Хлеба кровавый замес - Леонид Шевцов

долларов, офицера – пятьсот, уничтоженный БТР, БМП, танк – тысячу, а вертолёт и самолёт – пять тысяч долларов. Главное – иметь фото или видео. Тогда деньги духам выплачиваются просто бегом.

А умирать никто из них не торопится, тельняшку на себе не рвёт и на пулемёты не бросается: деньги нужны живым, а не мёртвым», – текли в его голове мысли.

«И вот уж кто-кто, их можно считать кем угодно, но они точно не дураки. “Смерть во благо народа” – вся эта идейная говорильня им как мёртвому клизма. В этом нет практического смысла. Для них это просто коммерция, которая должна им приносить только деньги.

В этих-то примитивных, – с сожалением размышлял Алексей, – почти в звериных обстоятельствах кормления и пропитания кроется вся жёсткая и голая правда этой войны – духи зарабатывают себе на жизнь, убивая нас».

Вот так, несколько сумбурно, складывались его раздумья, пока длинная, похожая на нескончаемую лязгающую гусеницу или змею боевая колонна продолжала своё неумолимое движение.

Шаховской, сидя на броне, с удовлетворением наблюдал за низко летающими вертолётами. Колонна в это время объезжала по каменистой укатанной обочине развороченный мощным взрывом участок дороги. В такие моменты принято ехать след в след, так как именно эта колея проверена на безопасность сапёрами.

Офицер докурил, сделал последнюю затяжку и уже хотел выбросить окурок. И в этот момент сзади рядом грохнул взрыв.

Ударная волна кинула Алексея всем корпусом на открытую крышку люка и шандарахнула со всей силы о броню. Шаховской утратил контроль над телом, упал через командирский люк внутрь машины, ударился обо что-то головой и свалился на своё место. По лицу из рассечённого лба заструилась кровь. Его, видимо, контузило.

Женя всем телом подаётся к Шаховскому:

– Ранило?!

– Да туфта! Все к машине! Быстро! – командует он вместо ответа.

Экипаж выскочил из бронетранспортёра. 301-й БТР, шедший позади 300-го, значительно повредило. Его взрывом опрокинуло набок и вырвало колёсный редуктор. Вокруг было разбросано всё, что крепилось на технике. Рядом образовалась внушительная воронка. Плотная завеса пыльной пудры сделала территорию вокруг места подрыва плохо видимой, а воздух практически непригодным для дыхания – в нём ощущался недостаток кислорода. Горло саднило и хотелось прокашляться.

С такими последствиями обычная противотанковая мина не взрывается – слишком сильная ударная волна и необычно глубокая воронка. Вырванное вместе с редуктором колесо БТРа весом около двухсот кило отбросило взрывной волной метров на семьдесят – сто. Было очевидно, что для подрыва был заложен фугас, начиненный большим количеством взрывчатки.

Возле подорванной машины уже суетились бойцы, помогая всем, кто в этом ещё нуждался. Там же находились командир седьмой роты Пасько и его взводный, лейтенант Медведков.

Уже подлетел БТР комбата. Он спрыгнул с машины и направился к офицерам.

Из подорванной машины извлекли мёртвого Крикунова. У него раздавлена грудная клетка, повреждения открытые. Сергей был в момент подрыва на своём командирском месте, а рядом к корпусу, внутри бронемашины, надёжно прикручена тяжёлая танковая радиостанция. Но крепления не выдержали силы взрыва, и станцию сорвало с места. По сути, именно она и убила Крикунова.

Достали водителя с залитым кровью лицом, он стонал. Жив! Достали бездыханные тела ещё двух солдат. Видимых повреждений нет, но они мертвы. Так случилось от минно-барической травмы, то есть от резко возросшего внутри машины давления в момент взрыва.

Рядом с Крикуновым лежал Бугай. Из пасти капала кровь со слюной. Псина тихо и на последнем издыхании поскуливала.

Комбат нервно курил и иногда матерился, ни к кому не обращаясь и покусывая свои чёрные усы. Рядом Шаховской стоял и старался тряпкой унять идущую кровь.

Говорить не о чем. Гнетущее молчание давило, но слова произносить совсем не хотелось.

«Души погибших ещё рядом с этим местом. Тела мертвы, а души рядом и всё слышат… Это-то и вызывает ощущение трагедии – совсем рядом Жизнь и Смерть… Жизнь и Смерть как что-то неразрывное… единое… Как почти разные концы одной… да даже просто палки… а нам это нелепо и непонятно. Именно сейчас это осязаемо и почти физически чувствуется», – не совсем адекватные мысли, больше похожие на лёгкое  расстройство, блуждали в мозгу Алексея, – видимо, удар взрывной волны не обошёлся без последствий. Но Алексей решил об этом не упоминать никому, рассчитывая, что всё само собой пройдёт, как это часто проходило в других известных ему случаях у офицеров, получивших похожую незначительную контузию.

Недалеко от комбата и Шаховского стояли Пасько и Медведков.

Пробираясь сквозь колонну к месту происшествия, подъехали санитарная машина и техлетучка*.

*Техлетучка – грузовой ЗИЛ или «Урал» с кунгом, в котором имеется оборудование для экспресс-ремонта в полевых условиях.

На ней обычно перемещался зампотех батальона, капитан маленького роста, поджарый, с вечно чёрными от масла и копоти руками и грязным комбезом, с жиденькими соломенными волосами и красным носом, лет тридцати шести – сорока. Комбат звал его по имени – Володя, остальные офицеры или Владимиром Николаевичем, или же просто – Николаич.

Шаховской сталкивался с ним редко из-за характера его обязанностей, которые были в самой значительной степени завязаны на технику и технарей, и ранее не особо разглядывал этого неприметного офицера. Война и обстоятельства гибели, присутствие свежей смерти рядом, многое обостряют в ощущениях и восприятии, и Алексей почему-то увидел его как впервые.

По военным меркам, для своей должности он был далеко не молод. Явно засиделся на месте зампотеха батальона, но оставался добрым, исполнительным, трудолюбивым человеком, с отличным знанием техники и умелыми руками.

В санитарном ГАЗ-66 находилась фельдшер батальона – женщина-прапорщик. Звали её Тася, она была из немногих женщин на той войне. И практически лишь одна эта незаурядная женщина с редким именем Таисия регулярно участвовала в боевых действиях в составе третьего рейдового батальона.

В своём батальоне её знали все. В полку, где народу немало, она тоже была у многих на слуху.

Жизнерадостная и смешливая, лет двадцати восьми – тридцати. Вполне миловидная, высокая, пружинистая и одновременно женственная, которая обладала способностью маскировать и куда-то прятать от окружающих свою сексуальность и привлекательность. Только глаза она не скрывала. Это было единственное место, в которых присущая ей красота оставалась видна в тех обстоятельствах. Многие офицеры оказывали ей знаки внимания, но…

Всем в полку было понятно, что в тяжких физически и психологически обстоятельствах полнейшей неопределённости, словно при игре в орлянку с самой судьбой, когда постоянно на кону в ней твоя жизнь, душа будет искать моменты покоя, искать тепла, а нервы разрядки.

И два взрослых человека в тех жизненных обстоятельствах сошлись. Так им обоим было проще. И если говорить прямо, это помогало много лучше переносить все тяготы, так как мужчина и женщина со всеми жизненными перипетиями