Адское ущелье - Луи Буссенар

ГЛАВА 2

«Джентльмен» еще теплый. — Операция, противоположная предыдущей. — Энергичные, но, судя по всему, бесполезные меры. — Вполне естественное недоумение джентльмена. — Знакомство. — После бегства из Батоша. — Первый след потерян. — В Гелл-Гэпе.

— Скоро мы будем на месте, как думаете?

— Наверное, скоро, милый Франсуа. — Здесь нет дороги, но телеграфная линия приведет нас в Гелл-Гэп, это уж точно…

— Боже! Какая даль…

— Неужели утомился, малыш?

— Ты смеешься надо мной, Жан, да и Жак тоже. Вы же знаете, что я не чувствую усталости, впрочем, как и вы… Просто хочется побыстрее оказаться в лагере рудокопов и приступить наконец к делу.

— Терпение, младший, — прервал его Жан.

— Тебе хорошо говорить, терпеливый папаша…

— Только выдержка приводит к успеху. Так говорил наш бедный дорогой отец. В этом сила индейцев. Поскольку мы — метисы, то должны обладать этим качеством в гораздо большей степени, чем наши сводные братья белые…

— Жан прав, — вмешался в разговор Жак, доселе хранивший молчание, — спокойствие и неторопливость должны заменить нам опыт, а он появится, боюсь, не скоро.

— Нам предстоит чертовски сложное дело…

— Искать иголку в стоге сена, как говорит старинная французская пословица…

— Не только искать, но и найти!

Внезапно Франсуа приподнялся на широких деревянных стременах, приложил руку к глазам козырьком и воскликнул:

— Черт побери! Что это болтается на столбе?

— Кажется, человек…

— Повешенный!

— Ну, — бесхитростно подвел итог Франсуа, — наконец-то мы оказались в цивилизованном государстве.

Братья пришпорили лошадей — мощных приземистых канадских полукровок.

Через две минуты они рысью подъехали к телеграфному столбу, где висел Боб Кеннеди с петлей на шее.

Легкий ветерок перебирал провода, покачивая тело, отчего казалось, будто в казненном еще теплится жизнь.

Юные путешественники так и подумали. Они, оставаясь в седлах, задрав голову, приоткрыв рот и прищурившись, смотрели вверх, не зная, как поступить.

— Честное слово, — произнес Франсуа, скорый на решения, — надо бы снять его. Если он жив, попробуем спасти… если мертв… по крайней мере нам не в чем будет упрекнуть себя… Любое человеческое существо заслуживает к себе уважения.

— Будь по-твоему, малыш! — одобрил Жак.

— Что ж, делайте, как решили. Только вот не будет ли у нас из-за этого неприятностей в городе? — спросил Жан, у которого природное бесстрашие сочеталось с известной долей предусмотрительности.

Не вдаваясь в дальнейшие дискуссии, Франсуа направил лошадь к столбу, встал в седле и, не снимая карабина, принялся карабкаться вверх, цепляясь руками и ногами с ловкостью гимнаста.

Он добрался до мертвеца. Глаза Боба были широко раскрыты, изо рта вывалился распухший синий язык.

— Он еще теплый! — с удивлением воскликнул Франсуа.

— Что ж, в таком случае надо его отвязать, — рассудил Жан, одобряя решимость младшего брата.

— Веревка закреплена внизу… Распутайте узел и придержите свой конец… Этот джентльмен… Лучше, чтобы его приземление было не слишком стремительным.

Жан слез с лошади и исполнил распоряжение брата. Мистер Боб Кеннеди, покинув воздушное пространство, плавно опустился к подножию импровизированной виселицы.

— Нет никаких сомнений: джентльмен жив, — уверенно заявил Жан.

Тем временем Франсуа легко соскользнул вниз. Смелые охотники и опытные воины, юноши привыкли к неожиданностям, что подстерегали на каждом шагу полукочевой жизни. Их нисколько не смущала и не пугала необычная задача.

Джентльмена, или, как с изрядной долей иронии любят говаривать наши крестьяне, «мосье», проворно раздели до пояса и уложили на спину.

— Нужно как следует растереть его! — решительно сказал Жак, тогда как Жан, взяв лассо, стал изучать петлю, — Кровь потечет по жилам, и он придет в себя.

Франсуа немедленно взялся за дело, и скоро грудь несчастного покрылась неравномерными багровыми пятнами.

— Эй, старший, — окликнул брата Жак, — что-нибудь интересное обнаружил?

— Да нет! Просто работа никудышная… веревка слишком новая, не намылена… петля широка… Джентльмену повезло.

— Твоя очередь, Жак! — сказал, задыхаясь, Франсуа. — Уф! Я больше не могу. Давай! Натирай так, чтобы клочья полетели!

Франсуа хватило на десять минут. Жак продержался пятнадцать.

— Ну и ну! — вскричал он в притворном возмущении. — Даже не дернулся! А по цвету уже смахивает на освежеванную тушу.

— Если ты выдохся, братишка, я тебя сменю.

— Давай! Может быть, тебе больше повезет. А у меня уже руки отваливаются.

Жан стал неистово надраивать по-прежнему неподвижное тело. Прошло двадцать минут. Пот струился по сосредоточенному лицу «уголька», а на коже пациента проступила кровь.

— Битый час бьемся, работаем, словно нам обещали платить по двадцать пять франков в день, а он лежит бревно бревном!

— Погоди, брат! Нет, я не ошибся! Он вздохнул…

— Не может быть!

— Точно! Он дышит… только слабо…

— Пусть глотнет чего-нибудь покрепче…

— У меня во фляге сливовая водка.

— А по-моему, надо вложить трут между пальцами и поджечь. От этого даже мертвый встанет.

Сказано — сделано. Несколько ударов огнива по кусочку кварца, и трут, затрещав, вспыхнул между пальцами, связанными той самой веревкой, что послужила для казни.

Одновременно Франсуа, с силой разжав зубы, влил Бобу в рот с полпинты[48] водки.

Ко всеобщему удивлению, кадык на шее умирающего дернулся, показывая, что водка прошла вовнутрь.

— Братья, дело идет на лад! — радостно крикнул Франсуа.

Обгоревшая кожа задымилась, распространяя отвратительный запах паленого мяса. Внезапно Боб вырвался из сильных рук молодых людей, вскочил, словно подброшенный электрическим зарядом со всей телеграфной линии Гелл-Гэпа, но тут же снова рухнул, ругаясь, как пьяный матрос.

— Проклятье! Канальи решили сжечь меня живьем!

— Не надо нервничать, — примирительным тоном заметил Жан, не удержавшись, впрочем, от улыбки. Он был чрезвычайно доволен результатами оздоровительного массажа и применения жестокого, но действенного средства — тлеющего трута.

— Мы — ваши друзья, иначе не стали бы снимать вас с виселицы… Видите эту веревку? На ней вас вздернули…

— Вздернули? Черт меня побери, если я помню хоть что-нибудь!

— Ну, в жизни часто случаются вещи, о которых лучше не вспоминать.