Катастрофа - Валентин Лавров

Как ни безвольна, даже труслива была соглашательская демократия сама по себе, но те массовые силы, на которые она снова полуоперлась в борьбе против Корнилова, открывали перед нею неисчерпаемые источники действия. Эсеры и меньшевики видели свою задачу не в том, чтоб победить Корнилова в открытом бою, а в том, чтоб привлечь их (войска. — В. Л.) на свою сторону. Это было правильно. Против «соглашательства» по этой линии не возражали, разумеется, и большевики: наоборот, это ведь и был их основной метод; большевики требовали лишь, чтоб за агитаторами и парламентерами стояли наготове вооруженные рабочие и солдаты. Для морального воздействия на корниловские части сразу открылся неограниченный выбор средств и путей. Так, навстречу дикой дивизии послана была мусульманская делегация, в состав которой были включены немедленно обнаружившиеся туземные авторитеты, начиная с внука знаменитого Шамиля, геройски защищавшего Кавказ от царизма. Арестовать делегацию горцы не позволили своим офицерам: это противоречило вековым обычаям гостеприимства. Переговоры открылись и сразу стали началом конца. Корниловские командиры, в объяснение всего похода, ссылались на начавшиеся в Петербурге бунты немецких агентов. Делегаты же, прибывавшие непосредственно из столицы, не только опровергали факт бунта, но и с документами в руках доказывали, что Крымов — мятежник и ведет войска против правительства. Что могли на это возразить офицеры Крымова?!»

Прием старый, когда интриганы переворачивают факты с ног на голову… Защитники отечества были названы «мятежниками». А куда в политике без шулерства денешься?

* * *

И все же эта разлагающая сила, направляемая соратниками Троцкого, разбилась бы о твердость казаков, если бы… Если бы 29 августа генерал Крымов не получил специальную телеграмму:

«В Петрограде полное спокойствие. Никаких выступлений не ожидается. Надобности в вашем корпусе никакой. Керенский».

Это был приказ. И приказ преступный. Как и последовавшее позже запрещение: «Троцкого ни в коем случае не арестовывать». Но вернемся к августовским событиям.

5

Как убийцы превозносятся своей наглостью и жестокостью, так лишенный нравственных оснований Троцкий спустя годы похвалялся: железнодорожники-де плясали под большевистскую дудку, загоняли эшелоны с казаками черт-те знает куда!

«Полки попадали не в свои дивизии, артиллерии загонялись в тупики, штабы теряли связь со своими частями. На всех крупных станциях были свои советы, железнодорожные и военные комитеты. Телеграфисты держали их в курсе всех событий, всех передвижений, всех изменений. Те же телеграфисты задерживали приказы Корнилова. Сведения, неблагоприятные для корниловцев, немедленно размножались, передавались, расклеивались. Машинист, стрелочник, смазчик становились агитаторами. В этой атмосфере продвигались или, еще хуже, стояли на месте корниловские эшелоны. Командный состав, скоро почувствовавший безнадежность положения, явно не спешил вперед и своей пассивностью облегчал работу контрзаговорщиков транспорта. Части армии Крымова таким образом были разметаны по станциям, разъездам и тупикам восьми железных дорог. Прослеживая по карте судьбу корниловских эшелонов, можно вынести впечатление, будто заговорщики играли на железнодорожной сети в жмурки».

«Заговорщики» — по логике Троцкого и его компании, это регулярные войска Российской империи.

Россия, все убыстряя бег, стремилась в пропасть. Улюлюкая, представители различных партий безжалостно и безрассудно подхлестывали ее.

Еще важный документ — упоминавшееся исследование Мельгунова «Золотой немецкий ключ большевиков». Этот известный историк писал: «Те, кому в июле предъявлено было обвинение в «измене», в ноябре оказались у власти… Почти через год, в октябре 1918 года, в Америке появился сборник документов (в количестве 70), разоблачавших всю подноготную «германо-большевистского заговора». Документы получены были зимой 1917/18 г. в России правительственным агентом «Комитета общественной информации» Соединенных Штатов Сиссоном. Они в подлинном смысле были сенсационны, так как устанавливали очевидный факт неоспоримого получения денег большевиками.

