФБР, за пределами страны эти задачи выполняет ЦРУ. Тем не менее в некоторых случаях, подобных обсуждаемому в данный момент на совещании в Пентагоне, требуется координация усилий всех трех ведомств. Для таких случаев и была создана в 1989 году группа «Д».
Выслушав Уолсингема, Джеймс Барли пробормотал:
– Конечно, я был осведомлен о том, что «Скрутинайзер» – это спутник-супершпион. Все присутствующие здесь знали это. Но я и понятия не имел, каковы были способности его аппаратуры…
– Ни одному государству, – произнес сенатор Маккинли, – не понравилось бы, что у них над головой болтается «Скрутинайзер». А некоторые государства дорого дали бы, чтобы преградить ему путь на орбиту…
– Диверсия? – не то спросил, не то предположил генерал Креймер.
– Почти исключено, – ответил Билл Симмонс из ФБР. – Работа над «Скрутинайзером», а особенно над торсионным сканером велась при соблюдении абсолютной секретности. Не могу допустить мысли об утечке информации… Но если она все-таки произошла то круг подозреваемых довольно узок.
– Не менее ста человек, – вздохнул Креймер. – Возможно, больше.
– Если так, к проверке нужно подключить тысячи, – сказал Маккинли, – само собой, не посвящая их во все детали.
– Мистер Конуэй, – генерал Креймер впервые обратился к руководителю группы «Д», – этим предстоит заняться вам.
– Разумеется, сэр, – кивнул Конуэй. – Ясно, что перед тем как планировать уничтожение «Скрутинайзера», разведка противника должна была узнать от кого-то о его существовании и свойствах… Но я бы подошел к поставленной задаче и с другой стороны. Если имела место диверсия, как именно ее осуществили? Спутник не автомобиль, тут не открутишь гайку на колесе.
– Мистер Конуэй, вы получите широкие полномочия, – пообещал Креймер, – и доступ ко всем необходимым вам сведениям. Но об этом позже, а сейчас я спрашиваю профессора Уолсингема: – Как скоро мы сможем построить спутник, аналогичный «Скай Скрутинайзеру»?
Уолсингем развел руками:
– Не раньше чем через год… Это самый благоприятный прогноз.
– Отлично, – проговорил Маккинли. – А за этот год русские подвесят над нашими головами такую же штуковину или еще лучше…
Это высказывание прокомментировал Билл Симмонс.
– По данным ЦРУ, содержащимся в последнем меморандуме, – сказал он, – русские пока ведут лишь теоретические работы в области торсионного сканирования. Однако на сто процентов я за это не поручусь. И ЦРУ тоже.
– Наука есть наука, – вставил Уолсингем. – Открытое однажды вновь не закроешь, параллельные исследования неизбежно будут вестись в разных странах, раньше или позже.
– Джентльмены, – Креймер старался сдерживать командные интонации, но они легко прочитывались в его голосе, – я просил бы вас сузить рамки дискуссии. Вернемся к обсуждению первоочередных мероприятий. Не забывайте, что президент ждет доклада к трем часам.
6
МОСКВА
Сентябрь 1998 года
Дождь лил как из ведра, и это еще слабо сказано – водопады с небес напоминали о всемирном потопе. Вода сплошь заливала ветровое стекло, «дворники» работали самоотверженно, но впустую. Шатилов удерживал стрелку спидометра невдалеке от отметки сорок километров в час. Принцип «тише едешь – дальше будешь» хорош не всегда, но в этот сентябрьский вечер пренебрегать им не стоило.