Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ) - Эфф Юлия

Пока старшие будут прятаться по своим комнатам или улетят к Побережью остужать крылья, Кайя проберётся в темницу, чтобы лично убедиться в том, что происходит.

За прошлую шалость матушка, как водится, отругала: во-первых, пленные могли представлять опасность для принцессы, во-вторых, она появилась перед ними в неподобающем фрейе виде. Напоследок Кайе было строго-настрого наказано не приближаться к рабам без сопровождения родственников. А потом её на смотр рабов так приодели в официальное тяжёлое платье и обвешали нитями символического белого и чёрного жемчуга, что девушка больше думала о том, как чешется спина под платьем или потеет кожа под украшением, чем следила за происходящим.

Рабов одели в обычную посконную одежду, вернее, только штаны, и теперь можно было безбоязненно любоваться светлыми ладно сложенными телами, которые выглядели не хуже, чем Инграм после обретённой тьмы. Кайя впервые присутствовала на официальном смотре, который не провели, как обычно, во дворе темницы, а заставили карамалийцев подняться в тронный зал, к Сердцу Тьмы. Инграм позже объяснил, что причина крылась не столько в солидных статусах пленных, сколько в намерении кар-малерийского принца Ядрана выплатить контрибуцию и забрать на родину соотечественников. Впрочем, Инграм считал, что стоило бы всё-таки не нарушать традиций обращения с рабами.

В процессе представлений выяснилось, что рыжий, на самом деле, — настоящий малериец, и Кайя разочарованно подпрыгнула: где же знаменитая белая коса?!

— Потому что он маг огня, дурочка, это же очевидно! — съязвила Марна, сидевшая рядом.

Родители тем временем совещались. Желание сира Торвальда защитить неразумных сыновей ценой своей чести было оценено Его величеством, но и он, будучи родителем, не смог преступить долга крови. Да, рыжий Торвальд сын Эллов, был первым светлым магом на Фрейлайнде за последние пять лет. Асвальд, некогда одержавший победу над кар-малерийцами и напившийся их магии на несколько поколений вперёд, отбил охоту у зарвавшихся магов приближаться к Тёмному Континенту. Потому что Тьма всегда сильнее света!

Сёстры сцепились из-за малерийца. Не успела Солвег рта раскрыть, как Марна опередила — ей, старшей, полагался этот маг в первую очередь. Королевские приличия не позволяли дочерям Асвальда Второго устроить потасовку в присутствии рабов, поэтому за спинами сидящих тьма обеих щипала и жгла, — пока матушка не заметила противоборство. Шикнула на дочерей, мол, она сама решит, кому какой раб больше пользы принесёт, а через неделю рабов поменяют — спорить не о чем. Нерешительная Улва, ненавидевшая Марну всей сутью, расцвела от обещания матушки.

— А мне тоже достанется раб? — нетерпеливо поёрзала Кайя, плохо себе представляя, что делать с рабом именно сейчас, когда дара Тьмы ещё не было. Разве что вынудить кармалийца рассказать много историй о своей стране и обычаях.

Инграм на её вопрос хмыкнул, матушка взглянула на него и ласково кивнула: сын не просил, но про него не забыли бы.

Затем матушка лично осмотрела рабов, и их отправили назад. На просьбу малерийца отправить его на рудник, Асвальд Второй, сдерживая торжествующую улыбку, сказал, что огневикам под землей делать нечего, ибо туда не допускают таких из соображений безопасности. Но если сын Эллов выполнит все прочие условия, то ему, так и быть, предоставят работу в плавильне.

Испугавшиеся сёстры заметно выдохнули: отец нашёл хитрый выход! Однако возмущённый огневик сделал опасный шаг вперёд, то ли намереваясь напасть на короля, то ли просить о милости — Тьма из Сердца выплеснулась сквозь решётку и жадно лизнула рыжего. Торвальд упал на колени, испытывая невыносимую боль, и страх в глазах кармалийцев был слишком заметен — они не осмелились приблизиться к клубящемуся вокруг товарища облаку.

Матушка распределила рабов на первую неделю так: Улве достался друид по имени Олоф, Инграм вдруг выпросил себе слабенького мага воды, странного карамалийца Дыва подарили Солвег, а причина спора огневик Товальд теперь принадлежал Марне. Солвег взвыла и, не стесняясь присутствия фрейлеров, сцепилась со старшей сестрой, то угрожая, то обещая отдать всё, что та захочет. Марна хохотала.