А в предисловии к официальному изданию сообщалось, что вашингтонский комитет располагал или подлинниками этих документов, или фотографиями с них. Так обстояло с первыми 54 номерами. В приложении воспроизводилось 15 документов, быть может, еще более значительных по содержанию, но относительно их делалась оговорка, что воспроизводятся здесь лишь копии, сделанные на пишущей машинке и распространяемые в России в антибольшевистских кругах. Эти копии, как можно было предполагать по циркулировавшим слухам, исходят от контрразведки Временного правительства или даже от разведки еще царского времени. Подлинность их при сопоставлении с «оригиналами», подлинники которых доставлены Сиссону, не вызывала никаких сомнений у публикаторов.

В первой серии можно было прочитать, например, протокол изъятия большевиками 2 ноября 1917 года (в архиве министерства юстиции), из досье «Измена» товарищей Ленина, Зиновьева и др., распоряжения германского имперского банка от 2 марта 1917 года о денежных суммах, ассигнованных Ленину и Кo для пацифистской пропаганды в России; а в приложении находилось уже прямое указание о количестве германских марок, вносимых на счет Ленина в Кронштадте, или уведомление от 21 сентября Фюрсенберга-Ганецкого об открытии в Стокгольме варбургским банком, по распоряжению Рейхсбанка, счета на «предприятие тов. Троцкого». В основных документах имелось и «весьма секретное» сообщение представителя Рейхсбанка комиссариату иностранных дел в Петербурге о переводе в январе 18 года 50 миллиардов рублей в распоряжение Совета Народных комиссаров для покрытия расходов по содержанию красной гвардии и агентов- провокаторов, т.е. свидетельство, что и после захвата власти большевики продолжали получать деньги от немцев».

Как бы то ни было, а летом семнадцатого года Троцкому удалось избежать той суровой кары, которая по справедливости постигает изменивших отечеству в период военных действий. Обрюзгший, располневший от тюремного безделья, Лев Давидович был освобожден Керенским 2 сентября.

Шаркая жидкими ножками по булыжной мостовой, он сразу же отправился в большевистский штаб. Его революционное сердце было преисполнено решимости продолжать начатое дело:

— Крушить Россию! Давить костлявой рукой голода русское быдло…

6

Почти ежедневно из неуютных помещений «Крестов» большевики извлекали своих сообщников. Не бесплатно, конечно. Только официальный залог составлял громадные суммы. Так, сам Ильич распорядился выложить за единомышленника из Кронштадта Федю Раскольникова:

— Три тысячи рублей! Такой большевик нам сейчас нужен…

И вождь мирового пролетариата был прав. Изведав смолоду тюремной баланды, он отлично знал, что свобода дороже любых денег. Да и теперь, совсем недавно, чудом избежал ареста. (Спасибо старому другу семьи Ульяновых по Симбирску Саше Керенскому! Ведь Ильич закончил гимназию, директором которой был Керенский-старший, а инспектировал эту гимназию отец Ильича. Эх, малина!)

Но вот маленькая закавыка: где партия обездоленных рабочих и крестьян черпала огромные средства на выкупы заключенных, на оплату многотысячной когорты агитаторов, разлагавших армию? От кайзера? Да! Но с некоторых пор появился еще один хорошо испытанный способ — экспроприация, а попросту — разбой.

Вот что писала газета А.С. Суворина «Новое время»:

РАЗБОЙНЫЙ ПЕТРОГРАД

«Грабежи и убийства идут вовсю. Никакой охраны нет. Граждане брошены на произвол, и люди в солдатской форме чувствуют себя в столице республики, как в глухих брянских лесах. Нападают на прохожих, раздевают их, грабят, а то и просто всаживают нож в спину. Это проделывают в боковых полутемных улицах и на окраинах. Но этого мало. Вчера на глазах прохожих, в десятом часу вечера, когда на Невском тьма народу, группа вооруженных солдат и матросов атаковала какого-то пожилого мужчину. Потребовали денег. Мужчина пробовал отказать. Тогда его повалили на панель, избили, сорвали часы, кольца, вынули бумажник, снова избили и оставили в бессознательном состоянии. Никто не посмел вмешаться. Солдаты угрожали револьверами. Это произошло на глазах у всех, на главной улице столицы, в самом людном месте Невского, против Екатерининского сквера».

Это лишь малый штрих к предреволюционным событиям. «Газета-копейка», выходившая в Петрограде, сообщила: в столице ежедневно совершается свыше четырех сотен налетов на банки, кассиров, квартиры богатых обывателей.

И это — повторю! — изо дня в день все месяцы, предшествовавшие октябрьскому перевороту, по всей империи.