По тюрьмам - Эдуард Лимонов

Таким образом, в сентябре 2002 года я встретился с Ахмедом Дакаевым в облупленной, тронутой лишаем адвокатской под сводами Саратовского централа. Никакой неприязни я к нему не чувствовал. И мне, и ему одинаково угрожало мрачными сроками — отъемом кусков жизни русское государство. Было бы странно, если бы мы относились друг к другу враждебно. Это в американских фильмах с удовольствием изображают, как воюют и даже гибнут в тюремных расовых и межнациональных войнах, схлестываясь, негры с испаноязычными, белые с мексиканцами и так далее. В Саратовском централе в этом смысле нет ни эллина, ни иудея. Все мы стояли на сборке одинаково страдающие под сапогом государства, что я, русский, что он, чеченец. Из адвокатской нас повели порциями в воронок. Ахмеда посадили в стакан воронка, а меня в черный общак. Черный потому, что свет в нем менты не включают. «Садись, Эдик!» — подтянул меня кто-то. Подтянул, потому что когда входишь в воронок, то ничего не видишь, там кромешная тьма. Привыкнув к темноте, я разглядел соседа, подтянувшего меня.

Остроносый, улыбающийся мужик. Это и был Ильяс Абуев — второй участник процеса по делу Гейфман. Задержали его в 2001 году. До самого ареста он служил командиром роты военной комендатуры в Шали. Позднее я встречал его еще несколько раз и рассмотрел. Аккуратный, подтянутый, череп покрыт шерстью черных волос. Нос прямой, лицо белое, роста среднего. Довольно веселый.

Из газеты «Саратовский Арбат»: «В суде все четверо подсудимых изменили показания, данные на предварительном следствии. Они заявили, что брали вину на себя, потому что боялись — Абдулбек Ахматханов отомстит их семьям».

— Нельзя судить этих людей, игнорируя обстановку, которая была в то время в Чечне, где власть принадлежит бандитам, — говорит Алексей Удот, защищавший Ильяса Абуева. — Вся вина моего подзащитного в том, что он стоял рядом, когда Ахматханову посредник передавал деньги. Сразу после прихода федеральных войск Абуев рассказал местному главе администрации о похищении девочки, но тот не стал предавать дело огласке. А теперь Абуева судят.

— Абуев делал такое заявление на следствии, но подтвердить его не удалось, — рассказывает следователь Александр Ковалев. — Мы отправили в Чечню поручение местным правоохранительным органам допросить этого главу администрации. Но оно не выполнено. К тому же, если Абуев действительно хотел рассказать о преступлении, почему не пошел в прокуратуру, милицию, ФСБ? Где он был полтора года?

Сначала Аллу держали в квартире любовницы Зайнды Ахметханова. Затем перевезли в Шали в дом Ахмеда Дакаева. В прошлом Дакаев выполнял поручения Ахматханова — торговал его лесом. В доме Дакаева Алла прожила целый месяц летом 1999 года (с 1 июня) и потом жила еще некоторое время в октябре.

Сам Дакаев и его семья относились, судя по всему, к пленнице неплохо. Алла однажды даже просила, чтобы Дакаев поехал с ней на телефонные переговоры, остальных чеченцев девочка боялась.

Суд решил, что Дакаев в вымогательстве не замешан, но помогал преступникам удерживать девочку в Чечне.

— Аллу привезли к нам поздно вечером, — рассказывает жена Дакаева Аминат Каюмова, — сначала она не хотела оставаться, боялась нас. Потом увидела, что в комнате спят наши дети, и успокоилась. Она была сплошь в комариных укусах… Жила Алла вместе с нами, ела то же, что и мои дети, играла с ними, спала рядом, по ночам я водила ее купаться на речку, от бомбежек учила прятаться под окнами дома, в подвал она боялась идти… — Аминат говорит, что привязалась к Алле и переживала за нее. Хотела ехать в Хасавюрт, чтобы связаться с родителями девочки, но побоялась, что бандиты расправятся с ее детьми. — Я просила прощения у Аллы, когда она жила у нас. В суде не стала извиняться перед девочкой, потому что это было бы не то, но сейчас снова прошу у нее прощения, — говорит женщина. — В Чечне волчий закон: сильный давит слабого. Только у нас в Шали из чеченских же семей были похищены трое детей и с родителей требовали выкуп. Что я могла сделать для Аллы? Чем помочь? И сейчас я по-прежнему боюсь за моих детей.

Следователь Ковалев: «Действительно, Дакаев относился к девочке неплохо. Но выходить из его дома она могла только в сопровождении провожатого. А за то, что Алла жила у Дакаева, он получил от Ахматханова 4 тысячи долларов. Поэтому мы сочли его соучастником преступления».

В суде эта информация не проверялась, но следствие якобы располагало сведениями, что Дакаев и Абуев якобы принимали участие в обмене Аллы в декабре 1999 года. Ахматханов привлек их потому, что опасался: его людей могут перестрелять.