Чтобы не сойти с ума от их грызни, Кайя ретировалась, почти одновременно со смущёнными фрейлерами и отцом, вспомнившим о срочных делах на востоке.

— А мне даже самого слабого карамалийца не дали! — жаловалась Кайа своей верной спутнице Аше, заперевшись в комнате, когда служанки помогли снять платье, украшения с принцессы и удалились.

Разумеется, как она могла ночью усидеть на месте? Надев нарочно тёмное платье, Кайа отправилась подсматривать и подслушивать за сёстрами. Судьба двоих пленных была особо интересна — как выпьют силу у малерийца и как накажут наглого сероглазого раба с дурацким даром угадывать желания.

У двери в темницу стоял охранник с плетью. На этот раз он преградил путь и отказался дать хотя бы послушать: Её величество настоятельно об этом просила. И чувствуя двойное унижение, Кайя поплелась назад, бормоча традиционные обещания отомстить всем, кто над ней смеялся, когда она получит силу.

И вдруг среди ночи раздался такой крик, что Кайа проснулась и села на кровати, не в силах сориентироваться, откуда кричат и грозит ли ей опасность. Аша, матушкин подарок, моментально увеличилась и накрыла собой, словно спасительным покрывалом, напуганную хозяйку. Крик повторился, на этот раз намного протяжнее и гортаннее.

— Уйди, Аша! — Кайа кубарем слетела с кровати и бросилась к сводчатому окну, ведущему, как и в соседних спальнях сестёр, на балкон-площадку для расправления крыльев и полётного прыжка.

Определённо, надсадный вой доносился справа, потому что покои родителей располагались намного выше. Кричала Солвег, но не так, как обычно, ругаясь с Марной или Улвой. Что-то в её воплях было надсадно-мученическое…

Рядом опустились неожиданно Марна и Улва — похоже, вопли Солвег подняли всех фрейев во дворце: то был глас для своих, воспринимаемый простолюдинами подобно орлиному клёкоту, иначе у них бы сердце разорвалось от страха.

— Гадина, это она мне мстит! — выругалась Марна, и по её озлобленному виду Кайа поняла: с рыжим малерийцем дело пошло не так, как она планировала. Эта мысль радостно обняла сердце, и Кайа засмеялась. Марна поняла смех по-своему. — А ты, как всегда, дурочка!

И только Улва осмелилась выдать всеобщее любопытство:

— Что он там с ней делает, интересно?

— Настанет твоя очередь — узнаешь! — огрызнулась Марна.

К ним спустилась матушка, прислушалась к происходящему за соседней террасой:

— Идите спать, девочки, завтра всё узнаем.

— Спать?! — взвилась Марна: почти одновременно с ней протяжно закричала Солвег. — Под ЭТО?!

Матушка пообещала уладить конфликт, тем более что ей самой слушать эту “музыку” было странно. Слетала к дочери, и там мновенно затихло.

— А он, и правда, хорош, — усмехаясь, сказала вернувшаяся королева, чем только усилила нетерпеливое любопытство. — Идите спать, девочки!

Насколько Солвег была искренней в своей демонстрации довольства от выбранного раба, Кайа не знала. Впрочем, не знал никто, наверняка, кроме матушки, которая всегда была сведуща во всём, что касалось поведения дочерей. На следующее утро Солвег выглядела непривычно расслабленной, вяло отшучивалась от намёков Играма, а потом сослалась на сладкую усталость и скрылась в своих покоях, кажется, даже летала в одиночестве, без Улвы.

Ночью чуть было не повторился вчерашний кошмар: Кайа проснулась от негромкого вопля и решила, что сейчас опять слетятся сёстры и мать, однако наступила тишина, видимо, Солвег приглушила Зов крови. И всё-таки одиночные вскрики были на третью и на четвёртую ночь — забываясь, натура сестры то и дело переходила на родовой язык. Наконец, Кайя разозлилась: просыпаться очередную ночь из-за несдержанности Солвег — это уже было слишком. Днём перебралась в дальнюю башню, давно пустовавшую, некогда там жила бабушка, и со дня её последнего полёта никто ни разу не смахнул пыль с её ложа.