Адское ущелье - Луи Буссенар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА 2
«Джентльмен» еще теплый. — Операция, противоположная предыдущей. — Энергичные, но, судя по всему, бесполезные меры. — Вполне естественное недоумение джентльмена. — Знакомство. — После бегства из Батоша. — Первый след потерян. — В Гелл-Гэпе.
— Скоро мы будем на месте, как думаете?
— Наверное, скоро, милый Франсуа. — Здесь нет дороги, но телеграфная линия приведет нас в Гелл-Гэп, это уж точно…
— Боже! Какая даль…
— Неужели утомился, малыш?
— Ты смеешься надо мной, Жан, да и Жак тоже. Вы же знаете, что я не чувствую усталости, впрочем, как и вы… Просто хочется побыстрее оказаться в лагере рудокопов и приступить наконец к делу.
— Терпение, младший, — прервал его Жан.
— Тебе хорошо говорить, терпеливый папаша…
— Только выдержка приводит к успеху. Так говорил наш бедный дорогой отец. В этом сила индейцев. Поскольку мы — метисы, то должны обладать этим качеством в гораздо большей степени, чем наши сводные братья белые…
— Жан прав, — вмешался в разговор Жак, доселе хранивший молчание, — спокойствие и неторопливость должны заменить нам опыт, а он появится, боюсь, не скоро.
— Нам предстоит чертовски сложное дело…
— Искать иголку в стоге сена, как говорит старинная французская пословица…
— Не только искать, но и найти!
Внезапно Франсуа приподнялся на широких деревянных стременах, приложил руку к глазам козырьком и воскликнул:
— Черт побери! Что это болтается на столбе?
— Кажется, человек…
— Повешенный!
— Ну, — бесхитростно подвел итог Франсуа, — наконец-то мы оказались в цивилизованном государстве.
Братья пришпорили лошадей — мощных приземистых канадских полукровок.
Через две минуты они рысью подъехали к телеграфному столбу, где висел Боб Кеннеди с петлей на шее.
Легкий ветерок перебирал провода, покачивая тело, отчего казалось, будто в казненном еще теплится жизнь.
Юные путешественники так и подумали. Они, оставаясь в седлах, задрав голову, приоткрыв рот и прищурившись, смотрели вверх, не зная, как поступить.
— Честное слово, — произнес Франсуа, скорый на решения, — надо бы снять его. Если он жив, попробуем спасти… если мертв… по крайней мере нам не в чем будет упрекнуть себя… Любое человеческое существо заслуживает к себе уважения.
— Будь по-твоему, малыш! — одобрил Жак.
— Что ж, делайте, как решили. Только вот не будет ли у нас из-за этого неприятностей в городе? — спросил Жан, у которого природное бесстрашие сочеталось с известной долей предусмотрительности.
Не вдаваясь в дальнейшие дискуссии, Франсуа направил лошадь к столбу, встал в седле и, не снимая карабина, принялся карабкаться вверх, цепляясь руками и ногами с ловкостью гимнаста.
Он добрался до мертвеца. Глаза Боба были широко раскрыты, изо рта вывалился распухший синий язык.
— Он еще теплый! — с удивлением воскликнул Франсуа.
— Что ж, в таком случае надо его отвязать, — рассудил Жан, одобряя решимость младшего брата.
— Веревка закреплена внизу… Распутайте узел и придержите свой конец… Этот джентльмен… Лучше, чтобы его приземление было не слишком стремительным.
Жан слез с лошади и исполнил распоряжение брата. Мистер Боб Кеннеди, покинув воздушное пространство, плавно опустился к подножию импровизированной виселицы.
— Нет никаких сомнений: джентльмен жив, — уверенно заявил Жан.
Тем временем Франсуа легко соскользнул вниз. Смелые охотники и опытные воины, юноши привыкли к неожиданностям, что подстерегали на каждом шагу полукочевой жизни. Их нисколько не смущала и не пугала необычная задача.
Джентльмена, или, как с изрядной долей иронии любят говаривать наши крестьяне, «мосье», проворно раздели до пояса и уложили на спину.
— Нужно как следует растереть его! — решительно сказал Жак, тогда как Жан, взяв лассо, стал изучать петлю, — Кровь потечет по жилам, и он придет в себя.
Франсуа немедленно взялся за дело, и скоро грудь несчастного покрылась неравномерными багровыми пятнами.
— Эй, старший, — окликнул брата Жак, — что-нибудь интересное обнаружил?
— Да нет! Просто работа никудышная… веревка слишком новая, не намылена… петля широка… Джентльмену повезло.
— Твоя очередь, Жак! — сказал, задыхаясь, Франсуа. — Уф! Я больше не могу. Давай! Натирай так, чтобы клочья полетели!
Франсуа хватило на десять минут. Жак продержался пятнадцать.
— Ну и ну! — вскричал он в притворном возмущении. — Даже не дернулся! А по цвету уже смахивает на освежеванную тушу.
— Если ты выдохся, братишка, я тебя сменю.
— Давай! Может быть, тебе больше повезет. А у меня уже руки отваливаются.
Жан стал неистово надраивать по-прежнему неподвижное тело. Прошло двадцать минут. Пот струился по сосредоточенному лицу «уголька», а на коже пациента проступила кровь.
— Битый час бьемся, работаем, словно нам обещали платить по двадцать пять франков в день, а он лежит бревно бревном!
— Погоди, брат! Нет, я не ошибся! Он вздохнул…
— Не может быть!
— Точно! Он дышит… только слабо…
— Пусть глотнет чего-нибудь покрепче…
— У меня во фляге сливовая водка.
— А по-моему, надо вложить трут между пальцами и поджечь. От этого даже мертвый встанет.
Сказано — сделано. Несколько ударов огнива по кусочку кварца, и трут, затрещав, вспыхнул между пальцами, связанными той самой веревкой, что послужила для казни.
Одновременно Франсуа, с силой разжав зубы, влил Бобу в рот с полпинты[48] водки.
Ко всеобщему удивлению, кадык на шее умирающего дернулся, показывая, что водка прошла вовнутрь.
— Братья, дело идет на лад! — радостно крикнул Франсуа.
Обгоревшая кожа задымилась, распространяя отвратительный запах паленого мяса. Внезапно Боб вырвался из сильных рук молодых людей, вскочил, словно подброшенный электрическим зарядом со всей телеграфной линии Гелл-Гэпа, но тут же снова рухнул, ругаясь, как пьяный матрос.
— Проклятье! Канальи решили сжечь меня живьем!
— Не надо нервничать, — примирительным тоном заметил Жан, не удержавшись, впрочем, от улыбки. Он был чрезвычайно доволен результатами оздоровительного массажа и применения жестокого, но действенного средства — тлеющего трута.
— Мы — ваши друзья, иначе не стали бы снимать вас с виселицы… Видите эту веревку? На ней вас вздернули…
— Вздернули? Черт меня побери, если я помню хоть что-нибудь!
— Ну, в жизни часто случаются вещи, о которых лучше не вспоминать.