Третьего из подсудимых, Саламбека Джаватханова, привезли к нам на третьяк из Москвы, и я его встретил однажды на сборке и впоследствии несколько раз видел издалека. Это крупный, немолодой человек с расшлепанным носом. Мы поговорили с ним о московских тюрьмах. Джаватханов, так же как и четвертый подельник Хизряев, якобы был осужден в Москве по статье «Самоуправство». Ахмед Дакаев будто бы получил срок за разбой в городе Тольятти. Впрочем, сам он мне о сроке в Тольятти не говорил, а СМИ могут и ошибаться, и злонамеренно лгать. Я знаю это на своей шкуре. Фильм Первого канала «Охота на призрака», сочиненный по мотивам моего уголовного дела телебандитами, доходит до самой низменной лжи. Так, в фильме есть врезка, где показаны огромные еврохоромы, якобы помещение партизанской базы, обнаруженной на Алтае. Показаны нары человек на сто, в то время как в избушке, откуда нас брала группа захвата, могли едва поместиться три железные кровати. Это только один эпизод лжи, а их в фильме множество.

В тюрьме плавают всякие люди. Часть их (нас) совершила свои преступления обдуманно, часть — случайно. Безусловно, в российских тюрьмах находится самая энергичная часть населения России. Безусловно, определенное количество людей будет находиться в тюрьмах при любом режиме. Но значительная часть заключена потому, что это государство не умеет привлекать на свою сторону энергию и волю буйной части населения. И тупо гнобит людей, которые в иное время покоряли бы для него Турцию или Пакистан, стреляли бы в стычках на караванных тропах агентами Коминтерна. К этой категории относятся и чеченцы. Удивительна пассионарная живучесть этого небольшого горного народа, бросившего вызов чванливой и жестокой России. Их женщины некрасивы, низкорослы и черны, но они рождают мужчин острых, сильных и непокоримых, как куски колючей проволоки.

В воронке они быстро порешали свои дела. Дакаева вывели из стакана и прихватили наручником к решке. Ильяс Абуев встал, подошел к решке, и они затараторили на своем чеченском, перемежая речь русскими словами.

Когда хоть чуть заикнешься о чеченской воинственности, обыватель обыкновенно парирует заявлением: «А они нашим солдатикам головы отрезают». На это можно ответить, что у этих ребят все серьезно, они «ваты не катают» и защищают свою независимость со звериной жестокостью. Их воинские манеры оставляют желать лучшего. Добавлю также, что наши солдатики успешно учатся: научились отрезать головы чеченцам. Таких, как полковник Буданов, в Российской армии — тысячи. Война есть война, а кавказские горцы, безусловно, всегда будут дичее русских ребят — обитателей спальных районов больших городов. Но в тюрьме все равны — и разбойник, и мытарь, и святой, — все мы корчимся на наших крестах, на нашей Голгофе. И горцы, и русские мальчики. На преступление уходит мгновение, если оно необдуманное, и несколько дней, ну недель в жизни, если оно приготовлялось. А в мрачных чистилищах тюрем люди живут годами, а впереди еще дисциплинарный ад зон…

ГЛАВА 7

На сборке, как в клубе Зэка. Общаешься со знакомыми, узнаешь новости, знакомишься. К тому, что все это сопровождается рыком служебных собак и утренним хриплым матом конвойных, привыкаешь. Есть лица, которые тебе приятно видеть, есть неприятные тебе зэки. Как-то утром мы стояли в клетке под лестницей, и было нас немного: Жадай, я его уже упоминал, — худая жердь в темных очках, подельник Игоря из моей хаты, еще тогда только начавший судиться Хитрый, еще какие-то ребята, кажется, там стоял с нами и Серега Михайлов, кажется, тогда уже завезли его, а может, это был не он там с нами. А сзади стоял Лисихин в темно-синей олимпийке. Я не знал тогда еще, кто он такой, но обратил внимание на его стабильное, статичное тело и движущиеся супервнимательные глаза. Жадай, осужденный за разбой и грабеж, получил аж 12,5 года ввиду множественности эпизодов, сам он с простосердечным юмором уверял, что столько не заслуживает — заслуживает девять лет, так он говорил. Потому Жадай написал кассацию в Верховный суд и доознакомливался со своим уголовным делом, с протоколами судебных заседаний и собирался ехать судиться в Москву. 23 октября он и поехал в Москву вместе с еще четырьмя подельниками, а Игорь не поехал. И горько сожалел об этом, измаявшись ожиданием впоследствии. Всего их проходили по делу, кажется, девять человек. Устойчивую группу они не составляли, просто были многолетними друзьями и знакомыми. На самом деле большинство преступлений в России совершается случайными группами рядом живущих друзей, знакомых и собутыльников. Группы из них делают следователи. Жадай уехал 23 октября в Москву и на конец января, когда пишутся эти строки, он еще не вернулся из Москвы, и я не знаю, отменили им приговор или нет. Игорь из моей бывшей хаты № 125 получил меньше всех, как наводчик он получил 5 лет. Но и он подал кассацию, и он хотел пересмотра приговора, считая, что преступления не совершал. Я помогал ему в свое время сочинять дополнения к кассации…