Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И действительно, Нью-Йоркская публичная библиотека имеет экземпляр этой выдающейся книги. Она приобрела ее у знаменитого в XVIII веке французского библиотекаря и ученого аббата Жан-Жозефа Риве. Еще в самом начале своей долгой жизни она лишилась первых четырех страниц. Мы могли бы предположить, что там излагалась история сотворения мира, но перед Бытием Гутенберг поместил послания св. Иеронима - напоминание о том, что содержание Библии меняется по мере развития истории христианства. Эти недостающие страницы добавил в виде факсимиле в начале XIX века выдающийся типограф Фирмен Дидо, который вырезал начальные заглавные буквы из какого-то другого тома. Этот прием, известный под названием «совершенствование», или «латание», в XIX веке вошел в обыкновение с развитием торговли редкими книгами. Библия аббата Риве какое-то время находилась в коллекции Джорджа Гибберта, члена парламента, любителя-ботаника и собирателя книг; средства на эти увлечения добывались тяжелым трудом рабов на сахарных плантациях Ямайки, принадлежавших его семье. Когда американский коллекционер Джеймс Ленокс купил ее за «сумасшедшую» в 1847 году цену - 500 фунтов, она стала первым экземпляром Библии Гутенберга, оказавшимся по ту сторону Атлантики (а сейчас почти половина всех ее экземпляров находится в США). Газета The Times писала, что это «прекрасное произведение хранилось с большой заботой, поэтому выглядит так, как будто только что сошло с печатного станка».
Итак, культурный статус Библии Гутенберга опирается на более широкий нарратив о культурном превосходстве европейцев и увековечивает этот нарратив, несмотря даже на то, что его печатное дело обратило себе во благо исламофобию и опасения, сохранится ли христианский мир в конце Средневековья. Технологии печати и производства бумаги уже существовали и только дожидались момента для появления в Европе: случай представился, когда сошлись вместе предпринимательская активность Гутенберга, геополитические изменения и растущая склонность к чтению. Эти факторы способствовали появлению технологии, которая навсегда вплелась в общественные, политические и религиозные споры.
Фильм «Послезавтра» заканчивается сценой массовой миграции на юг: климатическая катастрофа привела к тому, что когда-то богатые, господствовавшие северные территории стали слишком холодными и непригодными для жизни. Толпа на американо-мексиканской границе - это знакомый всем исход, только с точностью до наоборот потому, что люди бегут из Америки, а не в нее. Но в этом хаосе находится место и надежде. Или скорее не надежде, а обещанию, что кое-что все-таки сохранится в пока еще неясном будущем; а может быть, это и напоминание, что история повторяется. Когда спасательный вертолет забирает с ледяной равнины последних выживших в Нью-Йоркской публичной библиотеке, видно, что библиотекарь так и держит в руках Библию Гутенберга. Фильм в миниатюре воспроизводит более широкий и более опасный культурный нарратив о чр езмерно высокой оценке. Эммерих превращает и эту книгу, и миф о происхождении, который она в себе заключает, в своего рода фетиш. Большая книга, казалось бы считающаяся первым шагом на пути человечества к просвещению и разуму, стала, подобно многим другим нашим книгам, глубоко иррациональной материальной вещью.
2
Королева Виктория в окопах
В конце лета 1944 года на севере Франции один американский пехотинец, «прижатый к земле бешеным огнем минометов и пулеметов», нырнул в окоп, чтобы пересидеть обстрел. Он что-то нащупал у себя в кармане, и, сверх всяких ожиданий, оказалось, что ему есть как скоротать время: это было жизнеописание королевы Виктории. «Оставалось лишь одно - ждать. Я принялся за чтение и обнаружил, что это гораздо лучше, чем просто “париться”». Над головой стоял сплошной свист и грохот: наши снаряды летели в их сторону, их - прилетали к нам и разрывались, а я читал и читал о “дорогом красавце Альберте” и его мягких вислых усах, которые так ей нравились».
Так захватила пехотинца биография королевы Виктории, опубликованная в 1921 году Литтоном Стрэчи, эстетом из литературной группы «Блумсбери». Стрэчи посвятил ее Вирджинии Вулф, а она, в свою очередь, назвала ее «громадным успехом», перевернувшим весь жанр биографии, и предсказала, что «со временем “Королева Виктория” Литтона Стрэчи станет просто “королевой Викторией”, точно так же, как “Жизнь Сэмюэля Джонсона” Джеймса Босуэлла стала теперь просто “Доктором Джонсоном”: повествование о предмете затмило сам предмет. Дерзким новшеством в работе Стрэчи было использование литературных приемов для того, чтобы сделать свою героиню интереснее и оживить ее образ. В одном особенно захватывающем пассаже автор, словно чревовещатель, передает пылкие чувства, овладевшие Викторией при виде своего красавца-кузена Альберта и решении о том, что они должны пожениться:
... все ее привычное существование рухнуло, как карточный домик. Он был прекрасен - у нее перехватило дыхание - никаких иных сравнений она не нашла. Затем, словно вспышка, перед нею раскрылись тысячи секретов. Прошлое и настоящее понеслись навстречу, обретая новую значимость.
Развеялись многолетние заблуждения, и сияние этих голубых глаз, улыбка этого милого рта породили в ней безграничную уверенность. Последующие часы пролетели в полном восторге. Она разглядела некоторые новые подробности -“изысканный нос”, “изящные усы и маленькие, едва заметные бакенбарды”, прекрасную фигуру, широкую в плечах и тонкую в талии».
Здесь единственный раз в книге упоминается растительность на лице Альберта. Эта деталь и определение «красивый», повторенное несколько раз, явно врезались в память солдату, который, вспоминая, как читал, говорит прежде всего об усах.
Как видно из примера Стрэчи, передающего, словно медиум, вошедший в транс, ту страстную влюбленность, которую испытывала молодая женщина, и автор, и тема были совершенно не к месту в этом опасном одиночном окопе, вырытом наспех во французской земле. Широкую известность Стрэчи принес сборник эссе «Выдающиеся викторианцы» (Eminent Victorians, 1918) - остроумные, по-новому увиденные биографии известных людей XIX века; среди его героев были и медсестра Флоренс Найтингейл, и генерал Чарлз Джордж Гордон по прозванию Хартумский. По позднейшему замечанию Эдмунда Уайта, достижение Стрэчи было в том, что он «раз и навсегда низверг все претензии Викторианской эпохи на моральное превосходство. Кое-что было и вовсе отринуто»: его рассказ о недавнем прошлом одновременно и решительно порывал с высокомерием и привычками этого прошлого, и громко провозглашал приход модернизма. Биографию Виктории он написал более почтительно и более традиционно, показав
