Врач «скорой» - Алексей Викторович Вязовский

Вот он весь цимес жизни с еврейками – все всё про всех знают.

– Если обо всем в курсе, то зачем спрашиваешь?

– Андрей, я боюсь, – вдруг всхлипнула девушка. – Ты мне можешь пообещать, что всё хорошо закончится?

– Могу. Но не буду. Слушай, мать, ты не забеременела часом? Что-то ты в последнее время какая-то эмоционально лабильная.

– Дурак, это я от счастья, – она вытерла щеку ладошкой. – Но я готова предпринять несколько попыток заполучить семенной материал. Возвращайся поскорее, ладно?

* * *

Мельник ждал меня у общаги. Вчера я и ему позвонил, предупредил. Возле его ног лежала сумка, которая глухо звякнула железяками, когда он бросил ее на заднее сиденье.

– Арматура? – спросил я, вспомнив Орел.

– Не, три монтировки. Ни один мент не прикопается.

Ну да, булыжник – оружие пролетариата, а монтировка – то же самое, только у советского водилы.

Следующий пункт нашей программы – товарищ Ашхацава, простой советский князь. Кстати, это обстоятельство своей семейной истории он тщательно оберегал от любых посягательств. Хочешь подраться с Давидом – сначала скажи, что в их краях князем считался всякий, кто владел тремя овцами, а потом добавь, что княжеская фамилия покупалась за одного барашка и он у меня даже есть – не поможешь договориться? Готово, спарринг-партнер с красными как у быка глазами ждет вас. Как по мне, дурь несусветная.

Давид с Мельником полезли на заднее сиденье. Ибо четвертый член нашего коллектива, сержант милиции Дима, в гражданском плаще поверх формы, уже приплясывает на перекрестке.

Место встречи у нас было очень, мягко говоря, экзотическим. И знакомым. Я же здесь на вызове был, в этой деревне, когда бомжиха сгорела. Лакоба в компании с двумя «коллегами», приехал после нас, на скромной «шестерке» белого цвета. Как рассказывала мне Шишкина, таких на всю Москву – десятка три, не больше. Ну, ей на эксклюзиве, хоть и принадлежащем папе, ездить было приятнее. Поэтому я осторожно повышу количество белых «жигулей» шестой модели до сотни на город.

Возле нас вор только притормозил, махнул рукой «давай за мной» и двинулся дальше. Остановился неподалеку от какой-то халупы с перекосившимся заборчиком и окнами, в которых стекла местами были заменены полиэтиленовой пленкой и фанеркой. Бомжатня, короче. Я даже представляю, чем там внутри воняет.

Мы выбрались из машины и подошли к абхазам. Один Дима остался внутри. Его время еще не наступило.

– Ну вот, доктор, получай, – картинно взмахнув рукой, показал на домик Лакоба. – Там твой Ампула.

Н-да… Методы конспирации тут неуместны.

– Спасибо, конечно, но стоило ли тратить свое время?

– Моё время, что хочу, то и делаю, – холодно ответил Юрий. – К тому же ты давал обещание, хочу посмотреть, хозяин ли ты своим словам.

– И сколько их внутри? – спросил я.

– Не знаю. Главное, что твой человек – там. Подарок от меня. Забирай, – и улыбнулся. Не то что я пипец какой бесстрашный, но мне от этой улыбки стало немного не по себе. Так, блин, крокодилы ухмыляются, когда тебя сожрать собираются. Но мы же на одной стороне, да?

И что же делать? Если дружков Ампулы много – предстоит махач. Или даже перестрелка – ружье то зэк на месте преступления не оставил. Теперь понимаю Лакобу. Ему подвалило внеплановое развлечение – вот и вписался глянуть, чем все кончится. Если что не так – по газам и только его видели.

Я вернулся к парням, спросил, что будем делать.

– Давай выкурим их оттуда. Все выскочат, – предложил Мельник.

– Чем? – поинтересовался я.

– Да ну, фигня, сейчас, – он повернулся и позвал какого-то пацаненка, взирающего на бесплатное шоу: – Иди сюда, не бойся!

– Никто и не боится, – заявил абориген, останавливаясь шагах в трех от нас.

– Рубль хочешь?

– Ну.

– Принеси мне линейку для дымовухи. И газету.

– Трояк, – нагло вякнул пионер.

– Неси уже, а то других позову.

А я и забыл про такое. Понятно, для меня это триста лет назад было. А для Витька – почти вчера.

Гимназер примчался с рекордной для себя скоростью и протянул оранжевую линейку и расческу, а также пожелтевший от старости номер «Московской правды». Получив железный кругляш с профилем вездесущего Ильича, он занял привычное место в «партере». Я, помявшись, спросил у него:

– Малой, а кто здесь обитает? – и кивнул на халупу.

– А, алкашня, – презрительно сплюнул абориген. – Тут не жил никто, так они вселились. Спалят когда-нибудь дом к хренам по пьяни, – явно процитировал он кого-то. – Двое, если в гостях никого нет.

Мельник тем временем разломал линейку и расческу, завернул в кусок газеты и поджег. Бросив сверток на землю, потушил огонь каблуком. Но ничего не произошло.

– Слишком быстро, – мотнул он головой.

– Неправильно ты, дядя, делаешь. Дай спички, – протянул руку пацаненок.

Судя по всему, местный писчебумажный магаз план по продаже линеек из специальной сильнодымящей пластмассы выполнял на много сотен процентов. Потому что местный виртуоз сделал всё с первой спички. Резко завоняло органической химией и детством. Витек ткнул монтировкой в стекло и бросил интенсивно дымящийся сверток внутрь.

– Сейчас побегут, – пообещал он, выдавая нам с Давидом холодное в прямом смысле этого слова оружие.

Матерящиеся бомжи выскочили через минуту. Кстати, уже готовые к миграции в неизвестном направлении – одеты, хоть и крайне небрежно, обуты, с сумарями. Привычные. Наверное, подумали, что их местные решили выкурить.

Ни один из них на фото Ампулы похож не был.

– А Васька где? – спросил я.

– Там, – махнул рукой в направлении дома один из синяков, покачиваясь. – Сейчас будет.

– Ну так быстро урвали отсюда, что стоим?! – рявкнул Мельник и ускорил стоявшего поближе пинком под зад.

Дважды повторять не пришлось. Наверное, Ампула был не самым классным собутыльником. Товарищи ждать его не стали и быстренько помчались дальше по улице. Ничего, Олимпиада прошла, гайки закручивают чуть меньше, найдут, где зимовать.

Кашляющий Васька выскочил еще через минуту. Ношеное драповое пальтишко, похожее на те, которые выдают учащимся всяких ПТУ, он держал в руке. Через прореху на рукаве мелькнул криво наколотый червовый туз. Даже моих скромных познаний хватило, чтобы понять – сладкой его отсидка не будет. На зоне и так трудно, а опущенным – во много раз хуже. Но мне его не жалко.

– Ну что, давай, чего ждешь? Он твой, – подал голос молчавший до сих пор Лакоба.

Кстати, пионер, усмотрев абхазцев, сдриснул. Умный парень, значит, понял, что лучше ничего не видеть.

И тут я остановился. Вот пока искал этого урода – зла не хватало. Удавил бы. А сейчас смотрю – и не знаю, что с ним сделать. Тщедушный, с пропитым лицом, заросшим