Адское ущелье - Луи Буссенар

Слабеющей рукой Батист благословил сыновей. На губах его выступила кровавая пена, судорога прошла по телу, и он замер, пристально глядя на крест, что венчал колокольню. Там, наверху, стоял метис, пытаясь под градом пуль снять белое знамя с золотыми лилиями. Через секунду Батиста не стало.

Когда Батист умирал на руках сыновей, последние «угольки» поспешно отступали. Действия тех, кто был в арьергарде[27], уже походили на бегство; отставшие желали только одного — догнать своих.

Однако каждый замедлил шаг, склонив голову перед погибшим патриархом войны за независимость метисов. Слышались неловкие, но искренние слова сочувствия его сыновьям.

А Жан, Жак и Франсуа на какое-то время словно забыли обо всем, не в силах справиться со скорбью и отчаянием.

— Братья, — заговорил Жан, первым выйдя из оцепенения, — нужно перенести его вниз, к нашим…

— Ты прав, старший, — ответил Жак, — серые мундиры будут здесь с минуты на минуту… И мы даже не сможем похоронить отца по нашему обычаю.

— Братья, — вскричал Франсуа, — беда! Они уже подходят!

Уверенный в своих силах, молодой человек подхватил тело отца и бросился в узкий проход между горящими домами, где собиралось разбитое войско Луи Риля. Но грубый голос приказал:

— Ни с места! Еще один шаг, и я стреляю!

Человек двадцать рыжеволосых и рыжебородых солдат, потных, всклокоченных, в изодранных мундирах, бежали к ним.

Мгновенно юноши были взяты в кольцо штыков.

Солдаты, измученные сражением, разъяренные отчаянным сопротивлением метисов, раздраженные тем, что не удалось захватить Луи Риля, готовы были растерзать пленных. Совсем недавно подобное происходило в стане «угольков».

Юноши прижались к решетке ограды. Положив тело отца на землю, они прикрыли его собой, готовые сразиться с целой армией, но не отдать дорогого им человека на поругание.

— Клянусь Богом! — заговорил долговязый сухопарый сержант с медно-рыжими бакенбардами и длинными лошадиными зубами. — Что с ними церемониться? Они восстали против ее величества королевы! Это поджигатели, убийцы, дикари!

— Расстрелять их!

Воюющие державы обычно соблюдают правила, установленные международными соглашениями: оказывают помощь раненым и сохраняют жизнь пленным.

Гражданская война не признает никаких законов. Это ужасающая бойня, которая — увы! — не ведает паллиативов[28], привносимых в войну цивилизацией. Обезоруженный враг не может надеяться на пощаду, а раненый — на великодушие, хотя на первый взгляд кажется, что нет ничего более естественного и логичного, чем снисхождение к согражданам, если те оказались по разные стороны баррикад.

Насколько сокрушительной должна быть ненависть между членами одной семьи, если враждующие отказывают друг другу в том, что свято исполняется по отношению к чужим!

Высокий сержант принадлежал к числу тех безжалостных вояк, кто всегда готов поставить к стенке взятого в плен. Среди солдат тотчас обнаружились желающие привести приговор в исполнение.

Им не терпелось расправиться с «угольками».

— Позвольте нам похоронить отца, — с достоинством вымолвил Жан.

— Господи, помилуй мою душу! — завопил сержант, которому ударило в голову выпитое бренди[29].— Эти дикари еще важничают! Не стоит беспокоиться! Мы похороним всех в одной могиле, чтобы доставить вам удовольствие. — И с этими словами навел карабин на Жака, намереваясь разнести юноше череп выстрелом в упор.

Палец англичанина уже лежал на курке.

Внезапно какой-то человек в мундире ополченца, растолкав солдат, изо всей силы ударил по стволу. Пуля попала в ограду, и каменные осколки брызнули во все стороны.

— Сержант! — вскричал ополченец в негодовании. — Вы совершаете подлость!

— По какому праву вы мешаете вершить правосудие? — высокомерно произнес унтер-офицер.

— Вот именно! — подхватили голоса из толпы. — Это справедливый суд! Сержант поступает по закону.

Чувствуя поддержку, сержант продолжал с нарастающим гневом:

— Эти дикари разбойничают, грабят, поджигают, убивают, снимают скальпы…[30]

— Ложь! — вскричал нежданный защитник метисов. — Вам прекрасно известно, что эти люди даже на войне никогда не допускают бесчинств, какими славятся индейцы.

— Наплевать! Они наполовину индейцы… они восстали против законных властей! А ну, посторонись, приятель! Солдаты, огонь по этим подонкам!

Однако незнакомец, вместо того чтобы отступить, бросился к «уголькам», хранившим полную невозмутимость, и заслонил их своим телом.

— Что ж! — крикнул он в бешенстве. — Стреляйте! Убейте и меня вместе с ними! Но пока я жив, ни один волос не упадет с их головы.

Естественно, сержант не мог пойти на попятный. В Канаде, как, впрочем, и в других странах, ни один человек, облеченный властью, а в особенности унтер-офицер, никогда не потерпит посягательств на свой авторитет.

Великодушный порыв ополченца тронул нескольких солдат, но большинство держалось крайне враждебно по отношению к метисам. Незнакомец, опасаясь, что его оттеснят силой, тревожно оглянулся, ища поддержки.

Разглядев двух бегущих к нему сквозь дым и пламя человек, он радостно крикнул:

— Ко мне, Стивен! Ко мне, Питер!

— Эдвард! Эдвард Мидлтон… и наши метисы!

Они прорвались к другу сквозь толпу, успев задать только один вопрос.

— Что случилось, Эдвард?

— Что случилось? — с горечью переспросил тот. — Посмотрите на парней, которым мы обязаны жизнью… Их собираются расстрелять и говорят о каком-то приговоре! Сержант пьян или сошел с ума…

— Я выше по званию, и вы обязаны подчиниться! Приказываю…

— А я заявляю: дикари вы, а не они! Вы, победители, готовы убить беззащитных пленных! Вот какова ваша цивилизованность! Мне стыдно за английский флаг…

В толпе поднялся угрожающий ропот, но бесстрашный незнакомец, не обращая на него внимания, еще больше возвысил голос:

— Если вы не способны проявить гуманность, то будьте хотя бы справедливы. Только что, в разгар боя, старик, которого оплакивают сейчас его сыновья, захватил нас в плен. Их предали, они потерпели поражение… Но, вместо того чтобы выместить на нас законный гнев, они даровали нам свободу! И ни один, — слышите! — ни один из этих «дикарей» не выказал недовольства их великодушием. Теперь наша очередь. Я требую, чтобы им сохранили жизнь и свободу. Мы с друзьями ручаемся за них! Жизнь за жизнь! Пусть тот, кому недостаточно слова Эдварда Мидлтона, племянника и приемного сына генерала, прямо скажет мне об этом.